Корабль-призрак

Фредерик Марриет, 1839

Фредерик Марриет – выдающийся морской капитан, изобретатель спасательной шлюпки и автор приключенческих повестей и рассказов для юношества. Его произведения вдохновляли Джозефа Конрада и Эрнеста Хемингуэя! Роман, основанный на предании о Летучем Голландце, создан на стыке традиций маринистики и готической прозы. Этот текст и сегодня поражает воображение: родовое проклятие, миссия длиною в жизнь и мужественные герои, которым противостоит Его Величество Океан…

Оглавление

Из серии: Horror Story (Рипол)

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Корабль-призрак предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава V

Филипп Вандердеккен уселся под портиком входной двери и смахнул волосы со лба, который он подставил под ветер, так как постоянное возбуждение и волнения последних дней вызвали у него лихорадочное состояние, нервность и общее недомогание. Он чувствовал потребность в отдыхе, но знал, что для него нет настоящего отдыха, нет спокойствия. Его томили тяжелые предчувствия; он предвидел в будущем длинный ряд всевозможных опасностей, бедствий, невзгод и даже смерть, преждевременную, неестественную смерть, но он смотрел на все это без ужаса и даже без волнения. Ему казалось, что он начал жить всего только три дня тому назад, а что все, что было раньше, было какое-то бессознательное существование; у него было невесело на душе, но он не чувствовал себя несчастным. Мысли его все время вращались вокруг рокового письма. Страшное, неестественное исчезновение его несомненно указывало на его сверхъестественное происхождение, во-первых, и, во-вторых, на то, что это послание предназначалось именно ему и никому другому, а находящаяся в его руках священная реликвия еще более наглядно подтверждала этот факт.

«Такова моя судьба! Это мой долг! — думал Филипп. — И я исполню его, чего бы это мне ни стоило». Порешив на этом, он невольно перенесся мыслями к прелестному образу молодой девушки.

«Неужели, — думал он, — этому прелестному созданию суждено быть связанным с моей судьбой? Судя по событиям последних дней, можно было бы подумать, что это так. Но, конечно, это только одному небу известно, и пусть да будет его святая воля! Я поклялся, и Господь слышал мою клятву, посвятить свою жизнь на облегчение страшной участи моего бедного отца, но разве это мешает мне любить Амину? Нет! Моряк, посвятивший себя службе на море, избравший для себя дальние плавания в Индию, разве он не проводит целые месяцы дома, в своей семье, на берегу, а затем возвращается к исполнению своих обязанностей и своего долга?! Мне предстоит скитаться в открытом море, плавать по океанам и жить вдали от родины. Но сколько раз придется мне все снова и снова возвращаться сюда, и почему бы мне лишить себя утехи и отрады радостного возвращения к любимой женщине, счастья, ее улыбки и привета? А все же хорошо ли я поступаю, добиваясь любви девушки, которая если раз полюбит, то, я уверен, будет любить искренно и глубоко… И смею ли я убеждать ее связать свою жизнь с жизнью человека, обреченного судьбой на всякие невзгоды и, вероятно, даже на преждевременную смерть?! Но ведь жизнь каждого моряка полна случайностей; в бурю и непогоду каждый моряк является игралищем сердитых волн, с которыми ему приходится бороться! Кроме того, я избран судьбой для выполнения трудного долга, и если так, то судьба должна щадить меня до тех пор, пока волей Небес я не исполню свой долг. Но когда это будет и чем должно это кончиться?! Смертью? Но ведь все люди умрут, и никто не знает, когда к нему придет смерть…»

Так размышлял Филипп Вандердеккен. Наконец забрезжил рассвет, и когда он увидел румяное зарево нарождающегося дня на горизонте, то дал волю одолевавшей его сонливости и задремал в том же положении, в каком просидел здесь всю ночь. Легкое прикосновение к его плечу заставило его вскочить на ноги и выхватить пистолет, спрятанный им на груди. Но, обернувшись, он увидел перед собой Амину.

— Это предназначалось мне? — улыбаясь, спросила Амина, повторяя его вчерашние слова.

