Неточные совпадения
— Я бросил на мягкое, — сердито отозвался Самгин, лег и задумался о презрении некоторых людей ко всем остальным. Например — Иноков. Что ему право, мораль и все, чем живет большинство, что внушается человеку государством, культурой? «Классовое государство ремонтирует старый дом гнилым деревом», — вдруг вспомнил он
слова Степана Кутузова. Это было неприятно вспомнить, так же как удачную фразу
противника в гражданском процессе. В коридоре все еще беседовали, бас внушительно доказывал...
У него от злости недоставало голоса, чтобы окончательно уничтожить своего
противника. Он остановился на минуту, чтоб собраться с силами и придумать ядовитое
слово, но не придумал от избытка скопившейся желчи.
Противник этот был чрезвычайно опасный, несмотря на то, что он, как молчальник, почти и не говорил ни с кем ни
слова.
Но в своей горячей речи уважаемый мой
противник (и
противник еще прежде, чем я произнес мое первое
слово), мой
противник несколько раз воскликнул: „Нет, я никому не дам защищать подсудимого, я не уступлю его защиту защитнику, приехавшему из Петербурга, — я обвинитель, я и защитник!“ Вот что он несколько раз воскликнул и, однако же, забыл упомянуть, что если страшный подсудимый целые двадцать три года столь благодарен был всего только за один фунт орехов, полученных от единственного человека, приласкавшего его ребенком в родительском доме, то, обратно, не мог же ведь такой человек и не помнить, все эти двадцать три года, как он бегал босой у отца „на заднем дворе, без сапожек, и в панталончиках на одной пуговке“, по выражению человеколюбивого доктора Герценштубе.
Иногда долго я не верил
словам моих преследователей и отвечал на них смехом, но вдруг как-то начинал верить, оскорбляться насмешками, разгорячался, выходил из себя и дерзкими бранными
словами, как умел, отплачивал моим
противникам.
— Женат, четверо детей. Жена у него, в добрый час молвить, хорошая женщина! Уж так она мне приятна! так приятна! и покорна, и к дому радельна,
словом сказать, для родителев лучше не надо! Все здесь, со мною живут, всех у себя приютил! Потому, хоть и
противник он мне, а все родительское-то сердце болит! Не по нем, так по присным его! Кровь ведь моя! ты это подумай!
— Зачем же без пощады, дорогой мой господин Чиппатола! Я ни за что в мире не возьму моих вчерашних
слов назад — но я не кровопийца!.. Да вот постойте, сейчас придет секундант моего
противника. Я уйду в соседнюю комнату — а вы с ним и условитесь. Поверьте, я ввек не забуду вашей услуги и благодарю вас от души.
Фрондерство Николая Артемьевича состояло в том, что он услышит, например,
слово «нервы» и скажет: «А что такое нервы?» — или кто-нибудь упомянет при нем об успехах астрономии, а он скажет: «А вы верите в астрономию?» Когда же он хотел окончательно сразить
противника, он говорил: «Все это одни фразы».
И мы дел aejvi9Tu д>ем с большим удовольствием, что искренно уважаем этого бодрого и смелого
противника, который даже при
слове"субсидия"не смущается духом.
Стельчинский начинал со
слов: La nuit porte conseil, monsieur, — ни в чем не извинялся, потому что, по его мнению, он своего
противника ничем не оскорбил: впрочем, сознавался, что накануне излишне погорячился, и кончил объявлением, что состоит в полном распоряжении господина Астахова (de m-r Astakhof), но сам уже удовлетворения более не желает.
Стельчинский постарался выговорить эти
слова как можно равнодушнее. У Владимира Сергеича сердце екнуло. Он посмотрел своему недуманному-негаданному
противнику в лицо. «Фу ты, господи, какая глупость!» — подумал он.
В ответе своем
противникам он привел до двадцати статей из «Свода законов», из которых видно, что отстранение стеснений ео внешней торговле постоянно было в видах правительства; кроме того, он сослался на понижение тарифа в 1850 и 1854 годах, указал на несколько частных постановлений о понижении пошлин, намекнул даже на то, что готовится новый тариф, еще более пониженный,
словом — доказал, что он в своей статье повторял только то, что уже давно решено правительственным образом.
Один говорил глухим голосом, полным задушевности и скорбных нот сожаления к заблуждающемуся
противнику; другой — спокойно, с сознанием своего умственного превосходства, с желанием не употреблять тех
слов, колющих самолюбие
противника, которых всегда так много в споре двух людей о том, чья истина ближе к истине.
