Неточные совпадения
Старый полинялый мундир напоминал воина времен Анны Иоанновны, [Анна Иоанновна (1693–1740) —
русская царица.] а в его
речи сильно отзывался немецкий выговор.
«Уж не немка ли здесь хозяйка?» — пришло ему на мысль; но хозяйкой оказалась
русская, женщина лет пятидесяти, опрятно одетая, с благообразным умным лицом и степенною
речью.
А почти все они обычно начинали
речи свои словами: «Мы, демократы… Мы,
русская демократия…»
Лютов, крепко потирая руки, усмехался, а Клим подумал, что чаще всего, да почти и всегда, ему приходится слышать хорошие мысли из уст неприятных людей. Ему понравились крики Лютова о необходимости свободы, ему казалось верным указание Туробоева на
русское неуменье владеть мыслью. Задумавшись, он не дослышал чего-то в
речи Туробоева и был вспугнут криком Лютова...
— Но нигде в мире вопрос этот не ставится с такою остротой, как у нас, в России, потому что у нас есть категория людей, которых не мог создать даже высококультурный Запад, — я говорю именно о
русской интеллигенции, о людях, чья участь — тюрьма, ссылка, каторга, пытки, виселица, — не спеша говорил этот человек, и в тоне его
речи Клим всегда чувствовал нечто странное, как будто оратор не пытался убедить, а безнадежно уговаривал.
Должно быть, потому, что он говорил долго, у
русского народа не хватило терпения слушать, тысячеустое ура заглушило зычную
речь, оратор повернулся к великому народу спиной и красным затылком.
Его особенно удивляла легкость движений толстяка, легкость его
речи. Он даже попытался вспомнить: изображен в
русской литературе такой жизнерадостный и комический тип? А Бердников, как-то особенно искусно смазывая редиску маслом, поглощая ее, помахивая пред лицом салфеткой, распевал тонким голоском...
Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была
русская; веру он исповедовал православную; природная
речь его была
русская: он учился ей у матери и из книг, в университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их отцами и на московских базарах. Немецкий же язык он наследовал от отца да из книг.
Но лишь коснется
речь самой жизни, являются на сцену лица, события, заговорят в истории, в поэме или романе, греки, римляне, германцы,
русские — но живые лица, — у Райского ухо невольно открывается: он весь тут и видит этих людей, эту жизнь.
Русский священник в Лондоне посетил нас перед отходом из Портсмута и после обедни сказал
речь, в которой остерегал от этих страхов. Он исчислил опасности, какие можем мы встретить на море, — и, напугав сначала порядком, заключил тем, что «и жизнь на берегу кишит страхами, опасностями, огорчениями и бедами, — следовательно, мы меняем только одни беды и страхи на другие».
Здесь
речь Ипполита Кирилловича была прервана рукоплесканиями. Либерализм изображения
русской тройки понравился. Правда, сорвалось лишь два-три клака, так что председатель не нашел даже нужным обратиться к публике с угрозою «очистить залу» и лишь строго поглядел в сторону клакеров. Но Ипполит Кириллович был ободрен: никогда-то ему до сих пор не аплодировали! Человека столько лет не хотели слушать, и вдруг возможность на всю Россию высказаться!
Стал он им
речь держать: «Я-де
русский, говорит, и вы
русские; я
русское все люблю…
русская, дескать, у меня душа, и кровь тоже
русская…» Да вдруг как скомандует: «А ну, детки, спойте-ка
русскую, народственную песню!» У мужиков поджилки затряслись; вовсе одурели.
Толкуя с Хорем, я в первый раз услышал простую, умную
речь русского мужика.
Речь его была чистая, правильная, нековерканная, слова свои он часто пересыпал
русскими пословицами.
Гагин, наконец, решил, что он «сегодня не в ударе», лег рядом со мною, и уж тут свободно потекли молодые наши
речи, то горячие, то задумчивые, то восторженные, но почти всегда неясные
речи, в которых так охотно разливается
русский человек.
Самое появление кружков, о которых идет
речь, было естественным ответом на глубокую внутреннюю потребность тогдашней
русской жизни.
Из Закона Божия — Ветхий завет до «царей» и знание главнейших молитв; из
русского языка — правильно читать и писать и элементарные понятия о частях
речи; из арифметики — первые четыре правила.
Еще до Карпатских гор услышишь
русскую молвь, и за горами еще кой-где отзовется как будто родное слово; а там уже и вера не та, и
речь не та.
Дарвинизм, который на Западе был биологической гипотезой, у
русской интеллигенции приобретает догматический характер, как будто
речь шла о спасении для вечной жизни.
Это была борьба за личность, и это очень
русская проблема, которая с такой остротой была выражена в письме Белинского к Боткину, о чем
речь будет в следующей главе.