— Вам, Амина, чтобы защитить вас от всякого, кто осмелился бы покуситься на ваш покой!

— Я знаю, — сказала она, — но как великодушно было с вашей стороны просидеть здесь всю ночь и караулить нас после столь утомительного и тяжелого для вас дня!

— Вплоть до рассвета я не сомкнул глаз!

— Ну, так теперь ложитесь и отдохните! Мой отец уже встал; вы можете прилечь на его постели.

— Благодарю вас, но я не чувствую желания спать! Нам предстоит еще много дела. Мы должны пойти к бургомистру и заявить ему обо всем, а эти тела должны оставаться здесь нетронутыми, пока сюда не явятся власти и не удостоверят наших показаний. Пойдет ли ваш отец или должен сходить я?

— Несомненно, будет лучше, если пойдет мой отец, как хозяин дома, на который совершено было нападение. А вы должны остаться здесь, и если вы не хотите спать, то должны хоть подкрепиться пищей. Я сейчас пойду и скажу отцу, он уже успел покушать, и ничто не помешает ему немедленно отправиться к бургомистру.

Амина ушла и вскоре вернулась с отцом, который приветливо поздоровался с Филиппом. Пройдя сторонкой мимо убитых, чтобы не задеть их ногой, старик поспешно направился в город, где имели свое местопребывание местные власти.

Амина пригласила Филиппа следовать за ней и ввела его в комнату отца, где, к немалому своему удивлению, он увидел приготовленный для него кофе, который в то время был большой редкостью и стоил очень дорого, почему Филипп никак не мог ожидать встретить этот вкусный напиток в доме такого скаредного человека, как мингер Путс. Но это была роскошь, к которой в былые времена старик успел привыкнуть и в которой он не мог себе отказать.

Филипп, у которого целые сутки не было ни крохи во рту, не заставил себя просить и сделать честь всему, что ему было предложено. Амина села против него и молчала все время, пока он кушал.

— Амина, — сказал, наконец, Филипп, заговорив первый, — у меня было достаточно времени, чтобы все обсудить и обдумать за то время, что я просидел там у двери! Могу я говорить откровенно?

— Почему же нет, — ответила девушка, — я уверена, что вы не скажете ничего такого, чего бы не следовало говорить или чего не подобало бы слышать молодой девушке.

— Вы не ошиблись, Амина! Мои мысли заняты вами, я думал о вас и о вашем отце; вам нельзя оставаться в этом доме, слишком уединенном и отдаленном от других жилых строений.

— Я и сама сознаю, что здесь слишком уединенно и небезопасно для него, для отца, а быть может, и для меня. Но вы знаете моего отца! Именно эта уединенность нравится ему, к тому же и цена аренды этого дома очень низкая, а вы знаете, что он очень экономен на деньги, очень бережлив.

— Человек бережливый раньше должен заботиться о том, чтобы его сбережения находились в сохранном месте, а здесь далеко не сохранное и не надежное место. Выслушайте меня, Амина! Я имею небольшой домик, окруженный со всех сторон жилыми домами, которые являются друг для друга взаимной защитой в случае беды; я собираюсь покинуть этот дом, быть может, навсегда, так как намерен отправиться с первым отплывающим судном в Индийский океан!

— В Индийский океан? Зачем? Разве вы не говорили вчера, что у вас есть тысячи гильдеров и что вы не имеете нужды в деньгах?

— Да, это так, и денег у меня достаточно, тем не менее я должен уехать, этого требует мой долг. Не расспрашивайте меня дальше, а выслушайте, что я хочу вам предложить. Пусть ваш отец поселится в моем домике, и пусть он сберегает и охраняет его в моем отсутствии; он сделает мне большое одолжение, если согласится на это, и вы должны постараться убедить его. Там вы будете в безопасности. Ему я хочу также поручить на хранение и мои деньги. Они мне в настоящее время не нужны, а взять их с собой я не могу и не хочу.

— Моему отцу нельзя поручать денег — он слишком пристрастен к ним!

— Но для чего и для кого копит ваш отец? Ведь он не может унести деньги с собой, когда умрет? Значит, он копит их для вас! А раз это так, то я могу быть уверен, что мои деньги будут сохранны.

