Неточные совпадения
— Афанасий Васильевич! — сказал бедный Чичиков и схватил его обеими
руками за
руки. — О, если бы удалось мне освободиться, возвратить мое имущество! клянусь вам, повел бы отныне совсем другую жизнь! Спасите,
благодетель, спасите!
— Аркадий Макарович, мы оба, я и
благодетель мой, князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что почти вся судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного человека в
руках ваших… Мы ждем решения от вашего правдивого сердца!
«Ну, а теперь поблагодари своего
благодетеля…» Андрюша обнял живот г. Беневоленского, поднялся на цыпочки и достал-таки его
руку, которую
благодетель, правда, принимал, но не слишком спешил принять…
— Ах, родные мои! ах,
благодетели! вспомнила-таки про старуху, сударушка! — дребезжащим голосом приветствовала она нас, протягивая
руки, чтобы обнять матушку, — чай, на полпути в Заболотье… все-таки дешевле, чем на постоялом кормиться… Слышала, сударушка, слышала! Купила ты коко с соком… Ну, да и молодец же ты! Лёгко ли дело, сама-одна какое дело сварганила! Милости просим в горницы! Спасибо, сударка, что хоть ненароком да вспомнила.
Карп Дементьич — седая борода, в восемь вершков от нижней губы. Нос кляпом, глаза ввалились, брови как смоль, кланяется об
руку, бороду гладит, всех величает:
благодетель мой.
Все время расчета Илюшка лежал связанный посреди кабака, как мертвый. Когда Груздев сделал знак, Морок бросился его развязывать, от усердия к
благодетелю у него даже
руки дрожали, и узлы он развязывал зубами. Груздев, конечно, отлично знал единственного заводского вора и с улыбкой смотрел на его широчайшую спину. Развязанный Илюшка бросился было стремглав в открытую дверь кабака, но здесь попал прямо в лапы к обережному Матюшке Гущину.
Поехал и мой отец, но сейчас воротился и сказал, что бал похож на похороны и что весел только В.**, двое его адъютантов и старый депутат, мой книжный
благодетель, С. И. Аничков, который не мог простить покойной государыне, зачем она распустила депутатов, собранных для совещания о законах, и говорил, что «пора мужской
руке взять скипетр власти…».
Папа станет просить меня, но я махну
рукой, скажу ему: „Нет, мой друг, мой
благодетель, мы не можем жить вместе, а отпусти меня“, — и я обниму его и скажу ему, почему-то по-французски: „Oh mon père, oh mon bienfaiteur, donne moi pour la dernière fois ta bénédiction et que la volonté de dieu soit faite“!
— Хорошо, я тебе буду отдавать, — сказал Павел, слышавший еще и прежде, что Макар Григорьев в этом отношении считался высокочестным человеком и даже
благодетелем, батькой мужицким слыл, и только на словах уж очень он бранчив был и на
руку дерзок; иной раз другого мужичка, ни за что ни про что, возьмет да и прибьет.
А наверху, на Кубе, возле Машины — неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем
Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато
руки… Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане поставленные
руки — выходят огромными, приковывают взор — заслоняют собою все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях
руки — ясно: они — каменные, и колени — еле выдерживают их вес…
Тяжкий, каменный, как судьба,
Благодетель обошел Машину кругом, положил на рычаг огромную
руку… Ни шороха, ни дыхания: все глаза — на этой
руке. Какой это, должно быть, огненный, захватывающий вихрь — быть орудием, быть равнодействующей сотен тысяч вольт. Какой великий удел!
Резкие, быстрые — острым топором — хореи. О неслыханном преступлении: о кощунственных стихах, где
Благодетель именовался… нет, у меня не поднимается
рука повторить.
Я продолжаю. Завтра я увижу все то же, из года в год повторяющееся и каждый раз по-новому волнующее зрелище: могучую Чашу Согласия, благоговейно поднятые
руки. Завтра — день ежегодных выборов
Благодетеля. Завтра мы снова вручим
Благодетелю ключи от незыблемой твердыни нашего счастья.
Это были удостоверения, что мы — больны, что мы не можем явиться на работу. Я крал свою работу у Единого Государства, я — вор, я — под Машиной
Благодетеля. Но это мне — далеко, равнодушно, как в книге… Я взял листок, не колеблясь ни секунды; я — мои глаза, губы,
руки — я знал: так нужно.
И я вместе с ним мысленно озираю сверху: намеченные тонким голубым пунктиром концентрические круги трибун — как бы круги паутины, осыпанные микроскопическими солнцами (сияние блях); и в центре ее — сейчас сядет белый, мудрый Паук — в белых одеждах
Благодетель, мудро связавший нас по
рукам и ногам благодетельными тенетами счастья.
