Неточные совпадения
Тут только понял Грустилов,
в чем дело, но так как
душа его закоснела
в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть
в нее. Он даже заподозрил
в первую минуту, что под маской
скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев
в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
«Зачем вечор так рано
скрылись?» —
Был первый Оленькин вопрос.
Все чувства
в Ленском помутились,
И молча он повесил нос.
Исчезла ревность и досада
Пред этой ясностию взгляда,
Пред этой нежной простотой,
Пред этой резвою
душой!..
Он смотрит
в сладком умиленье;
Он видит: он еще любим;
Уж он, раскаяньем томим,
Готов просить у ней прощенье,
Трепещет, не находит слов,
Он счастлив, он почти здоров…
В душе моей смешались два чувства: злоба к собаке, что она меня так напугала, и радость, что она возвратилась. Леший с минуту повертелся около меня, тихонько повизжал и снова
скрылся в темноте.
Молчи,
скрывайся и таи
И чувства и мечты свои!
Пускай
в душевной глубине
И всходят и зайдут оне. //..........
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь. //..........
Лишь жить
в самом себе умей:
Есть целый мир
в душе твоей
Таинственно-волшебных дум…
Петра Елисеича поразило неприятно то, что Нюрочка с видимым удовольствием согласилась остаться у Парасковьи Ивановны, — девочка, видимо, начинала чуждаться его, что отозвалось
в его
душе больною ноткой. Дорога
в Мурмос шла через Пеньковку, поэтому Нюрочку довезли
в том же экипаже до избушки Ефима Андреича, и она сама потянула за веревочку у ворот, а потом быстро
скрылась в распахнувшейся калитке.
От той, конечно, не
скрылись все эти переглядывания — и досада невольно закралась
в ее
душу; ее, главное, удивляло — что могло так пленить Вихрова
в Мари.
На этот раз разговор исчерпался; но
в то же утро, придя
в губернское правление и проходя мимо шкафа с законами, помпадур почувствовал, что его нечто как бы обожгло. Подозрение, что
в шкафу
скрывается змий, уже запало
в его
душу и породило какое-то странное любопытство.
Аксюша. Сама не знаю. Вот как ты говорил вчера, так это у меня
в уме-то и осталось. И дома-то я сижу, так все мне представляется, будто я на дно иду, и все вокруг меня зелено. И не то чтоб во мне отчаянность была, чтоб мне
душу свою загубить хотелось — этого нет. Что ж, жить еще можно. Можно
скрыться на время, обмануть как-нибудь; ведь не убьют же меня, как приду; все-таки кормить станут и одевать, хоть плохо, станут.
Так обыкновенно дюжинные и испорченные натуры судят о натуре сильной и свежей: они, судя по себе, не понимают чувства, которое схоронилось
в глубине
души, и всякую сосредоточенность принимают за апатию; когда же наконец, не будучи
в состоянии
скрываться долее, внутренняя сила хлынет из
души широким и быстрым потоком, — они удивляются и считают это каким-то фокусом, причудою, вроде того, как им самим приходит иногда фантазия впасть
в пафос или кутнуть.
Илья приходил домой полный смутного беспокойства, чувствуя, что его мечта о будущем выцвела и что
в нём
в самом есть кто-то, не желающий открыть галантерейную лавочку. Но жизнь брала своё, и этот кто-то
скрывался в глубь
души…
Нищие, странные и убогие были любимою средою Долинской, и
в этой исключительной среде ее робкая и чистая
душа старалась
скрываться от мирских сует и треволнений.
Скрываться рада я
в пустыне
С тобою, царь
души моей!
Но тут мне стало досадно на себя. Отчего я сразу не подошел к ней? Зачем
скрылся и теперь крадусь по следам, как вор,
в темноте? Чего же мне стыдиться? Что я сделал дурного? Откуда этот стыд собственного существования? Если это боязнь показать то серое грязное пятно, которое залегло у меня
в душе… то почему же я стыжусь сознания истины?..
Часто Вадим оборачивался! на полусветлом небосклоне рисовались зубчатые стены, башни и церковь, плоскими черными городами, без всяких оттенок; но
в этом зрелище было что<-то> величественное, заставляющее
душу погружаться
в себя и думать о вечности, и думать о величии земном и небесном, и тогда рождаются мысли мрачные и чудесные, как одинокий монастырь, неподвижный памятник слабости некоторых людей, которые не понимали, что где
скрывается добродетель, там может
скрываться и преступление.
