Неточные совпадения
Анна Андреевна, жена
его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину
на романах
и альбомах, вполовину
на хлопотах в своей кладовой
и девичьей. Очень любопытна
и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта
распространяется только
на мелочи
и состоит в выговорах
и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение
его рисовало греховную бездну,
на дне которой метались черти. Были тут
и кокотки,
и кокодессы,
и даже тетерева —
и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны
и поднес
ему любимое
его кушанье, но едва
он прикоснулся к
нему устами, как по комнате
распространился смрад. Но что всего более ужасало
его — так это горькая уверенность, что не один
он погряз, но в лице
его погряз
и весь Глупов.
— Извините, сударь, — дрожа со злости, ответил Лужин, — в письме моем я
распространился о ваших качествах
и поступках единственно в исполнении тем самым просьбы вашей сестрицы
и мамаши описать
им: как я вас нашел
и какое вы
на меня произвели впечатление? Что же касается до означенного в письме моем, то найдите хоть строчку несправедливую, то есть что вы не истратили денег
и что в семействе том, хотя бы
и несчастном, не находилось недостойных лиц?
— Ich danke, [Благодарю (
нем.).] — сказала та
и тихо, с шелковым шумом, опустилась
на стул. Светло-голубое с белою кружевною отделкой платье ее, точно воздушный шар,
распространилось вокруг стула
и заняло чуть не полкомнаты. Понесло духами. Но дама, очевидно, робела того, что занимает полкомнаты
и что от нее так несет духами, хотя
и улыбалась трусливо
и нахально вместе, но с явным беспокойством.
Но Пугачев не был пойман.
Он явился
на сибирских заводах, собрал там новые шайки
и опять начал злодействовать. Слух о
его успехах снова
распространился. Мы узнали о разорении сибирских крепостей. Вскоре весть о взятии Казани
и о походе самозванца
на Москву встревожила начальников войск, беспечно дремавших в надежде
на бессилие презренного бунтовщика. Зурин получил повеление переправиться через Волгу.
Она
распространилась на тот счет, что людям, которые пошли добывать неразменный рубль, теперь всех страшнее, потому что
они должны лицом к лицу встретиться с дьяволом
на далеком распутье
и торговаться с
ним за черную кошку; но зато
их ждут
и самые большие радости…
Он был крайне смущен внезапно вспыхнувшей обидой
на отца, брата
и чувствовал, что обида
распространяется и на Айно.
Он пытался посмотреть
на себя, обидевшегося, как
на человека незнакомого
и стесняющего, пытался отнестись к обиде иронически.
— А спроси
его, — сказал Райский, — зачем
он тут стоит
и кого так пристально высматривает
и выжидает? Генерала! А нас с тобой не видит, так что любой прохожий может вытащить у нас платок из кармана. Ужели ты считал делом твои бумаги? Не будем
распространяться об этом, а скажу тебе, что я, право, больше делаю, когда мажу свои картины, бренчу
на рояле
и даже когда поклоняюсь красоте…
Хотя старый князь, под предлогом здоровья,
и был тогда своевременно конфискован в Царское Село, так что известие о
его браке с Анной Андреевной не могло
распространиться в свете
и было
на время потушено, так сказать, в самом зародыше, но, однако же, слабый старичок, с которым все можно было сделать, ни за что
на свете не согласился бы отстать от своей идеи
и изменить Анне Андреевне, сделавшей
ему предложение.
«Завтра
на вахту рано вставать, — говорит
он, вздыхая, — подложи еще подушку, повыше, да постой, не уходи, я, может быть, что-нибудь вздумаю!» Вот к нему-то я
и обратился с просьбою, нельзя ли мне отпускать по кружке пресной воды
на умыванье, потому-де, что мыло не распускается в морской воде, что я не моряк, к морскому образу жизни не привык,
и, следовательно,
на меня, казалось бы, строгость эта
распространяться не должна.
Так прошел весь вечер,
и наступила ночь. Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь в спальне у теток
и Катюша в девичьей — одна.
Он опять вышел
на крыльцо.
На дворе было темно, сыро, тепло,
и тот белый туман, который весной сгоняет последний снег или
распространяется от тающего последнего снега, наполнял весь воздух. С реки, которая была в ста шагах под кручью перед домом, слышны были странные звуки: это ломался лед.
Ночью с Ляховским сделался второй удар. Несмотря
на все усилия доктора, спасти больного не было никакой возможности;
он угасал
на глазах. За час до смерти
он знаком попросил себе бумаги
и карандаш; нетвердая рука судорожно нацарапала всего два слова: «Пуцилло-Маляхинский…» Очевидно, сознание отказывалось служить Ляховскому, паралич
распространялся на мозг.
