Неточные совпадения
— А вот так: несмотря
на запрещение Печорина, она вышла из крепости к речке. Было, знаете, очень жарко; она
села на камень и опустила ноги в воду. Вот Казбич подкрался — цап-царап ее, зажал рот и потащил в кусты, а там вскочил
на коня, да и тягу! Она между тем успела закричать; часовые всполошились, выстрелили, да мимо, а мы тут и подоспели.
Не доезжая слободки, я повернул направо по ущелью. Вид человека был бы мне тягостен: я хотел быть один. Бросив поводья и опустив голову
на грудь, я ехал долго, наконец очутился в месте, мне вовсе не знакомом; я повернул
коня назад и стал отыскивать дорогу; уж солнце
садилось, когда я подъехал к Кисловодску, измученный,
на измученной лошади.
Садись, дядя Митяй!» Сухощавый и длинный дядя Митяй с рыжей бородой взобрался
на коренного
коня и сделался похожим
на деревенскую колокольню, или, лучше,
на крючок, которым достают воду в колодцах.
Тарас видел еще издали, что беда будет всему Незамайковскому и Стебликивскому куреню, и вскрикнул зычно: «Выбирайтесь скорей из-за возов, и
садись всякий
на коня!» Но не поспели бы сделать то и другое козаки, если бы Остап не ударил в самую середину; выбил фитили у шести пушкарей, у четырех только не мог выбить: отогнали его назад ляхи.
Немало было и всяких сенаторских нахлебников, которых брали с собою сенаторы
на обеды для почета, которые крали со стола и из буфетов серебряные кубки и после сегодняшнего почета
на другой день
садились на козлы править
конями у какого-нибудь пана.
Я знал, что с Савельичем спорить было нечего, и позволил ему приготовляться в дорогу. Через полчаса я
сел на своего доброго
коня, а Савельич
на тощую и хромую клячу, которую даром отдал ему один из городских жителей, не имея более средств кормить ее. Мы приехали к городским воротам; караульные нас пропустили; мы выехали из Оренбурга.
Экипажи спускают
на Лену
на одной лошади, или
коне, как здесь все говорят, и уже внизу подпрягают других, и тут еще держат их человек пять ямщиков, пока
садится очередный ямщик; и когда он заберет вожжи, все расступятся и тройка или пятерка помчит что есть мочи, но скоро утомится: снег глубок, бежать вязко, или, по-здешнему, убродно.
Соберутся псари
на дворе в красных кафтанах с галунами и в трубу протрубят; их сиятельство выйти изволят, и
коня их сиятельству подведут; их сиятельство
сядут, а главный ловчий им ножки в стремена вденет, шапку с головы снимет и поводья в шапке подаст.
Тут мы
сели на камни и стали ждать
коней.
Он разделся донага,
сел верхом
на наиболее ходового белого
коня и смело вошел в реку.
Радикальничать, так, по-моему, надо из земли Илью Муромца вызвать, чтобы
сел он
на коня ратного, взял в могучие руки булаву стопудовую да и пошел бы нас, православных, крестить по маковкам, не разбирая ни роду, ни сану, ни племени.
Я закручинился: страсть как мне не хотелось воровать; однако, видно, назвавшись груздем, полезешь и в кузов; и я, знавши в конюшне все ходы и выходы, без труда вывел за гумно пару лихих
коней, кои совсем устали не ведали, а цыган еще до того сейчас достал из кармана
на шнурочке волчьи зубы и повесил их и одному и другому
коню на шеи, и мы с цыганом
сели на них и поехали.
И таким манером он, этот степенный татарин, смотрел, смотрел
на эту кобылицу и не обходил ее, как делают наши офицеры, что по суетливости всё вокруг
коня мычутся, а он все с одной точки взирал и вдруг кнут опустил, а сам персты у себя
на руке молча поцеловал: дескать, антик! и опять
на кошме, склавши накрест ноги,
сел, а кобылица сейчас ушми запряла, фыркнула и заиграла.
Санин соскочил с
коня и подбежал к ней. Она оперлась об его плечи, мгновенно спрыгнула
на землю и
села на одном из моховых бугров. Он стоял перед нею, держа в руках поводья обеих лошадей.
Все поднялись. Сусанна Николаевна и Муза Николаевна
сели на заднюю скамейку огромной четвероместной кареты, а горничные их —
на переднюю. Вороные
кони Егора Егорыча, запряженные уже шестериком с отчаянным молодым форейтором
на выносе, быстро помчали отъезжающих; несмотря
на то, долго еще видно было, что Сусанна Николаевна все выглядывала из кареты и смотрела по направлению к Кузьмищеву, в ответ
на что gnadige Frau махала ей белым платком своим. Сверстову, наконец, наскучило такое сентиментальничание барынь.
