Неточные совпадения
Скопин-Шуйский» впервые была поставлена в 1835 году в Александринском (ныне имени А.С.Пушкина) театре Кергель неточно цитирует
слова Ляпунова, обращенные к шведскому
воеводе Делагарди:] тоже растет не по дням, а по часам!..
Нам известно бессилие ляхов; они сильны одним несогласием нашим; но ты изрек истину, говоря о междоусобиях и крамолах, могущих возникнуть между бояр и знаменитых
воевод, а потому я мыслю так: нижегородцам не присягать Владиславу, но и не ходить к Москве, а сбирать войско, дабы дать отпор, если ляхи замыслят нас покорить силою; Гонсевскому же объявить, что мы не станем целовать креста королевичу польскому, пока он не прибудет сам в царствующий град, не крестится в веру православную и не утвердит своим царским
словом и клятвенным обещанием договорной грамоты, подписанной боярскою думой и гетманом Жолкевским.
Арефа стоял и не мог произнести ни одного
слова, точно все происходило во сне. Сначала его отковали от железного прута, а потом сняли наручни. Охоня догадалась и толкнула отца, чтобы падал
воеводе в ноги. Арефа рухнул всем телом и припал головой к земле, так что его дьячковские косички поднялись хвостиками вверх, что вызвало смех выскочивших на крыльцо судейских писчиков.
— А вот тебе и за дьячковский заговор прибавка! — орал
воевода, работая тяжелой нагайкой. — Будешь еще поносные
слова выговаривать?
— А ежели меня дьячок испортил? — оправдывался
воевода. — Я-то знаю хорошо, как все это дело вышло… Вот как испортил: не успел я глазом мигануть. Какие он мне слова-то говорил?.. Ох, горюшко душам нашим!
«А девка гладкая, — думал
воевода и отплевывался от нечестивой мысли, заползавшей в старую голову. — Как ее звать-то? А ловко она солдат орясиной шарашила… Одним
словом, удалая девка».
Да, было всего, а главное — стала привыкать Охоня к старому
воеводе, который тешил ее да баловал. Вот только кончил скверно: увидел игумена Моисея и продал с первого
слова, а еще сколько грозился против игумена. Обидно Охоне больше всего, что
воевода испугался и не выстоял ее. Все бы по-другому пошло, кабы старик удержался.
Эти
слова заставили Охоню задрожать — не боялась она ни солдат, ни
воеводы, а тут испугалась. Белоус так страшно посмотрел на нее, а сам смеется. Его сейчас же увели куда-то в другое подземелье, где приковал его к стене сам Кильмяк, пользовавшийся у
воеводы безграничным доверием. На железном пруте остались башкир Аблай да слепец Брехун, которых и увели на старое место. Когда их подводили к двери, Брехун повернул свое неподвижное лицо и сказал
воеводе...
Этими
словами слепой старик точно придавил вратаря. Полуект Степаныч узнал его: это был тот самый Брехун, который сидел на одной цепи с дьячком Арефой. Это открытие испугало
воеводу, да и речи неподобные болтает слепой бродяга. А сердце так и захолонуло, точно кто схватил его рукой… По каком ясном соколе убивается красная пташка?.. Боялся догадаться старый
воевода, боялся поверить своим ушам…
Не стерпел обиды Полуект Степаныч и обругал игумена по своему воеводскому обычаю, а игумен запер его в своей келье, положил ключ себе в карман и ушел к вечерне. Тут уж зло-горе взяло
воеводу, и начал он ломиться в дверь и лаять игумена неподобными
словами, пока не выбился из сил. А игумен воротился из церкви и спрашивает через дверь...
Но дверь распахнулась, вошел игумен Моисей, а
воевода не двинулся с места и не проронил ни одного
слова.
— Послушай, Арефа, за такие твои
слова тебя надо к Кильмяку отправить, — пошутил
воевода и ухмыльнулся. — Ах ты, оборотень, што придумал!.. Только мне это средство не по моему чину и не по закону христианскому, да и свою Дарью Никитишну не желаю обижать на старости лет. Ах, какое ты мне
слово завернул, Арефа. Да ведь надо, штобы молодая-то полюбила старика!
Безобразов этот, «старичишка дряхлый, увечный, почти оглохший и ослепший» (по его
словам в челобитной), отправлен был, после 47-летней службы,
воеводою в крепость Терки.
Заговорив о стариках, скажу несколько
слов о своих Шеншиных, хотя бы о Петре Афанасьевиче Шеншине, бывшем
воеводе и ездившем, как я слыхал, на лошадях, кованных серебром.
Словом сказать, это был порядок, до такой степени установившийся и прочный, что при виде его даже самому лютому, рьяному
воеводе не могла прийти в голову мысль о каких-либо увенчательных злодействах, да еще «под личною вашего степенства ответственностью».
Словом, все шло хорошо и обещало покой невозмутимый, но тут-то и беда: не сварился народ — не кормил
воевод, — ниоткуда ничто не касалося, и, кроме уборки огорода, не было правителю прибылей ни больших, ни средних, ни малых.
И во гневе за меч ухватился Поток:
«Что за хан на Руси своеволит?»
Но вдруг слышит
слова: «То земной едет бог,
То отец наш казнить нас изволит!»
И на улице, сколько там было толпы,
Воеводы, бояре, монахи, попы,
Мужики, старики и старухи —
Все пред ним повалились на брюхи.
К Варфоломею благоволил и
словом и делом старый
воевода, отец его крестный.
Стабровский, по отношениям Жвирждовского к брату, к матери и своему твердому характеру, не был такое лицо, которое можно было безнаказанно восстановлять против себя, и потому будущий
воевода, проглотив горькую пилюлю, просил у него извинения за
слова, сказанные в патриотическом увлечении. Наконец, он приступил к финалу своей заученной речи, сначала несколько тревожным голосом, потом все более и более воодушевляясь...
Вспыхнули очи Мамона. Он только что сватал дочь
воеводы Образца за своего сына и получил отказ: неслись уж слухи, потому что мать самого Мамона была волшебница, которая и сожжена. [Князем Иваном Андреевичем Можайским.] От
слов Русалки, ему казалось, шапка на голове его загорелась; он придавил ее могучею рукой и, горько усмехнувшись, сказал...
— Не тебе, однако, бородка, покончить это дело. А тебе вот что: отправь гонца к
воеводе Даниле Холмскому, в его отчину, с
словом моим, чтобы он немедля прибыл в Москву; да сходи к Образцу и скажи ему, что я жалую его, моего слугу: ставлю к нему лекаря-немчина, который-де на днях прибудет к нам; да накажи, принял бы его с хлебом-солью да с честью. Вот сколько я на тебя нагрузил.
Скоро имя его стало громко по злодеяниям, но вместе с тем было окружено ореолом «геройства». Это объясняется тогдашним взглядом народных масс на разбойников, которые имели недоступную для других, но заманчивую силу уйти из-под гнета
воевод и подьячих и добывать себе средства для привольного житья грудь с грудью, ценою своей жизни. Оттого-то в русских народных песнях встречается почти всегда ласкательное
слово «разбойничек».