Христианство некогда совершило величайшую духовную революцию,
оно духовно освободило человека от неограниченной власти общества
и государства, которая в античном мире
распространялась и на религиозную жизнь.
Да
и не подозрение только — какие уж теперь подозрения, обман явен, очевиден: она тут, вот в этой комнате, откуда свет, она у
него там, за ширмами, —
и вот несчастный подкрадывается к окну, почтительно в
него заглядывает, благонравно смиряется
и благоразумно уходит, поскорее вон от беды, чтобы чего не произошло, опасного
и безнравственного, —
и нас в этом хотят уверить, нас, знающих характер подсудимого, понимающих, в каком
он был состоянии духа, в состоянии, нам известном по фактам, а главное, обладая знаками, которыми тотчас же мог отпереть дом
и войти!“ Здесь по поводу „знаков“ Ипполит Кириллович оставил
на время свое обвинение
и нашел необходимым
распространиться о Смердякове, с тем чтоб уж совершенно исчерпать весь этот вводный эпизод о подозрении Смердякова в убийстве
и покончить с этою мыслию раз навсегда.
Войдя в избу, где собрался причт
и пришли гости
и, наконец, сам Федор Павлович, явившийся лично в качестве восприемника,
он вдруг заявил, что ребенка «не надо бы крестить вовсе», — заявил не громко, в словах не
распространялся, еле выцеживал по словечку, а только тупо
и пристально смотрел при этом
на священника.
Мои спутники рассмеялись, а
он обиделся.
Он понял, что мы смеемся над
его оплошностью,
и стал говорить о том, что «грязную воду»
он очень берег. Одни слова, говорил
он, выходят из уст человека
и распространяются вблизи по воздуху. Другие закупорены в бутылку.
Они садятся
на бумагу
и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут жить сто годов
и больше. Эту чудесную «грязную воду»
он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
Бо́льшая часть дня уже прошла. Приближался вечер. По мере того как становилось прохладнее, туман глубже проникал
на материк. Словно грязная вата,
он спускался с гор в долины,
распространяясь шире
и шире
и поглощая все, с чем приходил в соприкосновение.
Об Якове-Турке
и рядчике нечего долго
распространяться. Яков, прозванный Турком, потому что действительно происходил от пленной турчанки, был по душе — художник во всех смыслах этого слова, а по званию — черпальщик
на бумажной фабрике у купца; что же касается до рядчика, судьба которого, признаюсь, мне осталось неизвестной, то
он показался мне изворотливым
и бойким городским мещанином. Но о Диком-Барине стоит поговорить несколько подробнее.
Через минуту в столовую вошел белокурый малый, в белой рубашке навыпуск, грубого холста
и сильно заношенной, в штанах из полосатой пестряди, засунутых в сапоги.
Он был подпоясан тоненьким шнурком,
на котором висел роговой гребень. С приходом
его в комнате
распространился отвратительный запах ворвани.
В мое время еще недалеко зашел конструктивный коммунистический период, еще была революционная стихия
и тоталитаризм советского государства еще не окончательно захватил всю жизнь,
он распространялся главным образом
на политическую
и экономическую сферы.
Пробыл
он в нашем городе несколько дней,
и в течение этого времени
распространилось известие, что
его переводят попечителем учебного округа
на Кавказ.
Он долго не впускал меня к себе, а впустивши,
распространился на тему о том, что теперь много всякого народу ходит, — впусти, так, чего доброго, ограбят
и т. д.
Совершенно неожиданно пришлось мне, добрая Наталья Дмитриевна,
распространиться на вашем листке о таких вещах, которые только неприятным образом шевелят сердце. Извините — я это время, сидя больше дома, разбирал новое Уложение,
и потому
оно все вертится
на уме…
Виссарион, как человек практический, не преминул сейчас же тем воспользоваться
и начал для m-me Николовой делать маленькие вечера,
на которых, разумеется, всегда бывал
и начальник губернии, —
и на весь город
распространился слух, что губернатор очень благоволит к инженеру Захаревскому, а это имело последствием то, что у Виссариона от построек очутилось в кармане тысяч пять лишних; кроме того, внимание начальника губернии приятно щекотало
и самолюбие
его.
Потом разговор естественно перешел
на ожидаемый праздник; потом старик
распространился о том, как мы будем дарить,
и чем далее углублялся
он в свой предмет, чем более о
нем говорил, тем приметнее мне становилось, что у
него есть что-то
на душе, о чем
он не может, не смеет, даже боится выразиться.