Поэтому Достоевский говорит в
речи о Пушкине, что
русский человек — всечеловек, что в нем есть универсальная отзывчивость.
Основной идеей христианства он считал идею Богочеловечества, о чем
речь будет, когда буду говорить о
русской религиозной философии.
Революционная тактика Нечаева, допускавшая самые аморальные средства, оттолкнула большую часть
русских революционеров народнического направления, она испугала даже Бакунина, об анархизме которого
речь будет в другой главе.
Тут идет
речь о том, что Маука есть главное местопребывание компании, получившей от
русского правительства право в течение 10 лет собирать морские водоросли, и что население его состоит из 3 европейцев, 7
русских солдат и 700 рабочих — корейцев, айно и китайцев.
Но — чудное дело! превратившись в англомана, Иван Петрович стал в то же время патриотом, по крайней мере он называл себя патриотом, хотя Россию знал плохо, не придерживался ни одной
русской привычки и по-русски изъяснялся странно: в обыкновенной беседе
речь его, неповоротливая и вялая, вся пестрела галлицизмами; но чуть разговор касался предметов важных, у Ивана Петровича тотчас являлись выражения вроде: «оказать новые опыты самоусердия», «сие не согласуется с самою натурою обстоятельства» и т.д. Иван Петрович привез с собою несколько рукописных планов, касавшихся до устройства и улучшения государства; он очень был недоволен всем, что видел, — отсутствие системы в особенности возбуждало его желчь.
Старик Райнер все слушал молча, положив на руки свою серебристую голову. Кончилась огненная, живая
речь, приправленная всеми едкими остротами красивого и горячего ума. Рассказчик сел в сильном волнении и опустил голову. Старый Райнер все не сводил с него глаз, и оба они долго молчали. Из-за гор показался серый утренний свет и стал наполнять незатейливый кабинет Райнера, а собеседники всё сидели молча и далеко носились своими думами. Наконец Райнер приподнялся, вздохнул и сказал ломаным
русским языком...
Розанов еще поддержал общий разговор, и у Соловейчика еще два раза вырвалось польское со?
Русская же
речь его была преисполнена полонизмов.
Речь шла о положении женщины в
русском обществе.
После посещения Корелы весьма естественно, что
речь зашла об этом бедном, хотя и чрезвычайно старом
русском поселке, грустнее которого трудно что-нибудь выдумать.
Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, это — убеждение в невозможности взять Севастополь и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу
русского народа, — и эту невозможность видели вы не в этом множестве траверсов, брустверов, хитро сплетенных траншей, мин и орудий, одних на других, из которых вы ничего не поняли, но видели ее в глазах,
речах, приемах, в том, что называется духом защитников Севастополя.
А вот в кружке французских офицеров, наш молодой кавалерийской офицер так и рассыпается французским парикмахерским жаргоном.
Речь идет о каком-то comte Sazonoff, que j’ai beaucoup connu, m-r, [графе Сазонове, которого я хорошо знал, сударь,] — говорит французский офицер с одним эполетом: — c’est un de ces vrais comtes russes, comme nous les aimons. [Это один из настоящих
русских графов, из тех, которых мы любим.]
А
русский? этот еще добросовестнее немца делал свое дело. Он почти со слезами уверял Юлию, что существительное имя или глагол есть такая часть
речи, а предлог вот такая-то, и наконец достиг, что она поверила ему и выучила наизусть определения всех частей
речи. Она могла даже разом исчислить все предлоги, союзы, наречия, и когда учитель важно вопрошал: «А какие суть междометия страха или удивления?» — она вдруг, не переводя духу, проговаривала: «ах, ох, эх, увы, о, а, ну, эге!» И наставник был в восторге.
Когда
речь коснулась
русской музыки, его тотчас попросили спеть какую-нибудь
русскую арию и указали на стоявшее в комнате крошечное фортепиано, с черными клавишами вместо белых и белыми вместо черных.
— А я ее совсем не люблю. Нравятся мне одни
русские песни — и то в деревне, и то весной — с пляской, знаете… Красные кумачи, поднизи, на выгоне молоденькая травка, дымком попахивает… чудесно! Но не обо мне
речь. Говорите же, рассказывайте.
Санин разговаривал много, по-вчерашнему, но не о России и не о
русской жизни. Желая угодить своему молодому другу, которого тотчас после завтрака услали к г-ну Клюберу — практиковаться в бухгалтерии, — он навел
речь на сравнительные выгоды и невыгоды художества и коммерции. Он не удивился тому, что фрау Леноре держала сторону коммерции, — он это ожидал; но и Джемма разделяла ее мнение.
— Я тоже совсем не знаю
русского народа и… вовсе нет времени изучать! — отрезал опять инженер и опять круто повернулся на диване. Степан Трофимович осекся на половине
речи.
