Неточные совпадения
— Учите сеять разумное, доброе и делаете войну, — кричал с лестницы молодой голос, и откуда-то из глубины дома через
головы людей на лестнице изливалось тягучее
скорбное пение, напоминая вой деревенских женщин над умершим.
Приложившись
головой к подушке и скрестив на груди руки, Лаврецкий глядел на пробегавшие веером загоны полей, на медленно мелькавшие ракиты, на глупых ворон и грачей, с тупой подозрительностью взиравших боком на проезжавший экипаж, на длинные межи, заросшие чернобыльником, полынью и полевой рябиной; он глядел… и эта свежая, степная, тучная
голь и глушь, эта зелень, эти длинные холмы, овраги с приземистыми дубовыми кустами, серые деревеньки, жидкие березы — вся эта, давно им не виданная, русская картина навевала на его душу сладкие и в то же время почти
скорбные чувства, давила грудь его каким-то приятным давлением.
Она слушала и печально качала
головой, чувствуя что-то новое, неведомое ей,
скорбное и радостное, — оно мягко ласкало ее наболевшее сердце.
Когда он впервые рассказал ей о своем грехе с Палагой и о том, как отец убил мачеху, — он заметил, что женщина слушала его жадно, как никогда ещё, глаза её блестели тёмным огнём и лицо поминутно изменялось. И вдруг по
скорбному лицу покатились слёзы, а
голова медленно опустилась, точно кто-то силою согнул шею человека против воли его.
С каждым днем худела она и падала духом, к великому удивлению тетки Анны и
скорбному чувству преклонного отца, который, глядя на дочку, не переставал щурить подслеповатые глаза свои и тоскливо качал белою старческою
головою.
Тетка Анна и Дуня плакали навзрыд. Дедушка Кондратий давно уже не плакал: все слезы давно уже были выплаканы; но тоска, изображавшаяся на кротком лице его, достаточно свидетельствовала о
скорбных его чувствах. Один приемыш казался спокойным. Он стоял, склонив
голову; ни одна черта его не дрогнула во все продолжение предшествовавшей речи.
Но однажды, в глухом углу, около городской стеньг, она увидала другую женщину: стоя на коленях около трупа, неподвижная, точно кусок земли, она молилась, подняв
скорбное лицо к звездам, а на стене, над
головой ее, тихо переговаривались сторожевые и скрежетало оружие, задевая камни зубцов.
Потом, с тем же пением, старшие жрецы вынесли из святилища статую богини, теперь уже не закрытую наосом. Но черная мантия, усыпанная золотыми звездами, окутывала богиню с ног до
головы, оставляя видимыми только ее серебряные ноги, обвитые змеей, а над
головою серебряный диск, включенный в коровьи рога. И медленно, под звон кадильниц и систр, со
скорбным плачем двинулась процессия богини Изиды со ступенек алтаря, вниз, в храм, вдоль его стен, между колоннами.
Вавило играет песню: отчаянно взмахивает
головой, на высоких,
скорбных нотах — прижимает руки к сердцу, тоскливо смотрит в небо и безнадежно разводит руками, все его движения ладно сливаются со словами песни. Лицо у него ежеминутно меняется: оно и грустно и нахмурено, то сурово, то мягко, и бледнеет и загорается румянцем. Он поет всем телом и, точно пьянея от песни, качается на ногах.
Молодые люди и девицы держались так, словно ничего изумительного не было в том, что
голый человек разъезжает в поезде и осматривает усадьбы, но старого
скорбного Иону
голый поразил и удивил.
Дурст, мальчик 12 лет, №
скорбного листа 1396, в течение многих лет страдает паршами
головы.
Я пробрался сквозь поток обозов. На откосе дороги лежал солдат с мутными глазами и бледным,
скорбным лицом. Возле него стоял другой солдат с повязкою на
голове.
И этот жалкий пробор, эта глухая забота о старой, некрасивой, никому не нужной
голове были также правдой — печальной правдой о вечно одинокой, вечно
скорбной человеческой жизни.
Плавные и легкие, как танец, но странно
скорбные и печальные, они кружились над
головою Павла, как тихие голоса из какого-то чужого, прекрасного и навеки покинутого мира.
И чудны были его мысли — яркие и чистые они были, как воздух ясного утра, и какие-то новые: таких мыслей никогда еще не пробегало в его
голове, омраченной
скорбными и тягостными думами.