Неточные совпадения
Целые
миры отверзались перед ним, понеслись видения, открылись волшебные страны. У
Райского широко открылись глаза и уши: он видел только фигуру человека в одном жилете, свеча освещала мокрый лоб, глаз было не видно. Борис пристально смотрел на него, как, бывало, на Васюкова.
С отъездом Веры
Райского охватил ужас одиночества. Он чувствовал себя сиротой, как будто целый
мир опустел, и он очутился в какой-то бесплодной пустыне, не замечая, что эта пустыня вся в зелени, в цветах, не чувствуя, что его лелеет и греет природа, блистающая лучшей, жаркой порой лета.
Между тем писать выучился
Райский быстро, читал со страстью историю, эпопею, роман, басню, выпрашивал, где мог, книги, но с фактами, а умозрений не любил, как вообще всего, что увлекало его из
мира фантазии в
мир действительный.
Он-то и посвятил
Райского, насколько поддалась его живая, вечно, как море, волнующаяся натура, в тайны разумения древнего
мира, но задержать его надолго, навсегда, как сам задержался на древней жизни, не мог.
Вдруг стук, крик, толчок какой-нибудь будил его, будил Васюкова. Звуков нет,
миры пропали, он просыпался: кругом — ученики, скамьи, столы — и Васюков укладывает скрипку, кто-нибудь дергает его уж за ухо.
Райский с яростью бросается бить забияк, а потом долго ходит задумчивый.
В тот же вечер бабушка и
Райский заключили если не
мир, то перемирие.
Вот об этом и хотелось бы поговорить
Райскому с ней, допытаться, почему ей этот
мир волнений как будто знаком, отчего она так сознательно, гордо и упрямо отвергает его поклонение.
В доме какая радость и
мир жили! Чего там не было? Комнатки маленькие, но уютные, с старинной, взятой из большого дома мебелью дедов, дядей, и с улыбавшимися портретами отца и матери
Райского, и также родителей двух оставшихся на руках у Бережковой девочек-малюток.
Жизнь красавицы этого
мира или «тряпичного царства», как называл его
Райский, — мелкий, пестрый, вечно движущийся узор: визиты в своем кругу, театр, катанье, роскошные до безобразия завтраки и обеды до утра, и ночи, продолжающиеся до обеда. Забота одна — чтоб не было остановок от пестроты.
Достоевский остро поставил вопрос о том, можно ли построить
райский блаженный
мир на слезинке одного невинно замученного ребенка.
"Ты почто, раба, жизнью печалуешься? Ты воспомни, раба, господина твоего, господина твоего самого Христа спаса истинного! как пречистые руце его гвоздями пробивали, как честные нозе его к кипаристу-древу пригвождали, тернов венец на главу надевали, как святую его кровь злы жидове пролияли… Ты воспомни, раба, и не печалуйся; иди с
миром, кресту потрудися; дойдешь до креста кипарисного, обретешь тамо обители
райские; возьмут тебя, рабу, за руки ангели чистые, возьмут рабу, понесут на лоно Авраамлее…"
"Отвещал ей старец праведный:"Ты почто хощеши, раба, уведати имя мое? честно имя мое, да и грозно вельми; не вместити его твоему убожеству; гладну я тебя воскормил, жаждущу воспоил, в дебрех, в вертепах тебя обрел — иди же ты, божья раба, с
миром, кресту потрудися! уготовано тебе царство небесное, со ангели со архангели, с Асаком-Обрамом-Иаковом — уготована пища
райская, одежда вовеки неизносимая!"
— Ты слышал, Хаджи, как щебетала ласточка, залетевшая к нам из
райских кущ Аллаха? Предвечный послал нам одного из своих ангелов
мира. Не нам, верным мусульманам, противиться воле Его… Дитя право.
Мир да почиет над кровлями саклей наших. Дай твою руку!
В силу своей собственной косности и тяжести
мир как бы отваливается от Бога, подвергается «инволюции» [Обратное развитие, свертывание (лат.); «обратная эманация»; термин, аналогичный complicatio (свертывание) Николая Кузанского.], замыкается в себе, и постепенно гаснут в нем лучи
райского богопознания и замирают
райские песни.
Если Слово Божие и говорит о «вечных мучениях», наряду с «вечной жизнью», то, конечно, не для того, чтобы приравнять ту и другую «вечность», —
райского блаженства, как прямого предначертания Божия, положительно обоснованного в природе
мира, и адских мук, порождения силы зла, небытия, субъективности, тварной свободы.
Человеку дано было первоначально даровое существование — вкушением «плодов от древа жизни»; хотя он, призванный лелеять и холить сад Божий, и не был обречен на праздность, но
райский труд его имел не подневольный, а вдохновенный характер любовно-творческого отношения к
миру.
Совершенная,
райская жизнь есть отрицание суеты и томление
мира, беспокойства и заботы, порожденных временем.
Так совершает Евангелие прорыв из морали нашего
мира,
мира падшего и основанного на различении добра и зла, к морали потусторонней, противоположной закону этого
мира, морали
райской, морали Царства Божьего.
Райское блаженство в нашем греховном
мире представляется нам предосудительным.
Мир языческий,
мир язычества греческого совсем не был
райским состоянием, каким хотят его некоторые представить.
— Разве, творя или, как ты справедливо объяснился, живя у подножия высшей красоты, лобызая края ризы ее, не наслаждался ты в один миг восторгами, которых простой смертный не купит целою жизнью своей? Разве, выполняя свой идеал, не имел сладких,
райских минут, которых не хотел бы променять на все сокровища
мира? Разве воспоминанием этих минут не был ты счастлив! Мало ли награжден от бога?.. Не свыше ли миллиона подобных тебе?.. Ты грешишь, друг мой!
В таком прелестном благополучии, в таком
райском житье прошли для нашего Робинзона целые четыре года: семейный
мир его не возмущался ничем ни на минуту; дети его подрастали и учились; у него завелась лошадка и тележка, которую он, по любви к искусствам, каждую весну перекрашивал в новую краску; годы шли урожайные, нечего было и желать больше.
В таком прелестном благополучии, в таком
райском житье прошли для нашего Робинзона целые четыре года: семейный
мир его не возмущался ничем ни на минуту; дети его подрастали и учились; у него завелись лошадка и тележка, которую он, по любви к искусствам, каждую весну перекрашивал в новую краску; годы шли урожайные, нечего было и желать больше.