— Дослушайте, пожалуйста, и дайте договорить, а там уж и делайте ваши замечания, — произнес он досадливым голосом и продолжал прежнюю свою
речь: — иначе и не разумел, но… (и Марфин при этом поднял свой указательный палец) все-таки желательно, чтоб в России не было ни масонов, ни энциклопедистов, а были бы только истинно-русские люди, истинно-православные, любили бы свое отечество и оставались бы верноподданными.
А весьегонцы слушали эти
речи и плескали руками. И кричали: браво,
русский Гарибальди! живио! уррааа! А один, помоложе, даже запел: allons, enfants de la patrie… [Вперед, отечества сыны («Марсельеза»).]
Заседания,
речи, надежды, сближение с этими замечательными истинно
русскими человеками, прицеплявшими звезды поверх синих кафтанов или прятавшими их под окладистыми бородами, акции, облигации, борьба в собраниях, обеды и спичи, в которых Семен Афанасьевич обнаруживал недюжинный талант и упоительное красноречие…
20-го мая. Впервые читал у исправника заграничную
русскую газету „Колокол“ господина Искандера.
Речь бойкая и весьма штилистическая, но по непривычке к смелости — дико.
Разбудил его веселый голос Хан-Магомы, возвращавшегося с Батою из своего посольства. Хан-Магома тотчас же подсел к Хаджи-Мурату и стал рассказывать, как солдаты встретили их и проводили к самому князю, как он говорил с самим князем, как князь радовался и обещал утром встретить их там, где
русские будут рубить лес, за Мичиком, на Шалинской поляне. Бата перебивал
речь своего сотоварища, вставляя свои подробности.
Ну что, какой твой нужда?» Тут, как водится, с природною
русскому человеку ловкостию и плутовством, покупщик начнет уверять башкирца, что нужды у него никакой нет, а наслышался он, что башкирцы больно добрые люди, а потому и приехал в Уфимское Наместничество и захотел с ними дружбу завести и проч. и проч.; потом
речь дойдет нечаянно до необъятного количества башкирских земель, до неблагонадежности припущенников, [Припущенниками называются те, которые за известную ежегодную или единовременную плату, по заключенному договору на известное число лет, живут на башкирских землях.
И изрек Боян, чем кончить
речьПеснотворцу князя Святослава:
«Тяжко, братья, голове без плеч,
Горько телу, коль оно безглаво».
Мрак стоит над
Русскою землей:
Горько ей без Игоря одной.
Пришло несколько офицерчиков, выскочивших на коротенький отпуск в Европу и обрадовавшихся случаю, конечно, осторожно и не выпуская из головы задней мысли о полковом командире, побаловаться с умными и немножко даже опасными людьми; прибежали двое жиденьких студентиков из Гейдельберга — один все презрительно оглядывался, другой хохотал судорожно… обоим было очень неловко; вслед за ними втерся французик, так называемый п' ти женом грязненький, бедненький, глупенький… он славился между своими товарищами, коммивояжерами, тем, что в него влюблялись
русские графини, сам же он больше помышлял о даровом ужине; явился, наконец, Тит Биндасов, с виду шумный бурш, а в сущности, кулак и выжига, по
речам террорист, по призванию квартальный, друг российских купчих и парижских лореток, лысый, беззубый, пьяный; явился он весьма красный и дрянной, уверяя, что спустил последнюю копейку этому"шельмецу Беназету", а на деле он выиграл шестнадцать гульденов…
Уволенный от цензурного надзора,
русский публицист всегда начинает
речь издалёка и прежде всего спешит зарекомендовать себя перед читателем в качестве эрудита.
Ужин после заседания носил кавказский характер, с неизбежным «Мраволжамирир». Этой грузинской застольной песнью, чередовавшейся с чтением актерами стихов Акакия Церетели в
русском переводе и с
речами, чествовали старика-поэта до утра.
— Молчать! Слово сырью! Дайте слово слонам и мамонтам неустройства жизни! Говорит святые
речи сырая
русская совесть! Рычи, Гордеев! Рычи на все!..
Евсей, слушая эти
речи, ждал, когда будут говорить о
русском народе и объяснят: почему все люди неприятны и жестоки, любят мучить друг друга, живут такой беспокойной, неуютной жизнью, и отчего такая нищета, страх везде и всюду злые стоны? Но об этом никто не говорил.
В России почти нет воспитания, но воспитателей находят очень легко, а в те года, о которых идет моя
речь, получали их, пожалуй, еще легче: небогатые родители брали к своим детям или плоховатых немцев, или своих
русских из семинаристов, а люди более достаточные держали французов или швейцарцев. Последние более одобрялись, и действительно были несколько лучше.
Прошло около часа, хозяин не унимался хвалить
русских офицеров, бранить французов и даже несколько раз, в восторге пламенной благодарности, прижимал меня к своему сердцу, но об ужине и
речи не было.