Неточные совпадения
Самгин слушал, верил, что возникают союзы
инженеров, врачей, адвокатов, что предположено создать Союз союзов, и сухой стук, проходя сквозь камень, слагаясь в
слова, будил в Самгине чувство бодрости, хорошие надежды.
Несколько горных
инженеров и адвокатов, франт учитель гимназии, жандармский капитан, несколько банковских служащих —
словом, обычная танцующая узловская публика.
В оставленном им обществе, между тем,
инженер тоже хотел было представить и передразнить Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — известный актер-трагик.] и Толченова [Толченов Павел Иванович (1787—1862) — артист московской и петербургской трупп на ролях резонеров.], но сделал это так неискусно, так нехудожественно, что даже сам заметил это и, не докончив монолога, на
словах уже старался пояснить то, что он хотел передать.
—
Слова нет, а самое дело есть, — произнес, смеясь,
инженер.
По всему было заметно, что Илариону Захаревскому тяжело было слышать эти
слова брата и стыдно меня; он переменил разговор и стал расспрашивать меня об деревне моей и, между прочим, объявил мне, что ему писала обо мне сестра его, очень милая девушка, с которой, действительно, я встречался несколько раз; а
инженер в это время распорядился ужином и в своей маленькой, но прелестной столовой угостил нас отличными стерлядями и шампанским.
Ох, уж этот полковник, военный
инженер Колосов, холодный человек, ни разу не улыбнувшийся на лекциях, ни разу не сказавший ни одного простого человеческого
слова, молчаливый тиран, лепивший безмолвно, с каменным лицом, губительные двойки, единицы и даже уничтожающие нули!
Заслуги Андреа перед правлением были неисчислимы. Из его головы целиком вышел гениально-мошеннический проект разорения первой компании предпринимателей, и его же твердая, но незримая рука довела интригу до конца. Его проекты, отличавшиеся изумительной простотой и стройностью, считались в то же время последним
словом горнозаводской науки. Он владел всеми европейскими языками и — редкое явление среди
инженеров — обладал, кроме своей специальности, самыми разнообразными знаниями.
— Ваших предков? — переспросил
инженер, подчеркнув первое
слово еще более острой улыбкой.
— Жизнь прекрасна всем, что мне нравится в ней! Чёрт побери, дорогой мой
инженер, для меня
слова не только звуки и буквы, — когда я читаю книгу, вижу картину, любуюсь прекрасным, — я чувствую себя так, как будто сам сделал всё это!
Он отошел от меня и даже головой не кивнул. Я поклонился ему и его дочери, читавшей газету, и вышел. На душе у меня было тяжело до такой степени, что когда сестра стала спрашивать, как принял меня
инженер, то я не мог выговорить ни одного
слова.
— Вы спросите у меня, кого я не знаю! — ответил капитан, пожимая плечами. — И господин Бессонов, будучи студентом, жил в моем отеле. Мы были хорошими друзьями, благородное
слово. Кто только не жил у меня, мосье Лопатин! Многие знатные теперь
инженеры, юристы и писатели знают капитана. Да, весьма многие известные люди помнят меня.
На Воздвиженье, 14 сентября, был храмовой праздник. Лычковы, отец и сын, еще с утра уезжали на ту сторону и вернулись к обеду пьяные; они ходили долго по деревне, то пели, то бранились нехорошими
словами, потом подрались и пошли в усадьбу жаловаться. Сначала вошел во двор Лычков-отец с длинной осиновой палкой в руках; он нерешительно остановился и снял шапку. Как раз в это время на террасе сидел
инженер с семьей и пил чай.
— Это ты можешь; можешь душою болеть, сколько тебе угодно. Пусть будет больно; пройдет! Приглядишься, присмотришься, сам скажешь: «какая я, однако, телятина»; так и скажешь, помяни мое
слово. Пойдем-ка, выпьем по рюмочке и забудем о заблудших
инженерах; на то и мозги, дружище, чтобы заблуждаться… Ведь ты, учитель мой любезный, сколько будешь получать, а?
В Серафиме начинал он распознавать яркий образец теперешней «распусты» (это
слово он употребил не в первый раз сегодня, а выучился ему у одного
инженера, когда ходил в нарядчиках). Он — крестьянский приемыш. Она — дочь таких же мужиков, пробравшихся в купечество, да еще раскольников. А что они из себя представляют? Их обоих кинула нынешняя жизнь в свалку и может закрутить так, что и на каторге очутишься.
Теркин опять употребил мысленно свое
слово, переделанное им на русский лад и подслушанное у одного инженера-поляка.
— Да, у нас дисциплина не то, что у вас. Одно
слово стачечного комитета, — и все сразу бросят работу, от
инженера до последнего стрелочника.
— Прочел, — отвечал молодой
инженер, и в коротких
словах рассказал ему содержание бумаг, не утаив, что нашел и деньги.
Исподволь, при посредстве товарищей, совершенно поправившийся молодой
инженер был подготовлен к разговору с Гладких, который без утайки посвятил его в тайну высокого дома, мрак которой теперь, по его
словам, заменился светом.
— Прошу
слова! — и заговорил: — Товарищи! Я вижу, что
инженеру Голосовкеру нет дела до производства и до строительства социализма! Поэтому он и ведет саботаж всякому улучшению и всякому снижению себестоимости. Какая бы этому могла быть причина? Вот мы все время в газетах читаем — то там окажется спец-вредитель, то там. Не из этих ли он спецов, которые тайно только и думают о том, чтобы всовывать палки в колеса нашего строительства?
По
словам одних, томичи чем-то разгневали г-д
инженеров, по
словам других, около Томска дорогу провести было нельзя по совершенно, будто бы, основательным техническим соображениям и т. д.
Вот неожиданное происшествие: отыскался в Москве Николай Евгеньевич, наш дорогой
инженер и свояк, и мало того, что отыскался, но еще прислал любезное письмо с предложением денег. Вспомнил почти через год, что у него есть мамаша, Инна Ивановна, и предлагает мне разделить материальные заботы о ее существовании. Но ни о Саше, ни о брате Павлуше, ни о моей Лидочке — ни
слова.