Неточные совпадения
Ухватливый и ловкий детина лет семнадцати, в красивой рубашке
розовой ксандрейки, принес и поставил перед ними графины с
водой и разноцветными квасами всех сортов, шипевшими, как газовые лимонады.
Отойдя в лес за мостик, по течению ручья, девочка осторожно спустила на
воду у самого берега пленившее ее судно; паруса тотчас сверкнули алым отражением в прозрачной
воде; свет, пронизывая материю, лег дрожащим
розовым излучением на белых камнях дна.
Склонившись над
водою, машинально смотрел он на последний
розовый отблеск заката, на ряд домов, темневших в сгущавшихся сумерках, на одно отдаленное окошко, где-то в мансарде, по левой набережной, блиставшее, точно в пламени, от последнего солнечного луча, ударившего в него на мгновение, на темневшую
воду канавы и, казалось, со вниманием всматривался в эту
воду.
Над озером в музыке летают кривокрылые белые чайки, но их отражения на
воде кажутся
розовыми.
На дачах Варавки поселились незнакомые люди со множеством крикливых детей; по утрам река звучно плескалась о берег и стены купальни; в синеватой
воде подпрыгивали, как пробки, головы людей, взмахивались в воздух масляно блестевшие руки; вечерами в лесу пели песни гимназисты и гимназистки, ежедневно, в три часа, безгрудая, тощая барышня в
розовом платье и круглых, темных очках играла на пианино «Молитву девы», а в четыре шла берегом на мельницу пить молоко, и по
воде косо влачилась за нею
розовая тень.
С удивлением глядел студент на деревья, такие чистые, невинные и тихие, как будто бы бог, незаметно для людей, рассадил их здесь ночью, и деревья сами с удивлением оглядываются вокруг на спокойную голубую
воду, как будто еще дремлющую в лужах и канавах и под деревянным мостом, перекинутым через мелкую речку, оглядываются на высокое, точно вновь вымытое небо, которое только что проснулось и в заре, спросонок, улыбается
розовой, ленивой, счастливой улыбкой навстречу разгоравшемуся солнцу.
— А посмотрите, нет, посмотрите только, как прекрасна, как обольстительна жизнь! — воскликнул Назанский, широко простирая вокруг себя руки. — О радость, о божественная красота жизни! Смотрите: голубое небо, вечернее солнце, тихая
вода — ведь дрожишь от восторга, когда на них смотришь, — вон там, далеко, ветряные мельницы машут крыльями, зеленая кроткая травка,
вода у берега —
розовая,
розовая от заката. Ах, как все чудесно, как все нежно и счастливо!
Ромашов выгреб из камышей. Солнце село за дальними городскими крышами, и они черно и четко выделялись в красной полосе зари. Кое-где яркими отраженными огнями играли оконные стекла.
Вода в сторону зари была
розовая, гладкая и веселая, но позади лодки она уже сгустилась, посинела и наморщилась.
Вы смотрите и на полосатые громады кораблей, близко и далеко рассыпанных по бухте, и на черные небольшие точки шлюпок, движущихся по блестящей лазури, и на красивые светлые строения города, окрашенные
розовыми лучами утреннего солнца, виднеющиеся на той стороне, и на пенящуюся белую линию бона и затопленных кораблей, от которых кой-где грустно торчат черные концы мачт, и на далекий неприятельский флот, маячащий на хрустальном горизонте моря, и на пенящиеся струи, в которых прыгают соляные пузырики, поднимаемые веслами; вы слушаете равномерные звуки ударов вёсел, звуки голосов, по
воде долетающих до вас, и величественные звуки стрельбы, которая, как вам кажется, усиливается в Севастополе.
Первый сбросил с себя свою простыню белый лекарь, через минуту он снял и второй свой покров, свою
розовую серпянковую сорочку, и вслед за тем, шибко разбежавшись, бросился кувырком в реку и поплыл к большому широкому камню, который возвышался на один фут над
водой на самой средине реки. Этот камень действительно был центром их сборища.
Красуля принадлежит к породе форели и вместе с нею водится только в чистых, холодных и быстрых реках, даже в небольших речках или ручьях, и в новых, не загаженных навозом прудах, на них же устроенных, но только в глубоких и чистых; стан ее длинен, брусковат, но шире щучьего; она очень красива; вся, как и форель, испещрена крупными и мелкими, черными, красными и белыми крапинами; хвост и перья имеет сизые; нижнюю часть тела — беловато-розового цвета; рот довольно большой; питается мелкою рыбой, червяками и разными насекомыми, падающими в
воду снаружи и в ней живущими.