— Ну, ребята, — продолжал Перстень, — собирайтесь оберегать его царскую милость. Вот ты, боярин, — сказал он, обращаясь к Серебряному, — ты бы
сел на этого
коня, а я себе, пожалуй, вот этого возьму. Тебе, дядя Коршун, я чай, пешему будет сподручнее, а тебе, Митька, и подавно!
— Чаво! чаво! Как ты, медведь, треснул
коня по лбу, так седок-то
на меня и свалился, а ты, болван, вместо чтобы
на него, да
на меня и
сел, да и давай душить сдуру, знай обрадовался!
Зашумели буйны молодцы посередь двора; зазвенели мечи булатные по крутым бедрам; застучали палицы железные у красна крыльца, закидали шапки разнорядь по поднебесью. Надевают могучи богатыри сбрую ратную,
садятся на добрых
коней, выезжают во чисто поле…»
— Ништо! — сказал Митька, ухватясь за гриву одного
коня, который от этого покачнулся
на сторону, — и я
сяду!
Молча
сел он
на коня; молча поехал с Михеичем обратным путем по сосновому лесу.
Рыбак и витязь
на брегах
До темной ночи просидели
С душой и сердцем
на устах —
Часы невидимо летели.
Чернеет лес, темна гора;
Встает луна — все тихо стало;
Герою в путь давно пора.
Накинув тихо покрывало
На деву спящую, Руслан
Идет и
на коня садится;
Задумчиво безмолвный хан
Душой вослед ему стремится,
Руслану счастия, побед,
И славы, и любви желает…
И думы гордых, юных лет
Невольной грустью оживляет…
Наконец Михельсон, увидя конницу, идущую к ним
на подкрепление, устремил все свои силы
на главную толпу и велел своей коннице, спешившейся в начале сражения,
садиться на-конь и ударить в палаши.
— Пытать не пытал, а сказывали хорошие люди. У меня только и заговора было, что прочту «здравствуитя», как
на коня садиться. Никто не убил.
Много лет спустя, будучи
на турецкой войне, среди кубанцев-пластунов, я слыхал эту интереснейшую легенду, переходившую у них из поколения в поколение, подтверждающую пребывание в Сечи Лжедимитрия: когда
на коронацию Димитрия, рассказывали старики кубанцы, прибыли наши запорожцы почетными гостями, то их расположили возле самого Красного крыльца, откуда выходил царь. Ему подвели
коня, а рядом поставили скамейку, с которой царь, поддерживаемый боярами, должен был
садиться.
Казаки спешились и, разнуздав
коней, пустили их
на обширный луг, который расстилался перед рощею, а сами, поставив
на небольшом возвышении часового, расположились кружком под деревьями. Кирша, вынув из кисы флягу с вином и большой пирог с капустою,
сел подле Алексея.
— Андрюшка! — сказал Кручина одному из слуг. — Отведи его
на село к приказчику; скажи, чтоб он угостил его порядком, оставил завтра отобедать, а потом дал бы ему любого
коня из моей конюшни и три золотых корабленика. Да крепко-накрепко накажи ему, — прибавил боярин вполголоса, — чтоб он не спускал его со двора и не давал никому, а особливо приезжим, говорить с ним наедине. Этот колдун мне что-то очень подозрителен!
— А вот как: я велел их запереть в холодную избу, поставил караул, а сам лег соснуть; казаки мои — нет их вшисци дьябли везмо! — также вздремнули; так, видно, они вылезли в окно,
сели на своих
коней, да и до лесу… Что ж ты, боярин, качаешь головой? — продолжал Копычинский, нимало не смущаясь. — Иль не веришь? Далибук, так! Спроси хоть пана региментаря.
—
Садись на моего
коня, боярин, — сказал он, — а я переведаюсь с этим налетом!
Сядем, братья,
на лихих
конейДа посмотрим синего мы Дону!»
Вспала князю эта мысль
на ум —
Искусить неведомого края,
И сказал он, полон ратных дум,
Знаменьем небес пренебрегая:
«Копие хочу я преломить
В половецком поле незнакомом,
С вами, братья, голову сложить
Либо Дону зачерпнуть шеломом...
Щелкалов! разослать
Во все концы указы к воеводам,
Чтоб
на коня садились и людей
По старине
на службу высылали...
Не успел пан ответить, вскочил Опанас в седло и поехал. Доезжачие тоже
на коней сели. Роман вскинул рушницу
на плечи и пошел себе, только, проходя мимо сторожки, крикнул Оксане...
Вот выносил Богдан панича и выходил и
на коня выучил
садиться, и из ружья стрелять.
В торговом
селе Чистополье
Купил он тебя сосунком,
Взрастил он тебя
на приволье,
И вышел ты добрым
конем.
Бабушка в этот день была, по-видимому, не в таком покорном настроении духа: она как будто вспомнила что-то неприятное и за обедом, угощая у себя почетного гостя, преимущественно предоставляла занимать его дяде, князю Якову Львовичу, а сама была молчалива. Но когда архиерей, сопровождаемый громким звоном во все колокола, выехал из родного
села в карете, запряженной шестериком лучших бабушкиных
коней, княгиня даже выразила
на него дяде и maman свою «критику».
