Неточные совпадения
Левин замолчал. Опять противопоставлялась эта сила. Он знал, что, сколько они ни пытались, они не могли нанять больше сорока, тридцати
семи, тридцати восьми
рабочих за настоящую цену; сорок нанимались, а больше нет. Но всё-таки он не мог не бороться.
Малую часть земли, самую плохую, он раздавал внаймы, а десятин сорок в поле пахал сам своею
семьей и двумя наемными
рабочими.
Но их было десятка два, пятеро играли в карты, сидя за большим
рабочим столом, человек
семь окружали игроков, две растрепанных головы торчали на краю приземистой печи, невидимый, в углу, тихонько, тенорком напевал заунывную песню, ему подыгрывала гармоника, на ларе для теста лежал, закинув руки под затылок, большой кудрявый человек, подсвистывая песне.
— Значит,
рабочие наши задачи такие: уничтожить самодержавие — раз! Немедленно освободить всех товарищей из тюрем, из ссылки — два! Организовать свое
рабочее правительство — три! — Считая, он шлепал ладонью по ящику и притопывал ногою в валенке по снегу; эти звуки напоминали работу весла — стук его об уключину и мягкий плеск. Слушало Якова человек
семь, среди них — двое студентов, Лаврушка и толстолицый Вася, — он слушал нахмуря брови, прищурив глаза и опустив нижнюю губу, так что видны были сжатые зубы.
Обещали разных хозяйственных предметов на 1000 рублей и по 4 головы разного скота на каждую
семью, но когда отправляли переселенцев на «Манджуре» из Николаевска, то не было ни жерновов, ни
рабочих волов, лошадям не нашлось места на судне, и сохи оказались без сошников.
Из 22
семей, живущих здесь, только 4 незаконные. И по возрастному составу населения Слободка приближается к нормальной деревне;
рабочий возраст не преобладает так резко, как в других селениях; тут есть и дети, и юноши, и старики старше 65 и даже 75 лет.
Богатство замечалось в
рабочей силе и крепком строе
семьи.
Выходило так, что Татьяна своим слишком
рабочим видом точно конфузила горбатовскую
семью, особенно наряду с другими снохами, и ее держали в черном теле, как изработавшуюся скотину, какая околачивается по задним дворам на подножном корму.
Таким образом, детям рудниковых
рабочих приходится слишком рано содержать не только самих себя и свои
семьи, но и
семью отца, а такой заработок может дать только одна «гора».
Рабочие Шишлина,
семь человек, относились к нему просто, не чувствуя в нем хозяина, а за глаза называли его теленком. Являясь на работу и видя, что они ленятся, он брал соколок, лопату и артистически принимался за дело сам, ласково покрикивая...
Могут быть угнетения, побои, тюрьмы, казни, не имеющие целью преимущества богатых классов (хотя это очень редко), но смело можно сказать, что в нашем обществе, где на каждого достаточного, по-господски живущего человека приходится 10 измученных работой, завистливых, жадных и часто прямо с своими
семьями страдающих
рабочих, все преимущества богатых, вся роскошь их, всё то, чем лишним пользуются богатые против среднего
рабочего, всё это приобретено и поддерживаемо только истязаниями, заключениями, казнями.
Одна, степенно ведомая в пределах приличия роскошная жизнь благопристойной, так называемой добродетельной
семьи, проедающей, однако, на себя столько
рабочих дней, сколько достало бы на прокормление тысяч людей, в нищете живущих рядом с этой
семьей, — более развращает людей, чем тысячи неистовых оргий грубых купцов, офицеров,
рабочих, предающихся пьянству и разврату, разбивающих для потехи зеркала, посуду и т. п.
Если у
рабочего человека нет земли, нет возможности пользоваться самым естественным правом каждого человека извлекать из земли для себя и своей
семьи средства пропитания, то это не потому, что этого хочет народ, а потому, что некоторым людям, землевладельцам, предоставлено право допускать и не допускать к этому
рабочих людей.
И вот этот человек, нисколько не смущаясь и не сомневаясь в том, что ему поверят, устроив земледельческую выставку, общество трезвости или разослав через жену и детей фуфайки и бульон трем старухам, смело в
семье, в гостиных, в комитетах, печати проповедует евангельскую или гуманную любовь к ближнему вообще и в особенности к тому
рабочему земледельческому народу, который он, не переставая, мучит и угнетает.