Вице-губернатор, показав
ему головой, что
он может уйти, опустился в кресло
и глубоко задумался: видно,
и ему нелегок пришелся настоящий
его пост, особенно в последнее время: седины
на висках
распространились по всей уж голове; взгляд был какой-то растерянный, руки опущены; словом, перед вами был человек как бы совсем нравственно разбитый…
Он был так весел, молод, полон жизни
и счастлив, что лучи этого счастия
распространялись на всех окружающих
и невольно сообщали
им такое же расположение.
— Так нельзя, — кричал
он, делая вид, что бросает правой рукой
на землю от груди какой-то невидимый предмет. — Так положительно нельзя. Я тебя предупреждал, что всю деловую часть разговора я беру
на себя. А ты раскис
и позволил
ему распространяться о своих чувствах. Я бы это сделал в двух словах.
— Рамка эта, заключающая в себе все фигуры, — продолжала gnadige Frau, — означает, что хитрость
и злоба людей заставляют пока масонов быть замкнутыми
и таинственными, тем не менее эти буквы
на рамке: N, S, W
и О, — выражают четыре страны света
и говорят масонам, что, несмотря
на воздвигаемые
им преграды,
они уже вышли чрез нарисованные у каждой буквы врата
и распространились по всем странам мира.
Владыко позвонил стоявшим
на столе колокольчиком. Вошел служка в длиннополом сюртуке. Владыко ничего
ему не проговорил, а только указал
на гостя. Служка понял этот знак
и вынес губернскому предводителю чай, ароматический запах которого
распространился по всей комнате. Архиерей славился тем, что у
него всегда подавался дорогой
и душистый чай, до которого
он сам был большой охотник. Крапчик, однако, отказался от чаю, будучи, видимо, чем-то озабочен.
Позитивисты, коммунисты
и все проповедники научного братства проповедуют расширять ту любовь, которую люди имеют к себе
и к своим семьям
и к государству,
на всё человечество, забывая то, что любовь, которую
они проповедуют, есть любовь личная, которая могла, разжижаясь,
распространиться до семьи; еще более разжижаясь,
распространиться до естественного отечества; которая совершенно исчезает, касаясь искусственного государства, как Австрия, Англия, Турция,
и которой мы даже не можем себе представить, когда дело касается всего человечества, предмета вполне мистического.
Мало-помалу стали
распространяться и усиливаться слухи, что майор не только строгонек, как говорили прежде, но
и жесток, что забравшись в свои деревни, особенно в Уфимскую,
он пьет
и развратничает, что там у
него набрана уже своя компания, пьянствуя с которой,
он доходит до неистовств всякого рода, что главная беда: в пьяном виде немилосердно дерется безо всякого резону
и что уже два-три человека пошли
на тот свет от
его побоев, что исправники
и судьи обоих уездов, где находились
его новые деревни, все
на его стороне, что одних
он задарил, других запоил, а всех запугал; что мелкие чиновники
и дворяне перед
ним дрожкой дрожат, потому что
он всякого, кто осмеливался делать
и говорить не по
нем, хватал середи бела дня, сажал в погреба или овинные ямы
и морил холодом
и голодом
на хлебе да
на воде, а некоторых без церемонии дирал немилосердно какими-то кошками.
Крискент всегда любил
распространяться на тему о благости Провидения
и о промысле Божием, тем более что
ему, то есть о.
При самом начале этого разговора глубокая тишина
распространилась по всей избе: говоруны замолкли, дружки унялись потчевать, голодные перестали есть; один Кирша, не обращая ни малейшего внимания
на колдуна
и колдунью, ел
и пил по-прежнему. Григорьевне подали ковшик с водой. Пошептав над
ним несколько минут, она начала пристально смотреть
на поверхность воды.
Оборотясь к соборным храмам,
он трижды сотворил крестное знамение, поклонился
на все четыре стороны,
и по мановению руки
его утихло все вокруг Лобного места; мало-помалу молчание стало
распространяться по всей площади, шум отдалялся, глухой говор бесчисленного народа становился все тише… тише…
и чрез несколько минут лишенный зрения мог бы подумать, что городская площадь совершенно опустела.
В продолжение этого разговора
они подошли к приказчиковой избе; слуга, сдав Киршу с рук
на руки хозяину, отправился назад. Веселое общество пирующих встретило
его с громкими восклицаниями. Все уже знали, каким счастливым успехом увенчалась ворожба запорожца; старая сенная девушка, бывшая свидетельницею этого чудного излечения, бегала из двора во двор как полоумная,
и радостная весть со всеми подробностями
и прикрасами, подобно быстрому потоку,
распространилась по всему селу.