Все было искажено, все перешло
в одни пошлые, заученные формы без
души, потому что все внимание обращали только на внешность, не думая о том, что под нею
скрывается.
Мне прокричали «ура» на прощанье. Последним теплым взглядом я обменялся с Нелюбовым. Пошел поезд, и все ушло назад, навсегда, безвозвратно. И когда стали
скрываться из глаз последние голубые избенки Заречья и потянулась унылая, желтая, выгоревшая степь — странная грусть сжала мне сердце. Точно там,
в этом месте моих тревог, страданий, голода и унижений, осталась навеки частица моей
души.
Она останавливается и смотрит ему вслед не мигая, пока он не
скрывается в подъезде гимназии. Ах, как она его любит! Из ее прежних привязанностей ни одна не была такою глубокой, никогда еще раньше ее
душа не покорялась так беззаветно, бескорыстно и с такой отрадой, как теперь, когда
в ней все более и более разгоралось материнское чувство. За этого чужого ей мальчика, за его ямочки на щеках, за картуз, она отдала бы всю свою жизнь, отдала бы с радостью, со слезами умиления. Почему? А кто ж его знает — почему?
От Петра Васильича тоже не
скрылось, что происходило у нее
в душе.
И когда прошел кузнец, и
скрылась красная
в черном мраке искра, — Елена удивилась своей внезапной радости и удивилась тому, что она все еще нежно и трепетно играет
в ее
душе. Почему возникает, откуда приходит эта радость, исторгающая из груди смех и зажигающая огни
в глазах, которые только что плакали? Не красота ли радует и волнует? И не всякое ли явление красоты радостно?
— Ведь я же сказала тебе… Стану разве
скрываться? Перед тобой раскрыта
душа моя, — чистым, ясным взором глядя
в очи Аграфены Петровны, молвила Дуня. — Были на минуту пустые мысли, да их теперь нет, и не стоит про них поминать…
Только испытав страдания, узнал я близко сродство человеческих
душ между собою. Стоит только хорошенько выстрадаться самому, как уже все страдающие становятся тебе понятны. Этого мало, — самый ум проясняется: дотоле скрытые положения и поприща людей становятся тебе известны, и делается видно, что кому потребно. Велик бог, нас умудряющий. И чем же умудряющий? Тем самым горем, от которого мы бежим и хотим
скрыться. Страданиями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой
в книгах.
В моей комнате, куда я
скрылась от ненавистных взглядов, усмешек и вопросов, было свежо и пахло розами. Я подошла к окну, с наслаждением вдыхая чудный запах… Покой и тишина царили здесь,
в саду,
в азалиевых кустах и орешнике… Прекрасно было ночное небо… Почему, почему среди этой красоты моей
душе так нестерпимо тяжело?
Ты всегда меня видишь! Хорошо знаю я это,
скрываюсь ли от Тебя со стыдом и страхом или внемлю Тебе с восторгом и трепетом. Чаще же — увы! — только мыслью помню о Тебе, но холодна бывает
душа моя. И тогда бываю я свой, а не Твой, замыкается небо, один остаюсь
в своем ничтожестве, на жертву ненасытного и бессильного я. Но Ты зовешь, и радостно вижу, что только я отходил от Тебя, и Ты всегда меня видишь.
Будь под колесами камни, камни б рассыпались
в искры… Село удалялось от них всё более и более…
Скрылись избы,
скрылись барские амбары… Скоро не стало видно и колокольни… Наконец село обратилось
в дымчатую полосу и потонуло
в дали. А Степан всё гнал и гнал. Хотелось ему подальше умчаться от греха, которого он так боялся. Но нет, грех сидел за его плечами,
в коляске. Не пришлось Степану улепетнуть.
В этот вечер степь и небо были свидетелями, как он продавал свою
душу.
И задернулась завеса,
скрылись за нею мрачные силы жизни, оборвался на первом звуке невидимый трагический хор. И не трепет
в душе, не ужас, а только гордость за человека и вера
в необоримую силу его духа.
Мы сели
в лодку и отплыли. Месяц
скрылся за тучами, стало темней;
в лощинке за дубками болезненно и прерывисто закричала цапля, словно ее
душили. Мы долго плыли молча. Наташа сидела, по-прежнему опустив голову. Из-за темных деревьев показался фасад дома; окна были ярко освещены, и торжествующая музыка разливалась над молчаливым садом; это была последняя, заключительная часть симфонии, — победа верящей
в себя жизни над смертью, торжество правды и красоты и счастья бесконечного.
