Неточные совпадения
«Стой! — крикнул укорительно
Какой-то попик седенький
Рассказчику. — Грешишь!
Шла борона прямехонько,
Да вдруг махнула в сторону —
На
камень зуб попал!
Коли взялся рассказывать,
Так
слова не выкидывай
Из песни: или странникам
Ты сказку говоришь?..
Я знал Ермилу Гирина...
Другой бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune; [руку и сердце (фр.).] но надо мною
слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, — прости любовь! мое сердце превращается в
камень, и ничто его не разогреет снова.
Вот Мишенька, не говоря ни
слова,
Увесистый булыжник в лапы сгрёб,
Присел на корточки, не переводит духу,
Сам думает: «Молчи ж, уж я тебя, воструху!»
И, у друга на лбу подкарауля муху,
Что силы есть — хвать друга
камнем в лоб!
[В травах,
словах и
камнях (лат.).]
Василий Иванович вдруг побледнел весь и, ни
слова не говоря, бросился в кабинет, откуда тотчас же вернулся с кусочком адского
камня в руке. Базаров хотел было взять его и уйти.
Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно смотрят на немой
камень, под которым лежит их сын; поменяются коротким
словом, пыль смахнут с
камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до воспоминаний о нем…
Доктор, тот самый уездный лекарь, у которого не нашлось адского
камня, приехал и, осмотрев больного, посоветовал держаться методы выжидающей и тут же сказал несколько
слов о возможности выздоровления.
Человек, украшенный зелеными
камнями, взмахнув головой и руками, ударил по клавишам, а ‹Ерухимович› начал соло, и Самгин подумал, не издевается ли он над людями, выпевая мрачные
слова...
Шемякин говорил громко, сдобным голосом, и от него настолько сильно пахло духами, что и
слова казались надушенными. На улице он казался еще более красивым, чем в комнате, но менее солидным, — слишком щеголеват был его костюм светло-сиреневого цвета, лихо измятая дорогая панама, тросточка, с ручкой из слоновой кости, в пальцах руки — черный
камень.
— Был проповедник здесь, в подвале жил, требухой торговал на Сухаревке. Учил:
камень — дурак, дерево — дурак, и бог — дурак! Я тогда молчал. «Врешь, думаю, Христос — умен!» А теперь — знаю: все это для утешения! Все —
слова. Христос тоже — мертвое
слово. Правы отрицающие, а не утверждающие. Что можно утверждать против ужаса? Ложь. Ложь утверждается. Ничего нет, кроме великого горя человеческого. Остальное — дома, и веры, и всякая роскошь, и смирение — ложь!
Самгин слушал, верил, что возникают союзы инженеров, врачей, адвокатов, что предположено создать Союз союзов, и сухой стук, проходя сквозь
камень, слагаясь в
слова, будил в Самгине чувство бодрости, хорошие надежды.
— Поверьте мне, это было невольно… я не мог удержаться… — заговорил он, понемногу вооружаясь смелостью. — Если б гром загремел тогда,
камень упал бы надо мной, я бы все-таки сказал. Этого никакими силами удержать было нельзя… Ради Бога, не подумайте, чтоб я хотел… Я сам через минуту Бог знает что дал бы, чтоб воротить неосторожное
слово…
— Не влюблена ли? — вполголоса сказал Райский — и раскаялся; хотелось бы назад взять
слово, да поздно. В бабушку точно
камнем попало.
Немного выше устья последней, на левом берегу Такемы, по
словам Чан Лина, есть скалистая сопка, куда удэгейцы боятся ходить: там с гор всегда сыплются
камни, там — обиталище злого духа Какзаму.
Когда взошло солнце, мы сняли палатки, уложили нарты, оделись потеплее и пошли вниз по реке Ляоленгоузе, имеющей вид порожистой горной речки с руслом, заваленным колодником и
камнями. Километров в 15 от перевала Маака Ляоленгоуза соединяется с другой речкой, которая течет с северо-востока и которую удэгейцы называют Мыге. По ней можно выйти на реку Тахобе, где живут солоны. По
словам Сунцая, перевал там через Сихотэ-Алинь низкий, подъем и спуск длинные, пологие.
