Неточные совпадения
Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» — поэма английского
поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое сочинение немецкого писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых делал весьма длинные выписки, но какого рода они были, это никому не было известно; впрочем, он был остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить
речь.
В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал
И столь же строгому разбору
В соседстве повод подавал.
По имени Владимир Ленской,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и
поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную
речьИ кудри черные до плеч.
Зато
поэты задели его за живое: он стал юношей, как все. И для него настал счастливый, никому не изменяющий, всем улыбающийся момент жизни, расцветания сил, надежд на бытие, желания блага, доблести, деятельности, эпоха сильного биения сердца, пульса, трепета, восторженных
речей и сладких слез. Ум и сердце просветлели: он стряхнул дремоту, душа запросила деятельности.
За сто лет в этом доме
поэта Хераскова звучали
речи масонов, закончившиеся их арестом.
Ужин после заседания носил кавказский характер, с неизбежным «Мраволжамирир». Этой грузинской застольной песнью, чередовавшейся с чтением актерами стихов Акакия Церетели в русском переводе и с
речами, чествовали старика-поэта до утра.
О, какое наслаждение испытывал я, повторяя сладостные стихи великого
поэта, и с каким восторгом слушал меня добрый дядя, конечно не подозревавший, что память его любимца, столь верная по отношению к рифмованной
речи, — прорванный мешок по отношению ко всему другому.
Мысль, что красноречивая и одушевленная
речь об умершем уже в старости
поэте — написана молодым, умирающим
поэтом и драматическим писателем, без сомнения, потрясала души всех слушателей, способных сочувствовать такому горестному событию.
[По-видимому,
речь идет о работе А. Н. Веселовского «Три главы из исторической поэтики» — гл. «От певца к
поэту», разд.
Он смотрел с улыбкой превосходства на все русское, отроду не слыхал, что есть немецкая литература и английские
поэты, зато знал на память Корнеля и Расина, все литературные анекдоты от Буало до энциклопедистов, он знал даже древние языки и любил в
речи поразить цитатой из «Георгик» или из «Фарсалы».
Повсюду, каков бы ни был характер
поэта, каковы бы ни были его личные понятия о поступках своего героя, герой действует одинаково со всеми другими порядочными людьми, подобно ему выведенными у других
поэтов: пока о деле нет
речи, а надобно только занять праздное время, наполнить праздную голову или праздное сердце разговорами и мечтами, герой очень боек; подходит дело к тому, чтобы прямо и точно выразить свои чувства и желания, — большая часть героев начинает уже колебаться и чувствовать неповоротливость в языке.
О Тютчеве никогда никто не говорил, а о Фете говорили только как об образце пустого, бессодержательного
поэта и повторяли эпиграмму, что-то вроде: «Фет, Фет, ума у тебя нет!» В журнале «Русская
речь», который папа выписывал, печатались исторические романы Шардина из времен Екатерины II, Павла и др.
Минута объявления войны Наполеону со стороны Пруссии, казалось, была самая благоприятная, так как необыкновенное оживление охватило все прусское общество. Пылкий принц Людовик, симпатичная королева не уезжали из лагеря; профессора на кафедрах,
поэты в стихах призывали народ к оружию и даже философ Фихте в
речах своих к германскому народу просил как милости принять его в ряды прусской армии.
А только изо всех из сих стукачей самый ловкий был один Назарко,
поэт и мечтатель, который в самую последнюю минуту над гробом Маркела взъерошил себе на голове волосы и, закрутив косицы, вытянул вперед руку и произнес
речь, да такую, шельма, отмахал наипрочувствованную
речь, с хриями, и тропами, и метафорами, и синехдохами, что сразу со всем этим так он прямисенько и въехал в пшеничное сердце Домаси.