Неточные совпадения
Бобчинский. Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам
разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет в таком-то
городе Петр Иванович Бобчинскнй. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчпиский.
Давно уже имел я намерение написать историю какого-нибудь
города (или края) в данный период времени, но
разные обстоятельства мешали этому предприятию.
Сие намерение есть изобразить преемственно градоначальников, в
город Глупов от российского правительства в
разное время поставленных.
Из слов его я заметил, что про меня и княжну уж распущены в
городе разные дурные слухи: это Грушницкому даром не пройдет!
Развеселившись, Катерина Ивановна тотчас же увлеклась в
разные подробности и вдруг заговорила о том, как при помощи выхлопотанной пенсии она непременно заведет в своем родном
городе Т… пансион для благородных девиц.
Порфирий Платоныч приехал, рассказал
разные анекдоты; он только что вернулся из
города.
В
разных местах
города выли и лаяли на луну собаки.
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть, в
разных концах
города. Паузы между выстрелами были тягостнее самих выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые ждут конца. Самгин, уставая, садился к столу, пил чай, неприятно теплый, ходил по комнате, потом снова вставал на дежурство у окна. Как-то вдруг в комнату точно с потолка упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее голос, посыпались путаные слова...
— Ты забыл, сколько беготни, суматохи и у жениха и у невесты. А кто у меня, ты, что ли, будешь бегать по портным, по сапожникам, к мебельщику? Один я не разорвусь на все стороны. Все в
городе узнают. «Обломов женится — вы слышали?» — «Ужели? На ком? Кто такая? Когда свадьба?» — говорил Обломов
разными голосами. — Только и разговора! Да я измучусь, слягу от одного этого, а ты выдумал: свадьба!
Чай он пил с ромом, за ужином опять пил мадеру, и когда все гости ушли домой, а Вера с Марфенькой по своим комнатам, Опенкин все еще томил Бережкову рассказами о прежнем житье-бытье в
городе, о многих стариках, которых все забыли, кроме его, о
разных событиях доброго старого времени, наконец, о своих домашних несчастиях, и все прихлебывал холодный чай с ромом или просил рюмочку мадеры.
Прошел май. Надо было уехать куда-нибудь, спасаться от полярного петербургского лета. Но куда? Райскому было все равно. Он делал
разные проекты, не останавливаясь ни на одном: хотел съездить в Финляндию, но отложил и решил поселиться в уединении на Парголовских озерах, писать роман. Отложил и это и собрался не шутя с Пахотиными в рязанское имение. Но они изменили намерение и остались в
городе.
Писал Макар Иванович из
разных концов России, из
городов и монастырей, в которых подолгу иногда проживал.
Живали они и в Москве, живали по
разным другим деревням и
городам, даже за границей и, наконец, в Петербурге.
Мимо плетней, огородов, чрез поля, поросшие кустарниками хлопчатой бумаги и засеянные
разным хлебом, выбрались мы сначала в деревушку, ближайшую к
городу.
Девочка действительно была серьезная не по возрасту. Она начинала уже ковылять на своих пухлых розовых ножках и довела Нагибина до слез, когда в первый раз с счастливой детской улыбкой пролепетала свое первое «деду», то есть дедушка. В мельничном флигельке теперь часто звенел, как колокольчик, детский беззаботный смех, и везде валялись обломки
разных игрушек, которые «деду» привозил из
города каждый раз. Маленькая жизнь вносила с собой теплую, светлую струю в мирную жизнь мельничного флигелька.
Народ был в разгоне, и Привалов проездил по
городу до вечера, разыскивая
разных нужных людей.
Хотя их компании были дружны, хотя часто одна компания принимала у себя в гостях другую, хотя часто они соединялись для поездок за
город, но все-таки мысль о солидарности счетов двух
разных предприятий была мысль новая, которую надобно было долго и много разъяснять.
Весьма вероятно, что то же самое происходило в
разных губернских и уездных
городах, в столицах и господских домах. Имя автора я узнал через несколько месяцев.
Между
разными распоряжениями из Петербурга велено было в каждом губернском
городе приготовить выставку всякого рода произведений и изделий края и расположить ее по трем царствам природы. Это разделение по царствам очень затруднило канцелярию и даже отчасти Тюфяева. Чтоб не ошибиться, он решился, несмотря на свое неблагорасположение, позвать меня на совет.
Многое мне делалось противно, и я уходил из
разных кругов, часто демонстративно порывал с ними, даже переезжал в другой
город.
