Неточные совпадения
Барон еще на школьной скамейке подружился с
князем Григоровым, познакомился через него с Бахтуловым, поступил к тому прямо на
службу по выходе из заведения и был теперь один из самых близких домашних людей Михайла Борисовича. Служебная карьера через это открывалась барону великолепнейшая.
«Этот Петербург, товарищи мои по
службе, даже комнаты и мебель, словом, все, что напоминает мне моего богоподобного Михайла Борисовича, все это еще более раскрывает раны сердца моего», — заключал барон свое письмо, на каковое
князь в тот же день послал ему телеграфическую депешу, которою уведомлял барона, что он ждет его с распростертыми объятиями и что для него уже готово помещение, именно в том самом флигеле, где и
князь жил.
Анна Юрьевна ушла сначала к княгине, а через несколько времени и совсем уехала в своем кабриолете из Останкина.
Князь же и барон пошли через большой сад проводить Елену домой. Ночь была лунная и теплая.
Князь вел под руку Елену, а барон нарочно стал поотставать от них. По поводу сегодняшнего вечера барон был не совсем доволен собой и смутно сознавал, что в этой проклятой
службе, отнимавшей у него все его время, он сильно поотстал от века.
Князь и Елена между тем почти шепотом разговаривали друг с другом.
— Но зачем же погибать, друг мой милый? Вдумайтесь вы хорошенько и поспокойней в ваше положение, — начал
князь сколь возможно убедительным голосом. — На что вам
служба?.. Зачем она вам?.. Неужели я по своим чувствам и по своим средствам, наконец, — у меня ведь, Елена, больше семидесяти тысяч годового дохода, — неужели я не могу обеспечить вас и вашу матушку?
M-r Оглоблин приходился тоже кузеном и
князю Григорову, который, впрочем, так строго и сурово обращался с ним, что m-r Николя почти не осмеливался бывать у Григоровых; но, услышав последнее время в доме у отца разговор об Елене, где, между прочим, пояснено было, что она любовница
князя, и узнав потом, что ее выгнали даже за это из
службы, Николя воспылал нестерпимым желанием, что бы там после с ним ни было, рассказать обо всем этом княгине.
К счастью Миклакова, он после посещения
князя удержался и не пил целый вечер, на другой день поутру отправился даже на
службу, по возвращению с которой он и получил благодатную весточку от г-жи Петицкой.
— Вот эта ж самая
служба родине, — заговорил он немножко нараспев и вкрадчивым голосом, — я думаю, и нуждалась бы, чтобы вы не расходились с
князем: он — человек богатый ж и влиятельный, и добрый! Мы ж поляки, по нашему несчастному политическому положению, не должны ничем пренебрегать, и нам извинительны все средства, даже обман, кокетство и лукавство женщин…
Неточные совпадения
— Ну, про это единомыслие еще другое можно сказать, — сказал
князь. — Вот у меня зятек, Степан Аркадьич, вы его знаете. Он теперь получает место члена от комитета комиссии и еще что-то, я не помню. Только делать там нечего — что ж, Долли, это не секрет! — а 8000 жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его
служба, — он вам докажет, что самая нужная. И он правдивый человек, но нельзя же не верить в пользу восьми тысяч.
Сам же он во всю жизнь свою не ходил по другой улице, кроме той, которая вела к месту его
службы, где не было никаких публичных красивых зданий; не замечал никого из встречных, был ли он генерал или
князь; в глаза не знал прихотей, какие дразнят в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду не был в театре.
— Я, конечно, не нахожу унизительного, но мы вовсе не в таком соглашении, а, напротив, даже в разногласии, потому что я на днях, завтра, оставляю ходить к
князю, не видя там ни малейшей
службы…
Баклагой, как мне потом сказали, прозывался молодой, красивый и чрезвычайно избалованный ямщик;
князь его любил, дарил ему лошадей, гонялся с ним, проводил с ним целые ночи… Этого самого
князя, бывшего шалуна и мота, вы бы теперь не узнали… Как он раздушен, затянут, горд! Как занят
службой, а главное — как рассудителен!
Падение
князя А. Н. Голицына увлекло Витберга; все опрокидывается на него, комиссия жалуется, митрополит огорчен, генерал-губернатор недоволен. Его ответы «дерзки» (в его деле дерзость поставлена в одно из главных обвинений); его подчиненные воруют, — как будто кто-нибудь находящийся на
службе в России не ворует. Впрочем, вероятно, что у Витберга воровали больше, чем у других: он не имел никакой привычки заведовать смирительными домами и классными ворами.