Так проводил он праздники, потом это стало звать его и в будни — ведь когда человека схватит за сердце море, он сам становится частью его, как сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю на руки брата, Туба ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, — к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих
вод тяжело поднимается сеть — полукруг с железными зубцами на краю, и в ней — точно мысли в черепе — движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него —
розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
Утро, еще не совсем проснулось море, в небе не отцвели
розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей
воды. Несколько маленьких лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова идут за сардинами. В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
Розовая от холодной
воды, чистая, крепкая и спокойная, она властно уводила за собой Илью, а он шёл за нею и думал: её ли это, час тому назад, он видел измятой, захватанной грязными руками?
Долинский нашел чай и позвал старуху. Принесли горячей
воды, и Вера Сергеевна села делать чай. Пришла и горничная с большим узлом в салфетке. Вера Сергеевна стала разбирать узел: там была
розовая подушечка в ажурном чехле, кисея, собранная буфами, для того, чтобы ею обтянуть стол; множество гирлянд, великолепный букет и венок из живых роз на голову.
— Под Высоким-Камнем, сказывают, шесть барок убивших, — рассказывал один мастеровой в
розовой ситцевой рубашке. — Да под Печкой две… Страсть господня! У нас под Кыном две коломенки затонули тоже. Так и поворачивает эта самая
вода!
Бассейн был у царя во дворце, восьмиугольный, прохладный бассейн из белого мрамора. Темно-зеленые малахитовые ступени спускались к его дну. Облицовка из египетской яшмы, снежно-белой с
розовыми, чуть заметными прожилками, служила ему рамою. Лучшее черное дерево пошло на отделку стен. Четыре львиные головы из
розового сардоникса извергали тонкими струями
воду в бассейн. Восемь серебряных отполированных зеркал отличной сидонской работы, в рост человека, были вделаны в стены между легкими белыми колоннами.
Чуть колышется
вода в пруде, ивы склонили на него свои ветви; восток загорается; мелкие перистые облачка окрасились в
розовый цвет.
Глазки, смотревшие вообще сонливо, проявляли также оживление и беспокойство по утрам и вечером, когда мисс Бликс брала Пафа за руку, уводила его в уборную, раздевала его донага и, поставив на клеенку, принималась энергически его мыть огромной губкой, обильно напитанной
водою; когда мисс Бликс при окончании такой операции, возлагала губку на голову мальчика и, крепко нажав губку, пускала струи
воды по телу, превращавшемуся тотчас же из белого в
розовое, — глазки Пафа не только суживались, но пропускали потоки слез и вместе с тем раздавался из груди его тоненький-тоненький писк, не имевший ничего раздраженного, но походивший скорее на писк кукол, которых заставляют кричать, нажимая им живот.
Старик оглянулся и как-то радостно вздохнул, причем под жилетом у него что-то заволновалось, точно там под ситцевой
розовой рубашкой была налита
вода; он благословил меня своей десницей и облобызал.
Пред ним, по пояс в
воде, стояла Варенька, наклонив голову, выжимая руками мокрые волосы. Её тело —
розовое от холода и лучей солнца, и на нём блестели капли
воды, как серебряная чешуя. Они, медленно стекая по её плечам и груди, падали в
воду, и перед тем как упасть, каждая капля долго блестела на солнце, как будто ей не хотелось расстаться с телом, омытым ею. И из волос её лилась
вода, проходя между
розовых пальцев девушки, лилась с нежным, ласкающим ухо звуком.
Однажды утром, — это было уже в начале сентября, — Фекла принесла снизу два ведра
воды,
розовая от холода, здоровая, красивая; в это время Марья и Ольга сидели за столом и пили чай.
И кажется Меркулову, что теперь — теплый вечер ранней весны и что вся дорога, черная от грязи, изборождена следами копыт, а в глубоких колеях стоит
вода,
розовая и янтарная от вечерней зари.
— Ночь теперь если тихая… — начал он с заметным удовольствием, —
вода не колыхнется, как зеркало… Смола на носу лодки горит… огромным таким кажется пламенем…
Воду всю освещает до самого дна: как на тарелке все рассмотреть можно, каждый камышек… и рыба теперь попадется… спит… щука всегда против
воды… ударишь ее острогой… встрепенется… кровь из нее брызнет в
воду —
розовая такая…
Марфа Петровна с своей стороны делала приношения тоже более ценные по усердию, нежели по чему иному; она посылала в монастырь
розовую и мятную
воду, муравьиный спирт, сушеную малину (иноки, не зная, что с ней делать, настаивали ее пенным вином), несколько банок грибов в уксусе, искусно уложенных, так что с которой стороны ни посмотришь, все видно одни белые грибы, а как ложкой ни возьмешь, все вынешь или березовик или масленок.