— «Враги счастья не дремлют. Обеими
руками держитесь за счастье! Завтра приостанавливаются работы — все нумера явятся для Операции. Неявившиеся — подлежат Машине
Благодетеля».
Я с трудом держу перо в
руках: такая неизмеримая усталость после всех головокружительных событий сегодняшнего утра. Неужели обвалились спасительные вековые стены Единого Государства? Неужели мы опять без крова, в диком состоянии свободы — как наши далекие предки? Неужели нет
Благодетеля? Против… в День Единогласия — против? Мне за них стыдно, больно, страшно. А впрочем, кто «они»? И кто я сам: «они» или «мы» — разве я — знаю?
Как нарочно все случилось: этот
благодетель мой, здоровый как бык, вдруг ни с того ни с сего помирает, и пока еще он был жив, хоть скудно, но все-таки совесть заставляла его оплачивать мой стол и квартиру, а тут и того не стало: за какой-нибудь полтинник должен был я бегать на уроки с одного конца Москвы на другой, и то слава богу, когда еще было под
руками; но проходили месяцы, когда сидел я без обеда, в холодной комнате, брался переписывать по гривеннику с листа, чтоб иметь возможность купить две — три булки в день.
Прежде всего, впрочем, должно объяснить, что рядом с губернатором по правую
руку сидел один старикашка, генерал фон Вейден, ничтожное, мизерное существо: он обыкновенно стращал уездных чиновников своей дружбой с губернатором, перед которым, в свою очередь, унижался до подлости, и теперь с сокрушенным сердцем приехал проводить своего друга и
благодетеля.
— Нет, Егор Ильич, нет! уж оставим лучше, — отвечала Настенька, в свою очередь совершенно упав духом. — Это все пустое, — продолжала она, сжимая его
руки и заливаясь слезами. — Это вы после вчерашнего так… но не может этого быть, вы сами видите. Мы ошиблись, Егор Ильич… А я о вас всегда буду помнить, как о моем
благодетеле и… и вечно, вечно буду молиться за вас!..
В тот же вечер Мерцалов узнал и фамилию своего неожиданного
благодетеля. На аптечном ярлыке, прикрепленном к пузырьку с лекарством, четкою
рукою аптекаря было написано: «По рецепту профессора Пирогова».
— Я ведь вот говорила, что я привыкла целовать откупщичьи
руки… ну, а теперь один
благодетель хочет приучить меня целовать его самого. Кажется, очень просто и естественно… Подросла.
Жена Долинского живет на Арбате в собственном двухэтажном доме и держит в
руках своего седого
благодетеля. Викторинушку выдали замуж за вдового квартального. Она пожила год с мужем, овдовела и снова вышла за молодого врача больницы, учрежденной каким-то «человеколюбивым обществом», которое матроска без всякой задней мысли называет обыкновенно «самолюбивым обществом». Сама же матроска состоит у старшей дочери в ключницах; зять-лекарь не пускает ее к себе на порог.
Благодетелем моим был, и пожаловаться на него не могу, разве под пьяную
руку неукротим на
руку был, потому мужчина из себя целая сажень,
рука, как пудовая гиря, ну кровь-то в нем как заходит, тогда уж никто не попадайся на глаза — разнесет в щепы.
Дай
руку;
Не думай, что боюсь я оскверниться,
Не почитай Фернандо за глупца;
Ты человек… и ты мой
благодетель.
Благодарю… я ухожу отсюда!..
Бургмейер(беря ее за
руку и во весь свой монолог легонько, но нервно ударяя своею
рукой по ее
руке). Вот видишь, ты мне сейчас сказала: «Вы миллионер!.. Вы
благодетель общества!.. Имя ваше благословляют!.. За вас молятся старцы и дети!..» Ну, так знай, Жени, что я не миллионер, а нищий и разоритель всего этого благословляющего меня общества!
— Оно, знаешь, у других ничего, а Юлиан Мастакович — он, Аркаша, мой
благодетель; ну, как заметит, что чужая
рука…
Миша. Оне мне ничего эдак собственно не говорили-с… а так-с… Помилуйте, ведь вы оба мои
благодетели. Вы мой
благодетель, а Дарья Ивановна моя благодетельница; притом же оне мне и родственница. Как же мне не радеть… (Берет его под
руку.)