— Митька, лошадей! — крикнул он как-то грозно своему лакею, и, когда
кони его (пара старых саврасых вяток) были поданы, он гордо
сел в свою пролетку, гордо смотрел, проезжая всю Сретенку и Мещанскую, и, выехав в поле, где взору его открылся весь небосклон, он, прищурившись, конечно, но взглянул даже гордо
на солнце и, подъезжая к самому Останкину, так громко кашлянул, что сидевшие
на деревьях в ближайшей роще вороны при этом громоподобном звуке вспорхнули целой стаей и от страха улетели вдаль.
В ауле,
на своих порогах,
Черкесы праздные сидят.
Сыны Кавказа говорят
О бранных, гибельных тревогах,
О красоте своих
коней,
О наслажденьях дикой неги;
Воспоминают прежних дней
Неотразимые набеги,
Обманы хитрых узденей,
Удары шашек их жестоких,
И меткость неизбежных стрел,
И пепел разоренных
сел,
И ласки пленниц чернооких.
«Убившая» барка своим разбитым боком глубже и глубже
садилась в воду, чугун с грохотом сыпался в воду, поворачивая барку
на ребро. Палубы и
конь были сорваны и плыли отдельно по реке. Две человеческие фигуры, обезумев от страха, цеплялись по целому борту. Чтобы пройти мимо убитой барки, которая загораживала нам дорогу, нужно было употребить все наличные силы. Наступила торжественная минута.
— Ну, брат! — сказал Ижорской, когда Рославлев
сел на лошадь, — смотри держись крепче:
конь черкесской, настоящий Шалох. Прошлого года мне его привели прямо с Кавказа: зверь, а не лошадь! Да ты старый кавалерист, так со всяким чертом сладишь. Ей, Шурлов! кинь гончих вон в тот остров; а вы, дурачье, ступайте
на все лазы; ты, Заливной, стань у той перемычки, что к песочному оврагу. Да чур не зевать! Поставьте прямо
на нас милого дружка, чтобы было чем потешить приезжего гостя.
Смеясь и бросая отрывистые фразы, торопливо рассаживались, как раньше было уговорено.
На Иванову телегу, запряженную двумя
конями,
сели матрос, Соловьев и Петруша, а к Еремею — Саша и Колесников; и знакомый с местами и дорогами Соловьев наскоро повторял...
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам:
Их
села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет
на верном
коне.
И мы шествуем в таком порядке: впереди идет Николай с препаратами или с атласами, за ним я, а за мною, скромно поникнув головою, шагает ломовой
конь; или же, если нужно, впереди
на носилках несут труп, за трупом идет Николай и т. д. При моем появлении студенты встают, потом
садятся, и шум моря внезапно стихает. Наступает штиль.
В эту же ночь, богатую событиями, Вадим, выехав из монастыря, пустился блуждать по лесу, но
конь, устав продираться сквозь колючий кустарник, сам вывез его
на дорогу в
село Палицына.
Вадим круто повернул в сторону, отъехал прочь, слез, привязал
коня к толстой березе и
сел на землю; прислонясь к березе, сложа руки
на груди, он смотрел
на приготовления казаков,
на их беззаботную веселость; вдруг его взор упал
на одну из кибиток: рогожа была откинута, и он увидел… о если б вы знали, что он увидал?
— Итак, она его любит! — бормотал он сквозь зубы,
садясь на нетерпеливого
коня; — итак, она его любит!
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый
конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и
село… церковь… кругом огни… мужики толпятся
на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор по пьяной толпе…
Терзая локоны седые,
Безмолвно поражая грудь,
В последний раз Гудал
садитсяНа белогривого
коня,
И поезд тронулся.
В большом ауле, под горою,
Близ саклей дымных и простых,
Черкесы позднею порою
Сидят — о
конях удалых
Заводят речь, о метких стрелах,
О разоренных ими
селах;
И с ними как дрался казак,
И как
на русских нападали,
Как их пленили, побеждали.
Курят беспечно свой табак,
И дым, виясь, летит над ними,
Иль, стукнув шашками своими,
Песнь горцев громко запоют.
Иные
на коней садятся,
Но перед тем как расставаться,
Друг другу руку подают.
Сяду я
на коня, возьму копье в руки и поеду биться во имя Твое, ибо не понимаю я Твоей мудрости, а дал Ты мне в душу голос, и я слушаю его, а не Тебя!..»
Впереди всех ведут
коня командира, гнедого жеребца Варвара; он выгибает шею, и играет, и бьет копытами; майор
садится на него только в крайних случаях, постоянно шагая во главе батальона за своим Варваром ровным шагом настоящего пехотинца.