Неточные совпадения
Чтобы народ
русский перестал опьяняться этим вином, необходимо духовное возрождение народа в самых
корнях его жизни, нужна духовная трезвость, через которую только и заслуживается новое вино.
Это —
корень русского народничества, враждебного мысли и идеям.
Идея святой Руси имела глубокие
корни, но она заключала в себе и нравственную опасность для
русского человека, она нередко расслабляла его нравственную энергию, парализовала его человеческую волю и мешала его восхождению.
Но отношение славянофилов к самому больному и самому важному для нас,
русских, славянскому вопросу — к вопросу польскому — было в
корне своем ложным и не славянским.
Корень этих глубоких противоречий — в несоединенности мужественного и женственного в
русском духе и
русском характере.
Человек, прикрепленный к семье, делается снова крепок земле. Его движения очерчены, он пустил
корни в свое поле, он только на нем то, что он есть; «француз, живущий в России, — говорит Прудон, —
русский, а не француз». Нет больше ни колоний, ни заграничных факторий, живи каждый у себя…
Несмотря на то, что вопрос поставлен был бесповоротно и угрожал в
корне изменить весь строй
русской жизни, все продолжали жить спустя рукава, за исключением немногих; но и эти немногие сосредоточили свои заботы лишь на том, что под шумок переселяли крестьян на неудобные земли и тем уготовали себе в будущем репрессалии.
Вспоминая эти свинцовые мерзости дикой
русской жизни, я минутами спрашиваю себя: да стоит ли говорить об этом? И, с обновленной уверенностью, отвечаю себе — стоит; ибо это — живучая, подлая правда, она не издохла и по сей день. Это та правда, которую необходимо знать до
корня, чтобы с
корнем же и выдрать ее из памяти, из души человека, из всей жизни нашей, тяжкой и позорной.
И современная
русская мистика слишком часто лишена церковных и национальных
корней, она только разрыхляет почву для загорающегося нового религиозного сознания.
Максим Федотыч Русаков — этот лучший представитель всех прелестей старого быта, умнейший старик,
русская душа, которою славянофильские и кошихинствующие критики кололи глаза нашей послепетровской эпохе и всей новейшей образованности, — Русаков, на наш взгляд, служит живым протестом против этого темного быта, ничем не осмысленного и безнравственного в самом
корне своем.
Необходимы были крутые меры и энергический отпор со стороны сплоченной массы
русских заводчиков, чтобы вырвать зло с
корнем.
Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни опалы, ни смерти; и жизнь ваша не прошла даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в
русской жизни, таит свои
корни в глубоких и темных недрах минувшего.
Но теперь, внимательно соображая совокупность его произведений, мы находим, что чутье истинных потребностей и стремлений
русской жизни никогда не оставляло его; оно иногда и не показывалось на первый взгляд, но всегда находилось в
корне его произведений.
А между тем чего же яснее, — разве не говорили славянофилы: следует изображать
русского человека добродетельным и доказывать, что
корень всякого добра — жизнь по старине; в первых пьесах своих Островский этого не соблюл, и потому «Семейная картина» и «Свои люди» недостойны его и объясняются только тем, что он еще подражал тогда Гоголю.
— И, сударь! Придет беда, так все заговорят одним голосом, и дворяне и простой народ! То ли еще бывало в старину: и триста лет татары владели землею
русскою, а разве мы стали от этого сами татарами? Ведь все, а чем нас упрекает Сила Андреевич Богатырев, прививное, батюшка; а корень-то все
русской. Дремлем до поры до времени; а как очнемся да стрехнем с себя чужую пыль, так нас и не узнаешь!
Так, он приводит более сотни слов, сходных в
русском и латинском языках, и доказывает, что оба эти языка произошли от одного
корня, что резко отличает его от тогдашних филологов, которые были помешаны на заимствованиях одного языка из другого и часто производили всё от славянского.
Странно сказать это о литературе в то время, когда она из кожи лезла, по собственному признанию, преследуя и обличая, карая и вырывая с
корнем всякое зло и непотребство на земле
русской.
Известно, что о
русском народе существует два мнения, противоположные друг другу в самом
корне.
