Неточные совпадения
Седые кудри складками выпадали из-под его соломенной шляпы;
серая блуза, заправленная в синие
брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком — выказывали горожанина.
— Чепуха какая, — задумчиво бормотал Иноков, сбивая на ходу шляпой пыль с
брюк. — Вам кажется, что вы куда-то не туда бежали, а у меня в глазах — щепочка мелькает, эдакая
серая щепочка, точно ею выстрелили, взлетела… совсем как жаворонок… трепещет. Удивительно, право! Тут — люди изувечены, стонут, кричат, а в память щепочка воткнулась. Эти штучки… вот эдакие щепочки… черт их знает!
Вагон сильно тряхнуло. Стратонов плеснул кофе из термоса на колени себе, на светло-серые
брюки, вспыхнул и четко выругался математическими словами.
С Томилиным что-то случилось; он переоделся в цветные рубашки «фантазия», носил вместо галстука шнур с кистями,
серый пиджак и какие-то, сиреневого цвета, очень широкие
брюки.
Лицо его обросло темной, густой бородкой, глазницы углубились, точно у человека, перенесшего тяжкую болезнь, а глаза блестели от радости, что он выздоровел. С лица похожий на монаха, одет он был, как мастеровой; ноги, вытянутые на средину комнаты, в порыжевших, стоптанных сапогах, руки, сложенные на груди, темные, точно у металлиста, он — в парусиновой блузе, в
серых, измятых
брюках.
Одет был Долганов нелепо, его узкие плечи облекал старенький, измятый сюртук, под сюртуком синяя рубаха-косоворотка, на длинных ногах —
серые новенькие
брюки из какой-то жесткой материи.
Он все больше обрастал волосами и, видимо, все более беднел, пиджак его был протерт на локтях почти до дыр, на
брюках, сзади, был вшит темно-серый треугольник, нос заострился, лицо стало голодным.
Там у стола сидел парень в клетчатом пиджаке и полосатых
брюках; тугие щеки его обросли густой желтой шерстью, из больших светло-серых глаз текли слезы, смачивая шерсть, одной рукой он держался за стол, другой — за сиденье стула; левая нога его, голая и забинтованная полотенцем выше колена, лежала на деревянном стуле.
Ему казалось, что он весь запылился, выпачкан липкой паутиной; встряхиваясь, он ощупывал костюм, ловя на нем какие-то невидимые соринки, потом, вспомнив, что, по народному поверью, так «обирают» себя люди перед смертью, глубоко сунул руки в карманы
брюк, — от этого стало неловко идти, точно он связал себя. И, со стороны глядя, смешон, должно быть, человек, который шагает одиноко по безлюдной окраине, — шагает, сунув руки в карманы, наблюдая судороги своей тени, маленький, плоский,
серый, — в очках.
На одном из собраний против него выступил высокий человек, с курчавой, в мелких колечках, бородой
серого цвета, из-под его больших нахмуренных бровей строго смотрели прозрачные голубые глаза, на нем был сборный костюм, не по росту короткий и узкий, — клетчатые
брюки, рыжие и черные, полосатый
серый пиджак, синяя сатинетовая косоворотка. Было в этом человеке что-то смешное и наивное, располагающее к нему.
На нем висел широкий, с чужого плеча,
серый измятый пиджак с оторванным карманом, пестренькая ситцевая рубаха тоже была разорвана на груди; дешевые люстриновые
брюки измазаны зеленой краской.
Его разбудили дергающие звуки выстрелов где-то до того близко, что на каждый выстрел стекла окон отзывались противненькой, ноющей дрожью, и эта дрожь отдавалась в коже спины, в ногах Самгина. Он вскочил, схватил
брюки, подбежал к ледяному окну, — на улице в косых лучах утреннего солнца прыгали какие-то
серые фигуры.
Получив деньги, он вытянул ногу резким жестом, сунул их в карман измятых
брюк, застегнул единственную пуговицу
серого пиджака, вытертого на локтях.
Он развел руками, синеватые мешки под глазами его вдруг взмокли; выдернув платок из кармана
брюк и вытирая
серые слезы, он сказал дрожащим голосом и так, как будто слова царапали ему горло...
Он — среднего роста, но так широкоплеч, что казался низеньким. Под изорванным пиджаком неопределенного цвета на нем — грязная, холщовая рубаха, на ногах —
серые, клетчатые
брюки с заплатами и растоптанные резиновые галоши. Широкое, скуластое лицо, маленькие, острые глаза и растрепанная борода придавали ему сходство с портретами Льва Толстого.
— Здесь вас ожидают ваши старые знакомые, — говорил Захаревский, идя вслед за ним. — Вот они!.. — прибавил он, показывая на двух мужчин, выделившихся из толпы и подходящих к Вихрову. Один из них был в черной широкой и нескладной фрачной паре, а другой, напротив, в узеньком коричневого цвета и со светлыми пуговицами фраке, в
серых в обтяжку
брюках, с завитым хохолком и с нафабренными усиками.