Его выходка
на поминках по отце
распространилась среди купечества
и создала
ему нелестную репутацию. Бывая
на бирже,
он замечал, что все
на него поглядывают недоброжелательно
и говорят с
ним как-то особенно. Раз даже
он услыхал за спиной у себя негромкий, но презрительный возглас...
Во-первых, нам указывают
на какие-то климатические условия; но это доказательство до того уже несостоятельно, что нет даже надобности
и распространяться о
нем.
— Решительно ничего.
На практике устал! — поспешил
он ей ответить
и потом, как бы не утерпев, вслед же за тем продолжал: — Москва — это удивительная сплетница: поутру я навещал одного моего больного биржевика, который с ужасом мне рассказал, что
на бирже
распространилась паника, может быть, совершенно ложная, а
он между тем
на волос от удара… Вот
и лечи этих биржевиков!..
Я не стану
распространяться о том, как устроивала свое городское житье моя мать, как она взяла к себе своих сестер, познакомилась с лучшим казанским обществом, делала визиты, принимала
их, вывозила своих сестер
на вечера
и на балы, давала у себя небольшие вечера
и обеды; я мало обращал
на них внимания, но помню, как во время одного из таких обедов приехала к нам из Москвы первая наша гувернантка, старуха француженка, мадам Фуасье, как влетела она прямо в залу с жалобою
на извозчиков
и всех нас переконфузила, потому что все мы не умели говорить по-французски, а старуха не знала по-русски.
В послании этом выражается частию вообще дух того времени, частию же личный характер Адриана, отличавшегося приверженностью к старине столько же, как
и предшественник
его, патриарх Иоаким. Но, независимо от этого, в
его послании находим мы свидетельство о том, что обычай брить бороды начался в России со времен самозванцев
и с тех пор, несмотря
на многие запрещения, постоянно
распространялся до времен царя Алексея Михайловича.
Общий недостаток произведений скульптуры
и живописи, по которому
они стоят ниже произведений природы
и жизни, —
их мертвенность,
их неподвижность; в этом все признаются,
и потому было бы излишне
распространяться относительно этого пункта. Посмотрим же лучше
на мнимые преимущества этих искусств перед природою.
Не будем говорить о том, часто ли
и в какой степени художник
и поэт ясно понимают, что именно выразится в
их произведении, — бессознательность художнического действования давно уже стала общим местом, о котором все толкуют; быть может, нужнее ныне резко выставлять
на вид зависимость красоты произведения от сознательных стремлений художника, нежели
распространяться о том, что произведения истинно творческого таланта имеют всегда очень много непреднамеренности, инстинктивности.
Кто был Бучинский сам по себе, какими ветрами занесло
его на Урал, как
он попал
на приисковую службу — покрыто мраком неизвестности, а сам
он не любил
распространяться о своей генеалогии
и своем прошлом.
Царь Соломон не достиг еще среднего возраста — сорока пяти лет, — а слава о
его мудрости
и красоте, о великолепии
его жизни
и пышности
его двора
распространилась далеко за пределами Палестины. В Ассирии
и Финикии, в Верхнем
и Нижнем Египте, от древней Тавризы до Иемена
и от Исмара до Персеполя,
на побережье Черного моря
и на островах Средиземного — с удивлением произносили
его имя, потому что не было подобного
ему между царями во все дни
его.
— О тетушка! Поверьте искренним чувствам… моего удовольствия, — подхватил генерал.
Он уже отчасти опомнился, а так как при случае
он умел говорить удачно, важно
и с претензиею
на некоторый эффект, то принялся
распространяться и теперь. — Мы были так встревожены
и поражены известиями о вашем нездоровье… Мы получали такие безнадежные телеграммы,
и вдруг…
С. Н. Глинка
распространился о французской литературе
и начал было декламировать Расина, — как вдруг наш председатель, смотревший
на них с язвительною усмешкою, наскучив
их болтовнею, бесцеремонно сказал кн.
Большая или меньшая доля такого успеха выпадает непременно
на долю всякого талантливого произведения; но то, что в
нем остается, принадлежит таланту, о сущности
и значении которого мы здесь не станем
распространяться.
Бабушка спросила меня: заезжал ли я
на отцову могилу, кого видел из родных в Орле
и что поделывает там дядя? Я ответил
на все ее вопросы
и распространился о дяде, рассказав, как
он разбирается со старыми «лыгендами».
После
него зло быстро стало
распространяться и усиливаться: в вышнем классе общества перестали исполняться церковные обряды, появилось множество знатных господ
и госпож, зараженных полковником Вейссом, все пошло
на иностранный манер (том II, стр. 518).