К З.Н. Гиппиус у меня сохранилось особенное отношение и теперь, когда мы уже никогда не встречаемся, живя в одном
городе, и принадлежим к
разным мирам.
Городок, действительно, закопошился. Номер ходил по рукам, о таинственном корреспонденте строились догадки, в общих характеристиках узнавали живых лиц, ловили намеки. А так как корреспондент в заключение обещал вскрыть на этом фоне «
разные эпизоды повседневного обывательского прозябания», то у Трубникова опять прибыло в нашем
городе несколько подписчиков.
Этот визит все-таки обеспокоил Галактиона. Дыму без огня не бывает. По
городу благодаря полуяновскому делу ходили всевозможные слухи о
разных других назревавших делах, а в том числе и о бубновской опеке. Как на беду, и всеведущий Штофф куда-то провалился. Впрочем, он скоро вернулся из какой-то таинственной поездки и приехал к Галактиону ночью, на огонек.
Наливки там, вишневки
разные — а не понимают того, что на это есть шампанское!» «А за столом-то какое невежество: молодец в поддевке прислуживает либо девка!» «Я, — говорит, — в здешнем
городе только и вижу невежество да необразование; для того и хочу в Москву переехать, и буду там моду всякую подражать».
— Когда меня везли из России, чрез
разные немецкие
города, я только молча смотрел и, помню, даже ни о чем не расспрашивал.
Дорога здесь была бойкая, по ней в
город и из
города шли и ехали «без утыху», а теперь в особенности, потому что зимний путь был на исходе, и в
город без конца тянулись транспорты с дровами, сеном и
разным деревенским продуктом.
Воодушевившись, Петр Елисеич рассказывал о больших европейских
городах, о музеях, о
разных чудесах техники и вообще о том, как живут другие люди. Эти рассказы уносили Нюрочку в какой-то волшебный мир, и она каждый раз решала про себя, что, как только вырастет большая, сейчас же уедет в Париж или в Америку. Слушая эту детскую болтовню, Петр Елисеич как-то грустно улыбался и молча гладил белокурую Нюрочкину головку.
Родные мои тогда жили на даче, а я только туда ездил: большую же часть Бремени проводил в
городе, где у профессора Люди занимался
разными предметами, чтоб недаром пропадало время до вступления моего в Лицей.
Общество было неспокойно; в
городе шли
разные слухи.
Та испугалась и послала в
город за Розановым, а между тем старуха, не предвидя никакой возможности разобрать, что делается в плечевом сочленении под высоко поднявшеюся опухолью, все «вспаривала» больному плечо
разными травками да муравками.
Впрочем, верила порче одна кухарка, женщина, недавно пришедшая из села; горничная же, девушка, давно обжившаяся в
городе и насмотревшаяся на
разные супружеские трагикомедии, только не спорила об этом при Розанове, но в кухне говорила: «Точно ее, барыню-то нашу, надо отчитывать: разложить, хорошенько пороть, да и отчитывать ей: живи, мол, с мужем, не срамничай, не бегай по чужим дворам.
Он же рассовывал по
разным второстепенным губернским
городам и по уездным, которые побогаче, товар, забракованный или слишком примелькавшийся в больших
городах.
Не дождавшись еще отставки, отец и мать совершенно собрались к переезду в Багрово. Вытребовали оттуда лошадей и отправили вперед большой обоз с
разными вещами. Распростились со всеми в
городе и, видя, что отставка все еще не приходит, решились ее не дожидаться. Губернатор дал отцу отпуск, в продолжение которого должно было выйти увольнение от службы; дяди остались жить в нашем доме: им поручили продать его.
В
городе беспрестанно получались
разные известия из Петербурга, которые приводили всех в смущение и страх; но в чем состояли эти известия, я ничего узнать не мог, потому что о них всегда говорили потихоньку, а на мои вопросы обыкновенно отвечали, что я еще дитя и что мне знать об этом не нужно.
— Кроме того, у меня собраны от
разных жителей
города такого рода записки: «Ах, там, пожалуйста, устройте бал у себя, m-me Пиколовой так хочется потанцевать», или: «Мы с m-me Пиколовой приедем к вам обедать», и все в этом роде. Как потом будет угодно министрам — обратить на это внимание или нет, но я представляю факты.