Потом хотели устроить свадебный пир, принесли конфет и варенья. Но я убежал и до самого обеда
скрывался в густой чаще сада. Было мне горько, позорно. Как будто грязью обрызгали что-то нежное и светлое, что только-только стало распускаться
в душе.
Разъезжались. Было три часа ночи. Я нашим сказал, что пойду пешком, и они уехали. А я пошел бродить по улицам. Пустынны тульские улицы ночью, на них часто раздевают одиноких пешеходов. Но ни о чем я этом не думал. Такое счастье было
в душе, что казалось, лопнет
душа, не выдержит; шатало меня, как пьяного. Небо было
в сплошных облаках, за ними
скрывался месяц, и прозрачный белый свет без теней был кругом и снег. И грудь глубоко вдыхала легко-морозный февральский воздух.
Почему вы смотрите куда-то вдаль?“ Это было потому, что
в душе звучало не переставая: „тяжело жить!“ и взгляд бессознательно обращался
в даль, потому что
в этой дали
скрывался конец».
— Особенно, когда она имела честь знать ваше сиятельство
в продолжение некоторого времени, — льстиво заметил Степан. — Ваше сиятельство, может быть, и правы… но так как я не сердцевед, то и не сумею сказать, добровольно или по принуждению
скрывается Ирена Владимировна… или то и другое вместе. Я знаю только то, что это помещение, о котором г-жа Вацлавская не сообщила ни одной живой
душе, охраняется двумя испытанными и весьма преданными ей слугами.
Выстрелы не повторялись; все было тихо. Конечно, Марс не вынимал еще грозного меча из ножен? не
скрылся ли он
в засаде, чтобы лучше напасть на важную добычу свою? не хочет ли, вместо железа или огня, употребить силки татарские? Впрочем, пора бы уж чему-нибудь оказаться! — и оказалось. Послышались голоса, но это были голоса приятельские, именно цейгмейстеров и Фрицев. Первый сердился, кричал и даже грозился выколотить
душу из тела бедного возничего; второй оправдывался, просил помилования и звал на помощь.
При этом докладе мысль, что
в посылке
скрывается что-нибудь таинственное, пробежала, как огненная змейка,
в голове сметливой и — нечего греха таить — влюбленной девушки. Угадчик-сердце шибко застучало, Мариорица призадумалась было, как математик над решением трудной задачи, но поспешила спрятать
в душу свои догадки, раскрыла книгу с важностью президента и принялась за урок, читая его вслух. От первых стихов...
С одной стороны, быстрый, огненный взор из-под черных, густых бровей на дворецкого — взор, который редкий мог выдержать и от которого женщины слабого сложения падали
в обморок. Казалось, им окинул он своего слугу с ног до головы и обозрел
душу его. С другой стороны, глубокий, едва не земной поклон, которым Русалка хотел, казалось,
скрыться от испытующего взора, вручение посоха и целование властительной руки. Шапку не принял Иван Васильевич и дал знать, чтобы он положил на одну из скамеек.
Сижу задумавшись;
в душе моей мечты;
К протекшим временам лечу воспоминаньем…
О дней моих весна, как быстро
скрылась ты
С твоим блаженством и страданьем!
Так вот отчего и цветочки, и поспешность наша, и боязнь оглянуться, и стремление уйти подальше,
скрыться, найти какой-то свой дом на земле… знала
душа, что ей готовится, и трепетала
в слабом человеческом теле!
Но благородство и гордость Марчеллы были подвергнуты слишком тяжелому испытанию: мать ее беспрестанно укоряла их тяжкою бедностью, — ее престарелые годы требовали удобств и покоя, — дитя отрывало руки от занятий, — бедность всех их
душила. О Марчелле пошли недобрые слухи,
в которых имя доброй девушки связывалось с именем богатого иностранца. К сожалению, это не было пустою басней. Марчелла
скрывалась от всех и никому не показывалась. Пик и Мак о ней говорили только один раз, и очень немного. Пик сказал...
Одна лишь смутная мечта
в душе моей
Как будто мир земной
в ничто преобратился;
Как будто та страна знакома стала ей
Куда сей чистый ангел
скрылся.