— Так уж лучше поручите их прямо мне, и тогда я поручусь, что они будут целы! Но скажите, зачем вы хотите рисковать своей жизнью, скитаясь по морям, когда у вас есть такие хорошие средства, что вы можете считать себя обеспеченным на всю жизнь?

— Не спрашивайте меня об этом, Амина! Это моя сыновняя обязанность, мой священный долг; больше я вам ничего сказать не могу, по крайней мере теперь!

— Если это ваш долг, то я не стану больше вас расспрашивать. Но поверьте, мной руководило не женское любопытство, а лучшее чувство!

— А какого рода было это лучшее чувство? — спросил Филипп.

— Я сама едва могу это определить, — промолвила молодая девушка, — вернее всего, это были слившиеся воедино различные хорошие чувства: чувство благодарности, уважения, расположения, доверия и доброжелательства к вам. А разве всего этого не достаточно?

— Действительно, этого даже, пожалуй, слишком много! Я, право, не знаю, как я мог заслужить все это за короткое время нашего знакомства, тем не менее я и сам испытываю все эти чувства и даже более того по отношению к вам, Амина. И если вы действительно так хорошо расположены ко мне, то окажите мне услугу, уговорите вашего отца покинуть это уединенное жилище и переселиться в мой дом!

— А куда же думаете выехать вы сами?

— В случае, если ваш отец не согласится принять меня в качестве своего жильца на короткое время, так как я пробуду здесь, вероятно, очень недолго, то постараюсь приютиться где-нибудь по соседству; если же он не откажется, то я хорошо заплачу ему за свое пребывание, при условии, конечно, что вы не будете ничего иметь против моего пребывания в доме!

— Что же могу я иметь против этого? — сказала девушка. — Наше жилище небезопасно, вы нам предлагаете надежное убежище в вашем доме! Было бы в высшей степени несправедливо и неблагодарно с нашей стороны изгнать вас из-под вашего же родного крова!

— В таком случае убедите отца, Амина! Мне ничего не надо, я не хочу никакой платы за свой дом; напротив, я буду считать, что вы мне делаете одолжение, ведь для меня было бы большим горем уехать отсюда, не будучи уверенным в вашей безопасности. Так обещаете мне, что вы это устроите?

— Я обещаю употребить все старания. Я могу даже прямо сказать вам, что это так и будет, как вы желаете: я знаю свое влияние на отца. Вот вам моя рука! Довольны вы теперь?

Филипп жадно схватил протянутую к нему маленькую ручку, и чувство взяло в нем верх над сдержанностью: он поднес ее к губам и заглянул в лицо Амины, чтобы убедиться, не гневается ли она за его смелость. Но ее темные глаза смотрели на него в упор, как тогда, когда она решала, впустить ли его в дом или нет, смотрели так, как будто она хотела прочесть самые сокровенные его мысли, но не отнимала у него руки.

— Не сомневайтесь, Амина, вы можете доверять мне, — сказал Филипп, целуя еще раз ее руку, — я никогда не злоупотреблю вашим доверием!

— Надеюсь… я думаю… нет, я в этом уверена! — сказала она.

Филипп выпустил ее руку. Амина села на свое прежнее место, и некоторое время оба молчали, дав волю своим думам.

Наконец девушка заговорила первая:

— Мне кажется, я слышала от отца, что ваша матушка была очень бедна и не совсем в своем уме… и что в вашем доме есть комната, которая оставалась запертой в течение многих лет!

— Да, вплоть до вчерашнего дня!

— И там, в этой комнате, вы и нашли все эти деньги? Разве ваша матушка не знала об этих деньгах?

— Нет, она о них знала и, умирая, говорила о них!

— Без сомнения, была какая-нибудь уважительная причина не отпирать эту комнату?!

— Конечно, причина была!..

— Какая, Филипп? — спросила робким, ласковым голосом девушка, словно она опасалась рассердить его своим вопросом.

— Я не смею сказать вам этого, по крайней мере, не должен говорить. Но если хотите, я скажу вам, что это был страх перед привидением! Этим вы должны удовольствоваться.