Кое-где местами, в котловинах, собралась вода, столь чистая и прозрачная, что исследователь замечает ее только тогда, когда попадает в нее ногой. Тут опять есть очень глубокий колодец и боковые ходы. В этом большом зале наблюдателя невольно поражают удивительные акустические эффекты — на каждое громкое
слово отвечает стоголосое эхо, а при падении
камня в колодец поднимается грохот, словно пушечная пальба: кажется, будто происходят обвалы и рушатся своды.
Как больно здесь, как сердцу тяжко стало!
Тяжелою обидой, словно
камнем,
На сердце пал цветок, измятый Лелем
И брошенный. И я как будто тоже
Покинута и брошена, завяла
От
слов его насмешливых. К другим
Бежит пастух; они ему милее;
Звучнее смех у них, теплее речи,
Податливей они на поцелуй;
Кладут ему на плечи руки, прямо
В глаза глядят и смело, при народе,
В объятиях у Леля замирают.
Веселье там и радость.
Услужливые старухи отправили ее было уже туда, куда и Петро потащился; но приехавший из Киева козак рассказал, что видел в лавре монахиню, всю высохшую, как скелет, и беспрестанно молящуюся, в которой земляки по всем приметам узнали Пидорку; что будто еще никто не слыхал от нее ни одного
слова; что пришла она пешком и принесла оклад к иконе Божьей Матери, исцвеченный такими яркими
камнями, что все зажмуривались, на него глядя.
Из Евангелия более всего, запали в мою душу
слова «не судите, да не судимы будете» и «кто из вас безгрешен, тот пусть первый бросит в нее
камень».
На Иртыше затонула баржа с незастрахованным чужим товаром, пароход «Первинка» напоролся на подводный
камень и целое лето простоял без работы, было несколько запоздавших грузов, за которые пришлось платить неустойку, — одним
словом, одна неудача за другой.
Я не понял ничего, но невольно запоминал такие и подобные
слова, — именно потому запоминал, что в простоте этих
слов было нечто досадно таинственное: ведь не требовалось никакого особого уменья взять
камень, кусок хлеба, чашку, молоток!
Господа стихотворцы и прозаики, одним
словом поэты, в конце прошедшего столетия и даже в начале нынешнего много выезжали на страстной и верной супружеской любви горлиц, которые будто бы не могут пережить друг друга, так что в случае смерти одного из супругов другой лишает себя жизни насильственно следующим образом: овдовевший горлик или горлица, отдав покойнику последний Долг жалобным воркованьем, взвивается как выше над кремнистой скалой или упругой поверхностыо воды, сжимает свои легкие крылья, падает
камнем вниз и убивается.
Да, он никогда об этом не думал. Ее близость доставляла ему наслаждение, но до вчерашнего дня он не сознавал этого, как мы не ощущаем воздуха, которым дышим. Эти простые
слова упали вчера в его душу, как падает с высоты
камень на зеркальную поверхность воды: еще за минуту она была ровна и спокойно отражала свет солнца и синее небо… Один удар, — и она всколебалась до самого дна.
Тит понимал, что все его расчеты и соображения разлетелись прахом и что он так и останется лишним человеком. Опустив голову, старик грустно умолк, и по его сморщенному лицу скатилась непрошенная старческая слезинка. Ушиб его солдат одним
словом, точно
камнем придавил.
— Собственность! — ответил он докторальным тоном, — но кто же из нас может иметь сомнение насчет значения этого
слова! Собственность — это краеугольный
камень всякого благоустроенного общества-с. Собственность — это объект, в котором человеческая личность находит наиудобнейшее для себя проявление-с. Собственность — это та вещь, при несуществовании которой человеческое общество рисковало бы превратиться в стадо диких зверей-с. Я полагаю, что для «деточек» этих определений совершенно достаточно!