— Я сейчас же пойду! — сказал Павел, очень встревоженный этим известием, и вместе с тем, по какому-то необъяснимому для него самого предчувствию, оделся в свой вицмундир новый, в танцевальные выворотные сапоги и в
серые, наподобие кавалерийских,
брюки; напомадился, причесался и отправился.
— Веткин вытащил из
брюк, выворотив при этом карман наружу, маленький изящный револьвер в
сером замшевом чехле.
Форма одежды визитная, она же — бальная: темно-зеленоватый, длинный, ниже колен, сюртук,
брюки навыпуск, с туго натянутыми штрипками, на плечах — золотые эполеты… какая красота. Но при такой форме необходимо, по уставу, надевать сверху летнее
серое пальто, а жара стоит неописуемая, все тело и лицо — в поту. Суконная, еще не размякшая, не разносившаяся материя давит на жестких углах, трет ворсом шею и жмет при каждом движении. Но зато какой внушительный, победоносный воинский вид!
Он шел в легком
сером пальто, руки в карманах
брюк, в зубах папироса, шляпа на затылке; его приятное лицо дружески улыбалось мне. У него был подкупающий вид человека свободного, веселого, и кроме нас двоих, в поле никого не было.
— Ах какой! — воскликнула однажды немолодая дама в розовом платье и зелёной шляпке с перьями и цветами. Господин в
серой шляпе и клетчатых
брюках громко сказал...
Он был одет в рубаху
серого сукна, с карманом на груди, подпоясан ремнём, старенькие, потёртые
брюки были заправлены за голенища смазных, плохо вычищенных сапог, и всё это не шло к его широкому курносому лицу, к густой, законно русской бороде, от глаз до плеч; она обросла всю шею и даже торчала из ушей, а голова у него — лысая, только на висках и на затылке развевались
серые пряди жидких волос.
Прожил всё, что было, — носил какой-то
серый пиджак и рыжие
брюки… а как разорился?
— Ведь это песня! — не соглашалась сестра, но Пепе быстро уговорил ее, а когда она принесла в кухню хорошие
брюки светло-серого цвета и они оказались несколько длиннее всего тела Пене, он тотчас догадался, как нужно сделать.
Овраги и овражки были полны водою, и до кирпичных сараев едва добрались; и особенно трудно было Колесникову: он раза два терял калоши, промочил ноги, и его
серые, не новые
брюки до самых колен темнели от воды и грязи.
Казалось, ряса и стихарь наиболее шли бы к этой физиономии; между тем, кургузый светло-серый пиджак стягивал широкие круглые плечи и, очевидно, был сшит не по нем; широчайшие
брюки были длинны и обтерханы внизу, а весь костюм, в общем, казалось, принадлежал кому-то другому и только случайно попал на этого расстригу.
Уже это обстоятельство выделяло его из остальной
серой массы: его клетчатые
брюки, запыленные ботинки, круглая шляпа котелком, из-под которой выбивались мягкие белокурые волосы, синие очки — все это как-то странно резало глаз, выступая на однообразном фоне партии.
Это был субъект большого роста, одетый в длинный
серый пиджак и светлые
брюки крупной клеткой.
На нем был щегольски сшитый просторный черный сюртук, приятно отделявшийся своей матовой массой от томного блеска светло-серых
брюк, черный низенький галстук и красивый темно-синий жилет; золотая цепочка, прицепленная крючком к последней петельке, скромно терялась в боковом кармане; тонкие сапоги благородно скрипели, и вместе с появлением Бориса Андреича разлился в воздухе запах Ess'bouquet'а в соединении с запахом свежего белья.
В ступке вдруг вспыхнуло яркое пламя, повалил густой розовый дым и завоняло жжеными перьями и
серой. Когда дым рассеялся, Федор протер глаза и увидел, что он уже не Федор и не сапожник, а какой-то другой человек, в жилетке и с цепочкой, в новых
брюках, и что сидит он в кресле за большим столом. Два лакея подавали ему кушанья, низко кланялись и говорили...
Все заключенные до года тюремного заключения имели право носить свое платье, все же остальные обязаны были носить казенное, заключающееся из темно-серой пиджачной пары, совершенно приличного покроя и хорошего сукна. Каторжники отличались только тем, что им брили усы и бороду и на
брюках у них были нашиты широкие черные лампасы.
Одет он был в изрядно потертый репсовый сюртук, в петлице которого была орденская ленточка, и темно-серые
брюки с сильно обитыми низками, лежавшими на порыжелых, стоптанных сапогах.
Мятые голенища его высоких офицерских сапог были слишком широки и сползали, сползали и
брюки из-под короткой
серой тужурки, висели сзади мешком — и уж какой он был авиатор!