— Каким привидением?

— Мать моя утверждала, что она видела призрак моего отца!

— А вы как думаете, это в самом деле был его призрак?

— Я в этом ничуть не сомневаюсь; ей действительно явился мой отец! Но я не могу сказать вам ничего больше, Амина, прошу вас, не расспрашивайте меня. Теперь комната эта отперта, и нет никакого основания бояться, что призрак появится снова.

— Да я этого вовсе не боюсь, — проговорила Амина и задумалась. — Но, — продолжала она немного спустя, — это разве не находится в связи с вашим решением отправиться в Индийский океан?

— На это я еще отвечу вам: да, это побудило меня пуститься в плавания! Но вот и все, что я могу вам сказать. Не спрашивайте меня, Амина, ни о чем больше: мне тяжело отказывать вам, а вместе с тем мой долг повелевает мне молчать!

Некоторое время никто из них не проронил ни слова, затем девушка опять заговорила:

— Вы так дорожите той священной реликвией, что мне невольно приходит на ум, что она находится в связи с вашею тайной. Разве это не так?

— В последний раз я скажу вам: да, это так! Но больше ничего не скажу.

На этот раз голос его звучал строго, сурово, почти грубо, и это не осталось без влияния на молодую девушку.

— Вы так поглощены посторонними мыслями, что не уловили даже лестного для вас внимания с моей стороны, которое я выказала вам, принимая такое живое участие в ваших делах!

— Нет, нет, я это чувствую, но простите меня, Амина, если был несколько груб! Право, я вам очень признателен, но надо помнить, что тайна эта не моя. Видит Бог, я желал бы, чтобы она никогда не была мне известна, ведь она рушила все мои надежды на счастье в жизни.

Филипп замолк, удрученный своим горем, но когда он поднял голову, то увидел, что Амина смотрела на него своими темными ласковыми глазами, смотрела проницательно и вдумчиво.

— Что, вы хотите прочесть мои мысли? — спросил Филипп. — Хотите узнать мою тайну?

— Вижу, что эта тайна удручает вас! По всему видно, это должна быть, без сомнения, страшная, ужасная тайна, если она может так угнетать такого человека, как вы!

— Где вы научились быть такой смелой, Амина? — спросил Филипп вместо ответа, желая переменить разговор.

— Обстоятельства делают человека смелым или боязливым; люди, привыкшие ко всяким трудностям и опасностям на своем пути, не боятся их!

— А где вы их встречали в своей жизни?

— Где? Да прежде всего в той стране, где я родилась, и потом после, во время всех наших скитаний.

— Не расскажете ли вы мне о вашем прошлом, Амина? Вы знаете, что я могу сохранить в тайне то, что мне доверят!

— Что вы умеете сохранять в тайне то, что вам доверили, это я слишком хорошо знаю, вы это мне блистательно доказали! Но мне этого вовсе не нужно, и, помимо всяких гарантий, я считаю, что вы имеете некоторое право узнать кое-что о той, которой вы спасли жизнь. Я не могу рассказать много о себе, но что могу, то расскажу. Отец мой, еще будучи мальчиком, находясь на торговом судне своего отца, был захвачен в плен маврами и продан в рабство одному хакиму, то есть ученому, врачу, в той стране. Обнаружив в моем отце большие способности, хаким обучил его своему искусству и сделал его своим учеником и помощником. По прошествии нескольких лет отец не только постиг всю премудрость своего учителя, но даже превзошел его в его познаниях, но, как раб, должен был работать на своего господина. А вам известно, как и всем в этом городе, что мой отец жаден до денег, и его мечтой было разбогатеть так же, как его господин, и прежде всего купить себе свободу. Чтобы достигнуть своей цели, он стал поклонником пророка, т. е. принял ислам. После того он стал свободным и, сбросив с себя рабство, стал лечить за свой собственный счет. Вскоре он взял себе жену из арабского племени, дочь богатого арабского шейха, которому он вернул здоровье, и окончательно поселился в его стране. Там я и родилась. Отец мой быстро накоплял богатства, так как слава его, как искусного врача, распространилась далеко. Но когда от его руки умер сын одного бея, то на него обрушилось беспощадное гонение, и ему пришлось бежать из страны, причем он потерял все свои богатства. Мать моя и я последовали за ним; он нашел убежище у одного племени бедуинов, среди которых мы прожили несколько лет. Среди них я привыкла к быстрым, далеким переходам, к диким набегам, к поражениям и битвам и даже к беспричинной зверской резне. Но бедуины не щедро вознаграждали услуги отца, а деньги отец ставил выше всего и ради них был готов на все. Прослышав, что бей умер, он возвратился снова в Каир и стал по-прежнему заниматься своей практикой. Здесь он снова стал скоплять богатства, в чем ему никто не мешал до тех пор, пока сумма их не возросла настолько, что возбудила зависть нового бея; но, по счастью, отца предупредили о намерениях властителя, и он успел вовремя бежать, захватив с собой лишь часть своих богатств. Небольшое судно доставило нас в Испанию. Однако отцу не суждено было долго владеть накопленными им богатствами, и всякий раз, когда они накоплялись у него, случалось что-нибудь такое, вследствие чего он их лишался и оставался опять ни с чем.