Началось это весной. Вскоре после Пасхи, которая была в том году поздней, мы поехали с ним однажды на острова. Был ясный, задумчивый, ласковый вечер. Тихие
воды рек и каналов мирно дремали в своих берегах, отражая
розовый и лиловый свет погасавшего неба. Молодая, сероватая зелень прибрежных ив и черных столетних лип так наивно и так радостно смотрелась в
воду. Мы долго молчали. Наконец под обаянием этого прелестного вечера я сказал медленно...
И долго потом в тяжелые минуты его жизни припоминалась ему, в числе прочих угрызений совести, и вся обстановка этого пробуждения, и этот глиняный таз с фаянсовым рукомойником, наполненный холодной
водой, в которой еще плавали льдинки, и мыло, в
розовой бумажке, овальной формы, с какими-то вытравленными на нем буквами, копеек в пятнадцать ценою, очевидно, купленное для новобрачных, но которое пришлось почать Ивану Ильичу; и старуха с камчатным полотенцем на левом плече.
Гуще и гуще надвигается черный покров ночи на небо, ярче и ярче сверкают на холмах зажженные свечи, тусклей отражает в себе недвижное, будто из стекла вылитое, озеро темно-синий небосклон,
розовые полосы зари и поникшие ветвями в
воду береговые вербы…
А на западе все небо, весь воздух, и
вода и скалы, и верхушки деревьев были залиты ярко-розовым, золотистым блеском заката.
Небо чисто и ясно, утренняя заря румянцем разливается по небу и, отражаясь в тихих зеркальных
водах Оки, обливает их
розовым сияньем.
Облокотясь о борт и чуть-чуть склонясь стройным станом, Наташа до локтя обнажила белоснежную руку, опустила ее в
воду и с детской простотой, улыбаясь, любовалась на струйки, что игриво змеились вкруг ее бледно-розовой ладони.
День клонился к вечеру. Солнце только что скрылось за горами и посылало кверху свои золотисто-розовые лучи. На небе в самом зените серебрились мелкие барашковые облака. В спокойной
воде отражались лесистые берега. Внизу у ручейка белели две палатки, и около них горел костер. Опаловый дым тонкой струйкой поднимался кверху и незаметно таял в чистом и прохладном воздухе.
Под окном хрюкнул поросенок. Он подошел к миске с
водою, попил немного, поддел миску пятаком и опрокинул ее. Катя вышла, почесала носком башмака брюхо поросенку. Он поспешно лег, вытянул ножки с копытцами и замер. Катя задумчиво водила носком по его
розовому брюху с выступами сосков, а он лежал, закрыв глаза, и изредка блаженно похрюкивал. Куры обступили Катю и поглядывали на нее в ожидании корма.
За чащей сразу очутились они на берегу лесного озерка, шедшего узковатым овалом. Правый затон затянула водяная поросль. Вдоль дальнего берега шли кусты тростника, и желтые лилиевидные цветы качались на широких гладких листьях. По
воде, больше к средине, плавали белые кувшинки. И на фоне стены из елей, одна от другой в двух саженях, стройно протянулись вверх две еще молодые сосны, отражая полоску света своими шоколадно-розовыми стволами.
Он, на взгляд Пирожкова, пополнел, борода разрослась, щеки
порозовели. Домашний синий костюм, вроде военной блузы, выставлял его стройную, крепкую фигуру. Пирожков заметил у него на четвертом пальце левой руки прекрасной
воды рубин.
Прекрасный осенний день — заметьте, в Богемии — склоняется уж к вечеру и накидывает
розовое покрывало на небо, на
воды, на все предметы.
Месяц уже побледнел при наступлении утра и, тусклый, отразившись в
воде, колыхался в ней, как одинокая лодочка. Снежные хлопья налипли на ветвях деревьев, и широкое серебряное поле сквозь чащу леса открывалось взору обширной панорамой. Заря играла уже на востоке бледно-розовыми облаками и снежинки еще кое-где порхали и кружились в воздухе белыми мотыльками.
Месяц уже побледнел при наступлении утра и, тусклый, отразившись в
воде, колыхался в ней, как одинокая лодочка. Снежные хлопья налипли на ветвях дерев, и широкое серебряное поле сквозь чащу леса открылось взору обширной панорамой. Заря играла уже на востоке бледно-розовыми облаками, и снежинки еще кое-где порхали и кружились в воздухе белыми мотыльками.