Неточные совпадения
Конечно, если он
ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он
сделает это посетителю, — это может быть очень худо: господин ревизор или другой кто может принять это на
свой счет.
Иногда, напротив, он придет от пустяков в восторг: какой-нибудь сытый
ученик отдаст
свою булку нищему, как
делают добродетельные дети в хрестоматиях и прописях, или примет на себя чужую шалость, или покажется ему, что насупившийся
ученик думает глубокую думу, и он вдруг возгорится участием к нему, говорит о нем со слезами, отыскивает в нем что-то таинственное, необычайное, окружит его уважением: и другие заразятся неисповедимым почтением.
И именно таким, как Прелин. Я сижу на кафедре, и ко мне обращены все детские сердца, а я, в
свою очередь, знаю каждое из них, вижу каждое их движение. В числе
учеников сидит также и Крыштанович. И я знаю, что нужно сказать ему и что нужно
сделать, чтобы глаза его не были так печальны, чтобы он не ругал отца сволочью и не смеялся над матерью…
Учитель немецкого языка, Кранц… Подвижной человек, небольшого роста, с голым лицом, лишенным растительности, сухой, точно сказочный лемур, состоящий из одних костей и сухожилий. Казалось, этот человек сознательно стремился сначала
сделать свой предмет совершенно бессмысленным, а затем все-таки добиться, чтобы
ученики его одолели. Всю грамматику он ухитрился превратить в изучение окончаний.
Знаменитый тогда мой старый друг и
ученик по гимнастике, авиатор Уточкин
делал свои первые московские полеты на Ходынке на неуклюжем
своем «Фармане», напоминавшем торговый балаган с Сухаревки.
Они так и
сделали: конюх стал опершись руками в стену, а слесарный
ученик взмостился ему на плечи, но мороз очень густо разрисовал окна
своими узорами, и слесарный
ученик увидел на стеклах только одни седые полосы, расходящиеся рогами.
Маменька, как увидели и расслушали мой голос, который взобрался на самые высочайшие тоны — потому что пан Кнышевский, дабы пощеголять дарованием
ученика своего, тянул меня за ухо что есть мочи, от чего я и кричал необыкновенно — так вот, говорю, маменька как расслушали, что это мой голос, от радости хотели было сомлеть, отчего должно бы им и упасть, то и побоялись, чтобы не упасть на пана полковника или чтоб V не
сделать непристойного чего при падении, то и удержались гостей ради, а только начали плакать слезами радости.
Пан Тимофтей, встретив нас, ввел в школу, где несколько
учеников, из тутошних казацких семейств, твердили
свои «стихи» (уроки). Кроме нас, панычей, в тот же день, на Наума, вступило также несколько
учеников. Пан Кнышевский,
сделав нам какое-то наставление, чего мы, как еще неученые, не могли понять, потому что он говорил свысока, усадил нас и преподал нам корень, основание и фундамент человеческой мудрости. Аз, буки, веди приказано было выучить до обеда.
В одну ночь брат художник тихонько пустился по следам его и открыл, что наш велемудрый философ"открыл путь ко храму радостей и там приносит жертвы различным божествам" — это так говорится ученым языком, а просто сказать, что он еженощно ходил на вечерницы и веселился там до света, не
делая участниками в радостях
учеников своих, из коих Петруся, как необыкновенного ума, во многом мог бы войти с ним в соперничество.
Покойный Ипполит Ипполитыч был откровенно туп, и все товарищи и
ученики знали, кто он и чего можно ждать от него; он же, Никитин, подобно чеху, умеет скрывать
свою тупость и ловко обманывает всех,
делая вид, что у него, слава богу, все идет хорошо.
Ученики остановились, и Петр с другом
своим Иоанном разостлали на земле плащи
свои и других
учеников, сверху же укрепили их между двумя высокими камнями, и таким образом
сделали для Иисуса как бы шатер.
А теперь глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему, — и даже упорнее, чем прежде, — искал его глазами всякий раз, как начинал говорить к
ученикам или к народу, но или садился к нему спиною и через голову бросал слова
свои на Иуду, или
делал вид, что совсем его не замечает.
И долго думал Фома, почти весь день. Разошлись по делам
своим ученики, и уже где-то за стеною громко и весело кричал Петр, а он все соображал. Он
сделал бы это быстрее, но ему несколько мешал Иуда, неотступно следивший за ним насмешливым взглядом и изредка серьезно спрашивавший...
Иуда вышел. Потом вернулся. Иисус говорил, и в молчании слушали его речь
ученики. Неподвижно, как изваяние, сидела у ног его Мария и, закинув голову, смотрела в его лицо. Иоанн, придвинувшись близко, старался
сделать так, чтобы рука его коснулась одежды учителя, но не обеспокоила его. Коснулся — и замер. И громко и сильно дышал Петр, вторя дыханием
своим речи Иисуса.
Сократ сам воздерживался от всего того, что едят не для утоления голода, а для вкуса, и уговаривал
своих учеников делать так же. Он говорил, что не только для тела, но и для души большой вред от лишней еды или питья, и советовал выходить из-за стола, пока еще есть хочется. Он напоминал
своим ученикам сказку о мудром Улиссе: как волшебница Цирцея не могла заколдовать Улисса оттого только, что он не стал объедаться, а товарищей его, как только они набросились на ее сладкие кушанья, всех обратила в свиней.
— Я и не говорю, что не может, — ответил владыка, — я говорю только, что этот человек открыто проповедует безбожие, читает там воспрещенные брошюры и
делает на них
свои комментарии, отвращает
учеников от церкви, наконец… Вот что говорю я, ваше превосходительство!
Владимир забыл
свои надежды, родину, все на свете; он весь не
свой! Ужасным, исступленным взором окинул он чернеца. Взора этого не мог выдержать Авраам, задрожал, преклонил весло в знак покорности и опустил в землю
свои глаза. Но для
ученика Вельзевулова довольно одной минуты, чтобы обдумать все, что ему надо
делать и говорить.
Он надеялся, что приговор к позорной казни, поругания, оставление его всеми
учениками и, наконец, самые страдания и казнь
сделают то, что Христос в последнюю минуту отречется от
своего учения.
Печальное происшествие 14 декабря, которое он
своим зорким взглядом провидел в течение десятка лет и старался предупредить, уничтожив в корне «военное вольнодумство», как он называл укоренявшиеся в среду русского войска «идеи запада», но находя постоянный отпор в
своем государе-друге,
ученике Лагарпа,
сделало то, что люди, резко осуждавшие систему строгостей «графа-солдата», прозрели и открыто перешли на его сторону. Звезда его, таким образом, перед
своим, как мы знаем, случайным закатом, блестела еще ярче.
«Это был мой
ученик, человек гениальный; он
делал добро
своим неприятелям и тем обезоруживал их».
Но Христос знал, что он хотел
сделать (как и сказано в Евангелии), он велел всем сесть кру́гом [Ударение Толстого.] и научил
учеников предлагать другим то, что у них было, и говорить другим, чтобы они
делали то же. И тогда вышло то, что когда все те, у которых были запасы,
сделали то же, что
ученики Христа, т. е.
свое предлагали другим, то все ели в меру, и когда обошли круг, то досталось и тем, которые не ели сначала. И все насытились, и осталось еще много хлеба, так много, что собрали 12 корзин.
И как теперь люди, имея веру, основанную на
своем учении, никак не могут согласовать ее с верою, вытекающей из учения Христа, так не могли этого
сделать и
ученики его.