И вот перед тем, как мы переселились сюда, в эту страну, отца моего ограбили так, что мы опять ничего не имели; но за эти три или четыре года, что мы здесь, он опять накопил кое-что, откладывая каждый грош. Вот и все, что я могу сказать о себе.

— Ваш отец и посейчас остался магометанином? — спросил Филипп.

— Право, не знаю. Мне кажется, что он не держится никакой религии, по крайней мере, меня он не наставлял ни в какой вере! Несомненно одно, что его Бог — золото; другого он, кажется, не знает и не признает!

— А вы?

— А я, я признаю того Бога, который создал весь этот прекрасный мир и все, что в нем, — называйте его, как хотите. Это все, что я знаю о Боге, Филипп, но я охотно узнала бы больше. Я слышала, что различных вероисповеданий много, но, вероятно, все они лишь различными путями ведут к одной и той же цели — познанию Бога. Вы, конечно, христианин, Филипп. И вы думаете, что это и есть истинная вера? Но ведь и все другие считают свою веру единой истинной верой. Кто же прав?

— У меня есть такие ужасные, такие страшные доказательства того, что моя вера единая истинная, что если бы я мог все открыть…

— У вас есть доказательства, говорите вы? Но в таком случае, разве не лежит на вас обязанность привести эти доказательства? Или вы дали зарок ничего никогда не открывать никому?

— Нет, такого зарока я не давал, но тем не менее я чувствую, как будто дал такой зарок… Слышите голоса? Это, вероятно, ваш батюшка с городскими властями! Мне надо идти вниз и встретить их!

С этими словами Филипп встал и направился к лестнице. Амина провожала его глазами до тех пор, пока он скрылся, и, даже когда он ушел, все еще продолжала смотреть на дверь.

— Возможно ли?! — воскликнула она вполголоса. — Так скоро? А между тем это так! Я чувствую, что охотнее разделю с ним его тайное горе, скорбь и несчастия, даже его опасности, даже самую смерть, чем полное довольство и благополучие с кем-либо другим. И мне даже кажется странным, если бы я поступила иначе. Мы сегодня же переселимся в его дом; я пойду и стану теперь же готовиться к переезду!

Показания Филиппа и Путса были занесены в протокол; тела убитых подвергнуты осмотру и некоторые из них опознаны. Затем трупы были увезены, и власти удалились, а Филипп и мингер Путс возвратились к Амине. Мы не станем здесь приводить их разговора, достаточно будет сказать, что старик согласился с доводами молодых людей относительно переселения; особенно убедительным ему показалось то обстоятельство, что не надо будет платить аренды. После полудня состоялся переезд, но только когда уже совсем стемнело, перевезли денежный ящик доктора под конвоем Филиппа и Амины, причем и старик плелся позади тележки. Было уже поздно, когда они окончательно устроились и отошли на покой.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Корабль-призрак предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я