и неисчетное множество тому подобных превосходных выражений. И не мудрено: они не смыслят
корня русского языка, то есть славянского. Далее...
Русское самодержавие вступает в новый фазис. Выросшее из антинациональной революции, оно исполнило свое назначение; оно осуществило громадную империю, грозное войско, правительственную централизацию. Лишенное действительных
корней, лишенное преданий, оно обречено на бездействие; правда, оно возложило было на себя новую задачу — внести в Россию западную цивилизацию, и оно до некоторой степени успевало в этом, пока еще играло роль просвещенного правительства.
Другой покойник в гораздо большей степени мог бы считаться если не изгнанником, то"
русским иностранцем", так как он с молодых лет покинул отечество (куда наезжал не больше двух-трех раз), поселился в Париже, пустил там глубокие
корни, там издавал философский журнал, там вел свои научные и писательские работы; там завязал обширные связи во всех сферах парижского общества, сделался видным деятелем в масонстве и умер в звании профессора College de France, где занимал кафедру истории наук.
Новое
русское коммунистическое государство тоже автократично и тоже имеет
корни в верованиях народа, в новых верованиях рабоче-крестьянских масс, оно тоже сознает себя и оправдывает как священное царство, как обратную теократию.
Русский коммунизм трудно понять вследствие двойного его характера. С одной стороны он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны — явление
русское и национальное. Особенно важно для западных людей понять национальные
корни русского коммунизма, его детерминированность
русской историей. Знание марксизма этому не поможет.
Он соответствовал отсутствию в
русском народе римских понятий о собственности и буржуазных добродетелях, соответствовал
русскому коллективизму, имевшему религиозные
корни.
Старая
русская автократическая монархия имела
корни в религиозных верованиях народа, она себя сознавала и оправдывала как теократия, как священное царство.
Его не останавливали даже естественные бедствия, обрушившиеся в это время на
русскую землю: моровое поветрие, от которого люди умирали скоропостижно в громадном количестве («знамением», как сказано в летописи, — вероятно пятном или нарывом, — догадывался Карамзин), тучи мышей, выходивших из лесов и поедавших хлеб на
корню, в скирдах и житницах, которого и так было мало вследствие неурожая.
В блестящее царствование Екатерины II, лично переписывавшейся с Вольтером, влияние французских энциклопедистов быстро отразилось на интеллигентной части
русского общества и разрасталось под животворным покровительством с высоты трона; непродолжительное царствование Павла I, несмотря на строгие, почти жестокие меры, не могло вырвать с
корнем «вольного духа», как выражались современники; с воцарением же Александра I — этого достойного внука своей великой бабки, — этот
корень дал новые и многочисленные ростки.
«Интеллигенция» не чувствовала себя органическим слоем
русской жизни, она утеряла цельность, оторвалась от
корней.
Салтыков вернулся с чином фельдмаршала и со строгим повелением вести энергичную наступательную войну. Но несогласие главнокомандующих пустило уже настолько глубокие
корни, что мешало единодушному действию союзников. После некоторых передвижений
русские удалились и разместились по зимним квартирам, ознаменовав эту кампанию лишь смелым партизанским набегом на Берлин.
— Савин человек увлекающийся… Я достаточно имел случаев изучить его… Это хорошая
русская натура с подгнивающим, но все еще живущим
корнем… Если он кого любит, то любит беззаветно, если ненавидит, то ненавидит от души…
Печальное происшествие 14 декабря, которое он своим зорким взглядом провидел в течение десятка лет и старался предупредить, уничтожив в
корне «военное вольнодумство», как он называл укоренявшиеся в среду
русского войска «идеи запада», но находя постоянный отпор в своем государе-друге, ученике Лагарпа, сделало то, что люди, резко осуждавшие систему строгостей «графа-солдата», прозрели и открыто перешли на его сторону. Звезда его, таким образом, перед своим, как мы знаем, случайным закатом, блестела еще ярче.
Но национальная идея не имеет в нем глубоких
корней, для
русских либералов в массе патриотизм есть вопрос политической тактики.
В
русском народе есть очень своеобразная мистическая стихия, стихия хлыстовская, уходящая в глубину языческих
корней народной жизни.