Итак, изречение: «не пойман — не вор», как замена гражданского кодекса, и французская болезнь, как замена кодекса нравственного… ужели это и есть та таинственная подоплека, то искомое «новое
слово», по поводу которых в свое время было писано и читано столько умильных речей? Где же основы и краеугольные
камни? Ужели они сосланы на огород и стоят там в виде пугал… для «дураков»?
Старик и мальчик легли рядом на траве, подмостив под головы свои старые пиджаки. Над их головами шумела темная листва корявых, раскидистых дубов. Сквозь нее синело чистое голубое небо. Ручей, сбегавший с
камня на
камень, журчал так однообразно и так вкрадчиво, точно завораживал кого-то своим усыпительным лепетом. Дедушка некоторое время ворочался, кряхтел и говорил что-то, но Сергею казалось, что голос его звучит из какой-то мягкой и сонной дали, а
слова были непонятны, как в сказке.
А там, за стеною, буря, там — тучи все чугуннее: пусть! В голове — тесно, буйные — через край —
слова, и я вслух вместе с солнцем лечу куда-то… нет, теперь мы уже знаем куда — и за мною планеты — планеты, брызжущие пламенем и населенные огненными, поющими цветами, — и планеты немые, синие, где разумные
камни объединены в организованные общества, — планеты, достигшие, как наша земля, вершины абсолютного, стопроцентного счастья…
И опять: я понимаю этот уголь… или не то: чувствую его — так же, как, не слыша, чувствую каждое
слово (она говорит сверху, с
камня) — и чувствую, что все дышат вместе — и всем вместе куда-то лететь, как тогда птицы над Стеной…
С тех пор прошли уже почти сутки, все во мне уже несколько отстоялось — и тем не менее мне чрезвычайно трудно дать хотя бы приближенно-точное описание. В голове как будто взорвали бомбу, а раскрытые рты, крылья, крики, листья,
слова,
камни — рядом, кучей, одно за другим…
Вот: если ваш мир подобен миру наших далеких предков, так представьте себе, что однажды в океане вы наткнулись на шестую, седьмую часть света — какую-нибудь Атлантиду, и там — небывалые города-лабиринты, люди, парящие в воздухе без помощи крыльев, или аэро,
камни, подымаемые вверх силою взгляда, —
словом, такое, что вам не могло бы прийти в голову, даже когда вы страдаете сноболезнью.
Я поневоле вспомнил
слова Валека о «сером
камне», высасывавшем из Маруси ее веселье, и чувство суеверного страха закралось в мое сердце; мне казалось, что я ощущаю на ней и на себе невидимый каменный взгляд, пристальный и жадный.
Около порога сидели два старых и один молодой курчавый солдат из жидов [См. ниже в Словаре трудных для понимания
слов.] по наружности. Солдат этот, подняв одну из валявшихся пуль и черепком расплюснув ее о
камень, ножом вырезал из нее крест на манер георгиевского; другие, разговаривая, смотрели на его работу. Крест, действительно, выходил очень красив.
Он ругался, угрожал; его
слова рассердили меня, я бросился к пещере, вынул
камни, гроб с воробьем перебросил через забор на улицу, изрыл все внутри пещеры и затоптал ее ногами.
Жерновщик Попыгин понял его короче: они всё размерили шагами и косыми саженями, и уговорились они тоже на
слове, ударили по рукам, и пирамида была заказана и исполнялась. Ахилла смотрел, как двигали, ворочали и тесали огромные
камни, и был в восторге от их больших размеров.
Этими
словами кончалась песня, и к этим последним
словам, пропетым заунывным напевом, присоединился бодрый голос веселого Хан-Магомы, который при самом конце песни громко закричал: «Ля илляха иль алла» — и пронзительно завизжал. Потом все затихло, и опять слышалось только соловьиное чмоканье и свист из сада и равномерное шипение и изредка свистение быстро скользящего по
камням железа из-за двери.
Преподав в нагорной проповеди то учение, которое должно руководить жизнью людей, Христос сказал: «И так всякого, кто слушает
слова мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на
камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот; и он не упал, потому что основан был на
камне.