Аллилуя, Аллилуйчик! Дайте справочку: почему это у вас в доме жилищного
рабочего товарищества Борис Семенович Гусь-Ремонтный один занял в бельэтаже
семь комнат?
В полночь 28 мая в спальном корпусе № 8, где находились денные
рабочие с
семьями и
семьи находившихся на работе ночной смены, вспыхнул пожар и быстро охватил все здание.
Главную массу приисковых
рабочих составляли горнозаводские мастеровые и жители лесных деревень гористой части Верхотурского уезда, где почва камениста и неродима; для них было во всех отношениях прямым расчетом работать на приисках
семьями.
Помню тоже, что у нее были удивительно красивые руки, что составляет большую редкость в
рабочем классе, а она была такая работница, что отличалась деятельностью даже в трудолюбивой
семье Голована.
«Плохо же житье питерцу, — подумал я, — понятно, что в
семье у него было не очень ладно: жена какая-то
рабочая полуидиотка, мать больная и, должно быть, старуха блажная. Отчего это он, по его выражению, прогорел и почему не в Питере?..»
На «помочи» сзывают большей частью крестьяне недостаточные, у которых в
семье мало
рабочих.
Вот это и есть тот самый домик, где мы с вами теперь сидим. Говорили, будто здесь покойный дьякон ночами ходит и давится, но только все это совершенные пустяки, и никто его тут при нас ни разу не видывал. Мы с женою на другой же день сюда переехали, потому что барин нам этот дом по дарственной перевел; а на третий день он приходит с
рабочими, которых больше как шесть или
семь человек, и с ними лестница и вот эта самая вывеска, что я будто французский портной.
Лодка была тут же, привязанная к болту от ставни. Алексей Степанович и Никита переправились на мельницу и вышли на галерейку, висевшую над рекой на высоте третьего этажа. Там уже собрался народ,
рабочие и управительская
семья, и женщины ахали и боялись подойти к перилам. Сухо поздоровавшись с управляющим, толстым и рыжим мужчиною, Алексей Степанович стал смотреть на реку.
Тот, кто владеет земельной собственностью в бòльшем размере того, что нужно ему для пропитания своего и своей
семьи, не только участник, но и виновник той нужды, тех бедствий и того развращения, от которых страдают
рабочие люди.
— Своего, заслуженного просим!.. Вели рассчитать нас, как следует!.. Что же это за порядки будут!.. Зáдаром людей держать!.. Аль на тебя и управы нет? — громче прежнего кричали
рабочие, гуще и гуще толпясь на палубе. С
семи первых баржей, друг дружку перегоняя, бежали на шум остальные бурлаки, и все становились перед Марком Данилычем, кричали и бранились один громче другого.
В каждой
семье лишний рот стал накладен, оттого
рабочие и дорожили местами.
Ровно в
семь раздался звонок. Появилась тетя Леля. Засуетились девочки. Стали спешно строиться в пары. Распахнулась дверь из залы, и ватага «певчих» воспитанниц высыпала в
рабочую.
Ровно в
семь часов началось празднество. В то время как старшеотделенки хлопотали «за кулисами, вернее, в
рабочей», прилегавшей к зале, средние, заменив их, зажигали елку и раздавали подарки.
Рабочие продуктивно и дисциплинированно трудятся только под угрозой потерять работу и быть обреченными на голод со своей
семьей.
Он писал, что в начале августа произошел в Юзове страшный холерный бунт шахтеров; перестреляно двести
рабочих, выбыло из строя двадцать
семь казаков.
— Моя биография не совсем такая, какие вы до сих пор слушали. Я в детстве жила в холе и в тепле. Родилась я в
семье тех, кто сосал кровь из
рабочих и жил в роскоши; щелкали на счетах, подсчитывали свои доходы и это называли работой. Такая жизнь была мне противна, я пятнадцати лет ушла из дома и совершенно порвала с родителями…
–…я говорю и, значит, повторяю. Старый
рабочий; у него, понимашь,
семья в пять-шесть человек, не на что даже ребятам ботинки купить. Получает же столько, сколько молодой, одинокий. А этот вон на что денежки тратит, — на атласные одеяла да вон на энти туфельки лаковые.
Кракусы, например, с ужасным соболезнованием говорят, что прусаки «снемчили» Познань; что уж в польских
семьях нередко говорят между собою по-немецки, а в
рабочих классах есть люди, совсем забывшие польскую речь.