В
городе между тем, по случаю этого спектакля,
разные небогатые городские сплетницы, перебегая из дома в дом, рассказывали, что Пиколова сделала себе костюм для Офелии на губернаторские, разумеется, деньги в тысячу рублей серебром, — что инженер Виссарион Захаревский тоже сделал себе и сестре костюм в тысячу рублей: и тот действительно сделал, но только не в тысячу, а в двести рублей для Юлии и в триста для себя; про Вихрова говорили, что он отлично играет.
— Месяца два или даже больше, — отвечала с какой-то досадой Фатеева, — и главное, меня в деревню не пускают; ну, здесь какой уж воздух! Во-первых —
город, потом — стоит на озере, вредные испарения
разные, и я чувствую, что мне дышать здесь нечем!..
— Нет, не фальшивые, а требовали настоящих! Как теперь вот гляжу, у нас их в
городе после того человек сто кнутом наказывали. Одних палачей, для наказания их, привезено было из
разных губерний четверо. Здоровые такие черти, в красных рубахах все; я их и вез, на почте тогда служил; однакоже скованных их везут, не доверяют!.. Пить какие они дьяволы; ведро, кажется, водки выпьет, и то не заметишь его ни в одном глазе.
— Ну да, я их-то и называю диалектическими приемами. Потому что если б наши исходные пункты были действительно
разные, то и результаты их были бы
разные. Но этого нет, а следовательно, при одинаковых результатах, какая же надобность знать, откуда кто отправляется: с Плющихи ли в столичном
городе Москве, или с Офицерской в столичном
городе Петербурге?
Он однажды пошел гулять со мною по Нескучному саду, был очень добродушен и любезен, сообщал мне названия и свойства
разных трав и цветов и вдруг, как говорится, ни к селу ни к
городу, воскликнул, ударив себя по лбу: «А я, дурак, думал, что она кокетка!
— Гм, — я не думаю, что это полезно для вас!.. Во-вторых, сегодня в ночь
разные молодые люди напечатали на гектографах штук пятьсот речи. Я видел — сделано недурно, четко, ясно. Они хотят вечером разбросать по
городу. Я — против, — для
города удобнее печатные листки, а эти следует отправить куда-нибудь.
Являлись и другие люди, приезжавшие из
разных дальних
городов.
Они бродяжат по
городу и знают такие места в
разных подвалах, в которые можно пролезть и где можно переночевать незаметно.
Вскоре после описанных событий члены «дурного общества» рассеялись в
разные стороны. Остались только «профессор», по-прежнему, до самой смерти, слонявшийся по улицам
города, да Туркевич, которому отец давал по временам кое-какую письменную работу. Я с своей стороны пролил немало крови в битвах с еврейскими мальчишками, терзавшими «профессора» напоминанием о режущих и колющих орудиях.
"Сего числа, в десятом часу вечера, — пишет некий истязуемый субъект, — пришед в занимаемую мною в
городе Черноборске квартиру, крестьянин села Лекминского Иван Савельев Бунчуков, и будучи он мне одолженным двадцать рублей серебром, стали мы разговаривать о
разных предметах, как приличествует в мирном и образованном обществе, без всякой азартности и шума.
Зато им решительно не только нет времени об чем-либо думать, но некогда и отдохнуть, так как все эти лечения нужно проделать в
разных местах
города, которые хотя и не весьма удалены друг от друга, но все-таки достаточно, чтоб больной человек почувствовал.
«Что значат смерть и страдание такого ничтожного червяка, как я, в сравнении с столькими смертями и столькими страданиями?» Но вид чистого неба, блестящего солнца, красивого
города, отворенной церкви и движущегося по
разным направлениям военного люда скоро приведет ваш дух в нормальное состояние легкомыслия, маленьких забот и увлечения одним настоящим.
В 1905 году было приостановлено издание с 22 декабря по 1 января 1906 года за то, что «редакция газеты „Русские ведомости“ во время мятежного движения, еще не кончившегося в Москве и в других
городах, явно поддерживала его, собирала открыто значительные пожертвования в пользу
разных забастовочных комитетов, политических ссыльных, борцов за свободу и пр.».
Иван Иванович Зарубин был и хромой и доктор, никогда никого не лечивший, погруженный весь в
разные издательства, на которых он вечно прогорал и, задолжав, обыкновенно исчезал из
города.
Из слов того оказалось, что мальчик отправлен был семейством, вдовою матерью, сестрами и тетками, из деревни их в
город, чтобы, под руководством проживавшей в
городе родственницы, сделать
разные покупки для приданого старшей сестры, выходившей замуж, и доставить их домой.