В Евангелиях два раза употреблено
слово «церковь». Один раз в смысле собрания людей, разрешающего спор; другой раз в связи с темными
словами о
камне — Петре и вратах ада. Из этих двух упоминаний
слова «церковь», имеющего значение только собрания, выводится то, что мы теперь разумеем под
словом «церковь».
«Смотрит бог на детей своих и спрашивает себя: где же я? Нет в людях духа моего, потерян я и забыт, заветы мои — медь звенящая, и
слова моя без души и без огня, только пепел один, пепел, падающий на
камни и снег в поле пустынном».
В сумраке вечера, в мутной мгле падающего снега голоса звучали глухо,
слова падали на голову, точно
камни; появлялись и исчезали дома, люди; казалось, что город сорвался с места и поплыл куда-то, покачиваясь и воя.
А где-нибудь в сторонке, заложив руки за спину, поочерёдно подставляя уши новым
словам и улыбаясь тёмной улыбкой,
камнем стоял Шакир, в тюбетейке, и казалось, что он пришёл сюда, чтобы наскоро помолиться, а потом быстро уйти куда-то по важному, неотложному делу.
У лавок с красным товаром на земле сидят слепцы — три пыльные фигуры; их мёртвые лица словно вырублены из пористого
камня, беззубые рты, шамкая, выговаривают унылые
слова...
Впрочем, у Софьи Николавны лежал свой
камень на сердце: она еще не решилась и не знала, как поступить с мужем, который осердился в первый раз за обидные
слова об Александре Степановне: дожидаться ли, чтоб он сам обратился к ней, или прекратить тягостное положенье, испросив у него прощенья и своей любовью, нежностью, ласками заставить его позабыть ее проклятую вспыльчивость?
Ассоциация с чем бы то ни было могла быть мгновенной, дав неожиданные
слова, подобные трещинам на стекле от попавшего в него
камня.
— А то пустить! Я раз
слово сказала, и будет! Твердо, как
камень, — серьезно отвечала Марьяна.
Мне лично было как-то странно слышать эти
слова именно от Пепки с его рафинированным индиферентизмом и органическим недоверием к каждому большому
слову. В нем это недоверие прикрывалось целым фейерверком каких-то бурных парадоксов, афоризмов и полумыслей, потому что Пепко всегда держал
камень за пазухой и относился с презрением как к другим, так и к самому себе.
— Да, да, — прервал боярин, — мирвольте этим бунтовщикам! уговаривайте их! Дождетесь того, что все низовые города к ним пристанут, и тогда попытайтесь их унять. Нет, господа москвичи! не
словом ласковым усмиряют непокорных, а мечом и огнем. Гонсевский прислал сюда пана Тишкевича с региментом; но этим их не запугаешь. Если б он меня послушался и отправил поболее войска, то давным бы давно не осталось в Нижнем бревна на бревне,
камня на
камне!
К полудню по широкому раздолью Оки, которая сделалась уже какого-то желтовато-бурого цвета, шумно гулял «белоголовец». За версту теперь слышался глухой гул, производимый плеском разъяренных волн о
камни и края берега. Голос бури заглушал человеческий голос. Стоя на берегу, рыбаки кричали и надрывались без всякой пользы. Те, к кому обращались они, слышали только смешанный рев воды, или «хлоповень» —
слово, которое употребляют рыболовы, когда хотят выразить шум валов.
Больше мальчики не сказали друг другу ни
слова. Помолчав еще немного и не отрывая глаз от Егорушки, таинственный Тит задрал вверх одну ногу, нащупал пяткой точку опоры и взобрался на
камень; отсюда он, пятясь назад и глядя в упор на Егорушку, точно боясь, чтобы тот не ударил его сзади, поднялся на следующий
камень и так поднимался до тех пор, пока совсем не исчез за верхушкой бугра.
Порою, при огне, вода становилась красной, и отец мой говорил мне: «Ранили мы землю, потопит, сожжет она всех нас своего кровью, завидишь!» Конечно, это фантазия, но когда такие
слова слышишь глубоко в земле, среди душной тьмы, плачевного хлюпанья воды и скрежета железа о
камень, — забываешь о фантазиях.