Сюда сходились старшие матери на сборы для совещаний о хозяйственных делах, для раздачи по
рукам денежной милостыни, присылаемой
благодетелями; здесь на общем сходе игуменья с казначеей учитывала сборщиц и канонниц, возвращавшихся из поездок; сюда сбегались урвавшиеся от «трудов» белицы промеж себя поболтать, здесь же бывали по зимним вечерам супрядки.
Был такой
благодетель, что хотел как можно больше добра сделать людям, и стал думать, как бы так сделать, чтобы никого не обидеть и чтобы всем было на пользу. Если раздавать добро прямо по
рукам, то не сообразишь, кому давать, кто больше того стоит, а потом всех не уравняешь, — те, кому не достанется, скажут: «Зачем тем дал, а не нам?»
Поднялись благодарности Марку Данилычу. Заказали ужин, какой только можно было состряпать в Рыбном трактире. Холодненького выпили. Пили за здоровье Марка Данилыча, за здоровье Авдотьи Марковны, на
руках качали
благодетеля, «многолетие» пели ему. Долго на весь Рыбный трактир раздавались радостно пьяные голоса...
—
Благодетель вы наш, — отвечала плачущая и взволнованная Дарья Сергевна. — Нежданный-эт гость лучше жданных двух, а вы к нам не гостить, а с Божьей милостью приехали. Мы до вас было думали, что Марк-от Данилыч ничего не понимает, а только вы подошли, и за руку-то вас взял, и радостно таково посмотрел на вас, и слезыньки покатились у него. Понимает, значит, сердечный, разум-от, значит, при нем остался. Челом до земли за ваше неоставленье!
— Нельзя,
благодетель, нельзя! — шепчет она, тревожно махая
руками и не пуская в келью Самоквасова. — Да вам кого?.. Матушку Манефу?
За окном крупными хлопьями валил снег… Сад оголился… Деревья гнулись от ветра, распластав свои сухие мертвые сучья-руки. Жалобно каркая, с распластанными крыльями носились голодные вороны. Сумерки скрывали всю неприглядную картину глубокой осени. А в зале горели лампы, со стен приветливо улыбались знакомые портреты
благодетелей.
И, схватив одной
рукою первого попавшегося рыженького цыпленка за лапки, другой, свободной
рукою он обмакнул кисть в ведро с краской и… и в одну минуту цыпленок из пушистого и рыженького превратился в облизанного и черного, как галчонок. Глупая птица не понимала поступка своего
благодетеля и кричала на весь курятник, точно ее собирались резать. За ним запищали и закудахтали на разные голоса другие куры и цыплята, и разом поднялся такой концерт, какого, наверное, никогда не было в стенах курятника.
Другой мир, мир создания идеалов вместе с подругами, развернулся перед девочкой, и хотя Капитолина Андреевна, ввиду того, что «
благодетель» попав в
руки одной «пройдохи-танцовщицы», стал менее горячо относиться к приготовляемому ему лакомому куску, и не дала Вере Семеновне кончить курс, но «иной мир» уже возымел свое действие на душу молодой девушки, и обломать ее на свой образец и подвести под своеобразные рамки ее дома для Каоитолины Андреевны представлялось довольно затруднительно, особенно потому, что она не догадывалась о причине упорства и начала выбивать «дурь» из головы девчонки строгостью и своим авторитетом матери.
— Между
рук из подъезда выскользнула, — продолжал сетовать швейцар. — Да ты не зубоскаль и не прохлаждайся, — вдруг переменил он тон. — Поискать надо. Магарыч получишь. Матильда Карловна не постоит. Да я завтра утречком пива поставлю. Потому, мне беда, я в ответе. Будь миляга, душевный ты человек, отец-благодетель…
Довольно послужил я тебе и дьяволу, пошел, подлый, против своего
благодетеля, князя-батюшки, чуть дочь его, святую, чистую, непорочную, не отдал своими
руками на поругание извергу!
С легкой
руки вашей дела наши пошли в гору, мы живем теперь в полном довольстве и благословляем ваше имя, как нашего
благодетеля.
—
Благодетель, вечно за тебя Бога молить буду… — бросилась она целовать его
руки.
Ох уж вы мне,
благодетели, вот вы где, — указывала она
рукою на шею, вскочив и садясь на жесткую постель, — кровопийцы…
—
Благодетель! — вскочил Ермак Тимофеевич и, схватив
руку старика, крепко поцеловал ее.
Но, — прибавил Траутфеттер с особенным чувством, — если б я нашел его беззащитным, укрывающимся в отечестве, где бы ни было, то я пал бы на грудь моего
благодетеля и второго отца, оросил бы ее слезами благодарности, и горе тому, кто осмелился бы наложить на него
руку свою!
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда-то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями
благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на
руки, задумался.