Неточные совпадения
В день
рождения Любочки, 13 декабря, еще перед обедом приехали к нам княгиня Корнакова с
дочерьми, Валахина с Сонечкой, Иленька Грап и два меньших брата Ивиных.
Наконец, получив в наследство село Степанчиково, что увеличило его состояние до шестисот душ, он оставил службу и, как уже сказано было, поселился в деревне вместе с своими детьми: восьмилетним Илюшей (
рождение которого стоило жизни его матери) и старшей
дочерью Сашенькой, девочкой лет пятнадцати, воспитывавшейся по смерти матери в одном пансионе, в Москве.
Женщина осталась с дочкой — ни вдова, ни замужняя, без куска хлеба. Это было в Воронеже, она жила в доме купца Аносова, дяди Григория Ивановича, куда последний приехал погостить. За год до этого, после
рождения младшей
дочери Нади, он похоронил жену. Кроме Нади, остались трехлетний Вася и пятилетняя Соня.
За девять лет супружества жена родила ему четырех
дочерей, но все они умерли. С трепетом ожидая
рождения, Игнат мало горевал об их смерти — они были не нужны ему. Жену он бил уже на второй год свадьбы, бил сначала под пьяную руку и без злобы, а просто по пословице: «люби жену — как душу, тряси ее — как грушу»; но после каждых родов у него, обманутого в ожиданиях, разгоралась ненависть к жене, и он уже бил ее с наслаждением, за то, что она не родит ему сына.
Очевидно, что это место давно понравилось еще моему дедушке и что он засадил его деревьями задолго до
рождения меньшой своей
дочери Евгеши, как он называл ее, потому что деревьям было лет по пятидесяти, а
дочери — тридцать пять.
День, торжественный день
рождения Клары Олсуфьевны, единородной
дочери статского советника Берендеева, в óно время благодетеля господина Голядкина, — день, ознаменовавшийся блистательным, великолепным званым обедом, таким обедом, какого давно не видали в стенах чиновничьих квартир у Измайловского моста и около, — обедом, который походил более на какой-то пир вальтасаровский, чем на обед, — который отзывался чем-то вавилонским в отношении блеска, роскоши и приличия с шампанским-клико, с устрицами и плодами Елисеева и Милютиных лавок, со всякими упитанными тельцами и чиновною табелью о рангах, — этот торжественный день, ознаменовавшийся таким торжественным обедом, заключился блистательным балом, семейным, маленьким, родственным балом, но все-таки блистательным в отношении вкуса, образованности и приличия.
Живые картины, театр и потом бал — все в один вечер, назначались не далее как дней через пять, по случаю домашнего праздника — дня
рождения младшей
дочери нашего хозяина.
— Ну, в землю-то он тебя не закопает, — усмехнулся Семен Петрович. — Побить побьет — без этого нельзя, а после все-таки смилуется, потому что ведь одна у него дочь-то. Пожалеет тоже! Своя кровь, свое
рожденье! Да и тебя, как видно, он возлюбил…
Потому, что ты
дочь — мое
рожденье…
— Что вы! Что вы! Нареченная знатная
дочь богатого генерала, для которой вся жизнь должна быть дивной сказкой, вдруг жалуется на скуку и — когда же? В день своего
рождения, на веселом балу, устроенном в ее честь. Опомнитесь, Нина, что с вами?
Как же я покину тебя, как забуду, что я
дочь твоя,
рожденье твое?..
Мог ли русский народ признать своею государыней женщину, не знавшую по-русски, «великую княжну», о которой до того никто не слыхивал, ибо ни о браке императрицы Елизаветы, ни о
рождении ею
дочери никогда не было объявлено, а если и ходили о том слухи, то одни им верили, а другие, составлявшие громадное большинство, или не верили, или вовсе не знали о существовании княжны Таракановой?
Но каждый раз, чтоб отделаться от подобных расспросов, я шутливо отвечала: «Да принимайте меня за кого вы хотите: пусть буду я
дочь турецкого султана или персидского шаха или русской императрицы; я и сама ничего не знаю о своем
рождении».
В то же время вошла к Луизе в спальню сама баронесса Зегевольд; с нежностью поцеловала
дочь, поздравила ее со днем
рождения и, пожелав ей счастья, вручила корзину, в которой лежали богатые ожерелья, серьги, цепи и зарукавья, искусно отделанные; потом, обратившись к мариенбургской гостье, величаво кивнула ей и, в знак милостивого внимания к бедной, ничего не значащей воспитаннице пастора, которую
дочь ее удостоивала своими ласками, дозволила Катерине Рабе поцеловать себя в щеку.
Соображаясь с нововведениями, тщеславная баронесса назначила дню
рождения своей
дочери быть цепью необыкновенных удовольствий.
