Неточные совпадения
В это время солнце только что
скрылось за горизонтом.
От гор к востоку потянулись длинные тени. Еще не успевшая замерзнуть вода в реке блестела как зеркало; в ней отражались кусты и прибрежные деревья. Казалось, что там, внизу, под водой, был такой же
мир, как и здесь, и такое же светлое небо…
Когда я в первый раз познакомился с Евангелием, это чтение пробудило во мне тревожное чувство. Мне было не по себе. Прежде всего меня поразили не столько новые мысли, сколько новые слова, которых я никогда ни
от кого не слыхал. И только повторительное, все более и более страстное чтение объяснило мне действительный смысл этих новых слов и сняло темную завесу с того
мира, который
скрывался за ними.
— Да! — отвечал тот. — Это место, например, когда влюбленные сидят на берегу реки и видят вдали большой лес, и им представляется, что если бы они туда ушли, так
скрылись бы
от всех в
мире глаз, — это очень поэтично и верно.
Четырехугольник, и в нем веснушчатое лицо и висок с географической картой голубых жилок —
скрылись за углом, навеки. Мы идем — одно миллионноголовое тело, и в каждом из нас — та смиренная радость, какою, вероятно, живут молекулы, атомы, фагоциты. В древнем
мире — это понимали христиане, единственные наши (хотя и очень несовершенные) предшественники: смирение — добродетель, а гордыня — порок, и что «МЫ» —
от Бога, а «Я» —
от диавола.
Нa следующий день мы расстались. Удэхейцы вошли в лодки и, пожелав нам счастливого пути, отчалили
от берега. Когда обе улимагды достигли порога, удэхейцы еще раз послали нам приветствия руками и
скрылись в каменных ловушках. Мы остались одни и сразу почувствовали себя отрезанными
от мира, населенного людьми. Теперь нам предстояло выполнить самую трудную часть пути.
Когда мы подходили к реке Адими, солнце только что
скрылось за горизонтом. Лесистые горы, мысы, расположенные один за другим, словно кулисы в театре, и величаво спокойный океан озарились розовым сиянием, отраженным
от неба. Все как-то изменилось. Точно это был другой
мир — угасающий,
мир безмолвия и тишины.
Нам кажется сначала, что с этого отношения нашего к
миру и начинается наша жизнь, но наблюдения над собой и над другими людьми показывают нам, что это отношение к
миру, степень любви каждого из нас, не начались с этой жизнью, а внесены нами в жизнь из скрытого
от нас нашим плотским рождением прошедшего; кроме того, мы видим, что всё течение нашей жизни здесь есть ничто иное, как неперестающее увеличение, усиление нашей любви, которое никогда не прекращается, но только
скрывается от наших глаз плотской смертью.
Отцу он оставил «грамотку», в которой объяснял, что не может продолжать жить среди потоков крови неповинных, проливаемой рукой его отца, что «сын палача» — он не раз случайно подслушал такое прозвище — должен
скрыться от людей,
от мира. Он умолял далее отца смирить свою злобу, не подстрекать царя к новым убийствам, удовольствоваться нажитым уже добром и уйти
от двора молиться.