Владимир. Сейчас. Вхожу в гостиную: там играют по 5 копеек в мушку. Я посмотрел: почти ни
слова не сказал. Мне стало душно. Не понимаю этой глупой карточной работы: нет удовольствия ни для глаз, ни для ума, нет даже надежды, обольстительной для многих, выиграть, опустошить карманы
противника. Несносное полотерство, стремление к ничтожеству, пошлое самовыказывание завладело половиной русской молодежи; без цели таскаются всюду, наводят скуку себе и другим…
И вот между ними закипает тяжелый, бесконечный, оскорбительный, скучный русский спор. Какой-нибудь отросток мысли, придирка к
слову, к сравнению, случайно и вздорно увлекают их внимание в сторону, и, дойдя до тупика, они уже не помнят, как вошли в него. Промежуточные этапы исчезли бесследно; надо схватиться поскорее за первую мысль
противника, какая отыщется в памяти, чтобы продлить спер и оставить за собою последнее
слово.
Это прозвище также было в ходу потому что, как нарочно, все наши
противники были разночинцы, от которых мы с Панаевым отличались в гимназии красными воротниками; это было очень прискорбно, потому что прежде у нас никогда не было слышно ни одного
слова и даже намека на различие сословий.
Старайся, чтобы в споре
слова твои были мягки, а доводы тверды. Старайся не досадить
противнику, а убедить его.
Но все это еще только наивно и странно; мы же на том не остановились, мы дошли до столбов Геркулесовых. Для доказательства истинности своих «убеждений» и для вящего распространения их, мы прибегали ко всяческим насилиям: явная ложь, клевета, самовосхваление —
словом, все темные силы, какие только находились в распоряжении поборников истины, были пущены в ход для зажатия рта
противникам, подымавшим голос во имя простого здравого смысла.
Когда же мы говорим о любви к своему
противнику, мы имеем в виду не эрос и не филиа, для этого существует
слово «агапэ».
— Ну полно врать: помнишь! Прекрасно ты все помнишь! Еще по твоему же совету… ты же сказал, что ты понимаешь одну только такую дуэль, по которой
противник будет наверняка убит. Что, не твои это
слова?
Он хорошо понимал, что японцы взяли последнее
слово военной науки и техники, что к этому они прибавили чисто азиатскую хитрость и поразительную наблюдательность, и таким образом, в общей сложности, представляют из себя более чем серьёзного
противника.
Для достижения этой цели всего лучше было оговорить их же и стать на стороне
противников, то есть народа; таким образом он представлял завистливой власти государя, что есть другая власть, которая осмеливается ему противиться хоть
словом.
— Да, слишком хорошо, — ввернул Ранеев свое
слово в речь
противников. — Только вспомнишь о нем, так мороз по коже подирает. Стоит только поставить рядом русского крестьянина и белорусца. Что ест этот несчастный, в чем одет, под какой кровлей живет? И свет-то Божий проходит у него со двора через крошечные отверстия вместо окошек, а не с улицы. Какой-то сочинитель писал, что и собаки, увидав панскую бричку, с испуга бросаются в подворотни.
Леандров.
Слово честное — великое дело. Но я знаю, исполнение этого
слова убьет моего сына, или он убьет своего
противника. Таков я сам был в молодости. Нельзя ли, однако ж, найти средств, чтоб сами Мухоморовы отказались от своих прав?
Каждое
слово его, подобно огненному мечу ангела, карателя зла, падало на сердца его
противников; сильные доводы его заставили их умолкнуть.
Первый был только строгий, безотговорочный исполнитель тайных приговоров, исправная хлопушка, которою колотил людей, как мух, не зная, однако ж, за что их душил: одним
словом, немой, готовый по первому взгляду своего повелителя накинуть петлю; другой — ловкий, умный лазутчик, советник, фактор и допросчик по всем делам, где дух человека и гражданина выказывал себя в
словах, или даже намеках, благородным
противником властолюбивой личности временщика.
Это — легкий способ заткнуть рот
противнику и лишить его
слова.
В разговор втянулись Катерина Николаевна и Ширяев. И у них, и у доктора, казалось, были одинаковые желания, одинаковые цели. Но, когда о них говорил доктор, его
слова были похожи на сухие червивые орехи. А в устах его
противников эти же
слова становились живыми и горячими, полными волнующего смысла. И двум слушавшим гимназисткам, сестрам Катерины Николаевны, тоже стало странно от осенне-вялого настроения доктора.
Это антисоциальное движение может показаться его сторонникам и
противникам революционным в социалистическом смысле этого
слова.
— Так как
противники отказались от примирения, то не угодно ли начать: взять пистолеты и по
слову три начинать сходиться.