— В Гельмет, к баронессе Зегевольд, ко дню
рождения ее
дочери Луизы, с которою познакомил пастор свою Кете ради милостивого покровительства сироте на будущие времена и с которою, между тем, вопреки неравенства состояний их, соединили ее узами дружбы нежные, благородные чувства и особенное друг к другу влечение, разумом не определяемое и часто не постигаемое.
— Я уже кое-что придумала… Капитолина Андреевна Усова будет праздновать
рождение своей шестнадцатилетней
дочери Веры и на этом балу первый раз покажет ее публично. Девочка в полном смысле красавица… Вы знаете, кому она предназначена?
Одна из них оказалась метрической выпиской из церкви святого Ермолая, что на Садовой, о
рождении два года и два месяца тому назад, у крестьянской девицы Вассы Андреевой незаконной
дочери Зиновии, а другая написанной полуграмотно запиской...
С тех пор семейство Хвостовых, состоявшее из мужа и жены, сына Петра, родившегося в Петербурге, и
дочери Марии — москвички по
рождению, не покидало Москвы, где Валериан Павлович, лет за семь до того времени, с которого начинается наш рассказ, умер сенатором.
Виталина. Прежде всего и я должна, однако ж, сказать: не имею нужды, чтоб напоминали мне об исполнении моего слова. Когда для этого нужно было бы жертвовать своим имуществом, своим спокойствием, одним словом — собою, я не задумалась бы ни на минуту. Но в деле нашем есть третье лицо…
дочь моя, не по
рождению, — все равно! — любовь сильнее кровных прав. Так помните, сударь, дело идет о судьбе
дочери моей; вы говорите с ее матерью.
«Нет, — думал Егор Никифоров, шагая по знакомой дороге, — нет, этого не может быть… Эта прелестная девушка не может быть
дочерью Петра Иннокентьевича. Ей двадцать один год, но двадцать лет тому назад Толстых не был женат… Нет, она не его
дочь, хотя и называет его своим отцом… Ее крестный отец Иннокентий Антипович! Не ребенок ли это Марьи Петровны? Ее мать, говорит она, умерла при ее
рождении, а Марья Петровна пропала около того же времени… Да, это так, это
дочь Марьи Петровны!»
В них изобразил, как он, беседуя на Парнасе [Парнас — гора в Греции, на которой обитали покровитель искусства бог Аполлон и девять сестер — муз (миф.).] с девятью сестрами, изумлен был нечаянною суматохою на земле и, узнав, что причиною тому
рождение прекрасной баронской
дочери, спешил сам принесть ей поздравления от всего Геликона [Геликон — гора в Древней Греции, считавшаяся обиталищем муз — покровительниц искусств (миф.).].
Эта волшебница была приемыш и крестная
дочь Дарьи Алексеевны и любимица Талечки — Лидочка, прозванная дворовыми людьми дома Хомутовых «турчанкою», что отчасти оправдывалось, как, вероятно, не забыл читатель, историей ее
рождения.
Виталина. Как это узнать ему? Ты крещена в дальнем городе; когда ты вступила ко мне в дом, из слуг, тогда со мною бывших при мне, никого нет теперь в живых; все это было делано мужем и мною так секретно… Один Парфеныч знает тайну твоего
рождения. Ты слывешь
дочерью канцелярского чиновника.
С присущим ей умом и тактом, стороной, осторожно, старалась Екатерина Романовна выпытать у Потемкиной все, что та знает о
рождении Зинаидой Сергеевной мертвой
дочери.
Несмотря на лечение двух городских врачей, приглашенных князем на помощь жившему в имении княжескому доктору, больная не перенесла пятнистого тифа и отдала Богу душу, не благословив даже
дочь и не открыв ей тайны ее
рождения, так как в виду заразительности болезни Марьи Астафьевны, Шуру, по распоряжению князя, перевели на его половину и не пускали к больной.
Виталина. Конечно, уж не такая!.. Ты должна бы давно забыть свое
рождение… Когда отец позволил тебе принять христианскую веру, он отступился от тебя, он обязался не признавать тебя своей
дочерью. Все родственные связи твои были тогда ж разрушены; воспитание, общество, религия положили еще большую преграду между им и тобою.
Прошло еще около года. Был холодный сентябрьский день. В доме Ладомирских был праздник —
рождение их
дочери, которой исполнилось 23 года.
Дочь должна бы радоваться этому, а я… чуждаюсь того, кто дал мне жизнь, чуждаюсь кровных потому только, что судьба поставила их на низкой ступени общества, а меня, не знаю почему, назло моему
рождению, так возвысила пред ними — хоть по наружности!..
От союза ее с Степаном Ивановичем у нее были две
дочери, из которых
рождение второй было очень неблагополучно, и Степанида Васильевна сделалась „навек не человек“.