Неточные совпадения
— А вот что! — сказал барин, очутившийся
на берегу вместе с коропами и карасями, которые бились у ног его и
прыгали на аршин от
земли. — Это ничего,
на это не глядите; а вот штука, вон где!.. А покажите-ка, Фома Большой, осетра. — Два здоровых мужика вытащили из кадушки какое-то чудовище. — Каков князек? из реки зашел!
Он отбрасывал их от себя, мял, разрывал руками, люди лопались в его руках, как мыльные пузыри;
на секунду Самгин видел себя победителем, а в следующую — двойники его бесчисленно увеличивались, снова окружали его и гнали по пространству, лишенному теней, к дымчатому небу; оно опиралось
на землю плотной, темно-синей массой облаков, а в центре их пылало другое солнце, без лучей, огромное, неправильной, сплющенной формы, похожее
на жерло печи, —
на этом солнце
прыгали черненькие шарики.
Несколько человек, должно быть — молодых, судя по легкости их прыжков, запутались среди лошадей, бросаясь от одной к другой, а лошади подскакивали к ним боком, и солдаты, наклоняясь, смахивали людей с ног
на землю, точно для того чтоб лошади
прыгали через них.
— Не надо, не надо стрелять, — остановил его Дерсу. — Его мешай нету. Ворона тоже хочу кушай. Его пришел посмотреть, люди есть или нет. Нельзя — его улетит. Наша ходи, его тогда
на землю прыгай, чего-чего остался — кушай.
Они
прыгали по тропе и близко допускали к себе человека, но, когда подбегали к ним собаки, с шумом поднимались с
земли и садились
на ближайшие кусты и деревья.
А когда мужчины вздумали бегать взапуски,
прыгать через канаву, то три мыслителя отличились самыми усердными состязателями мужественных упражнений: офицер получил первенство в прыганье через канаву, Дмитрий Сергеич, человек очень сильный, вошел в большой азарт, когда офицер поборол его: он надеялся быть первым
на этом поприще после ригориста, который очень удобно поднимал
на воздухе и клал
на землю офицера и Дмитрия Сергеича вместе, это не вводило в амбицию ни Дмитрия Сергеича, ни офицера: ригорист был признанный атлет, но Дмитрию Сергеичу никак не хотелось оставить
на себе того афронта, что не может побороть офицера; пять раз он схватывался с ним, и все пять раз офицер низлагал его, хотя не без труда.
Однажды старший брат задумал лететь. Идея у него была очень простая: стоит взобраться, например,
на высокий забор,
прыгнуть с него и затем все подпрыгивать выше и выше. Он был уверен, что если только успеть подпрыгнуть в первый раз, еще не достигнув
земли, то дальше никакого уже труда не будет, и он так и понесется прыжками по воздуху…
С этой мыслью, вооружившись вдобавок двумя довольно безобразными лопастями из дранок и бумаги наподобие крыльев, он взобрался
на забор,
прыгнул, размахивая этими крыльями, и, разумеется, растянулся
на земле.
Слышен собачий визг. Очумелов глядит в сторону и видит: из дровяного склада купца Пичугина,
прыгая на трех ногах и оглядываясь, бежит собака. За ней гонится человек в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке. Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед, падает
на землю и хватает собаку за задние лапы. Слышен вторично собачий визг и крик: «Не пущай!» Из лавок высовываются сонные физиономии, и скоро около дровяного склада, словно из
земли выросши, собирается толпа.
Вместо пристани куча больших скользких камней, по которым пришлось
прыгать, а
на гору к избе ведет ряд ступеней из бревнышек, врытых в
землю почти отвесно, так что, поднимаясь, надо крепко держаться руками.
Они преимущественно держатся в мелком еловом лесу, по большей части садятся
на нижние ветви или
прыгают по
земле, точно как малые рябинники.
После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало пламя костра. Вокруг него бесшумно
прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и углублялись в лес, то вдруг припадали к
земле и, казалось, хотели проникнуть в самый огонь. Кверху от костра клубами вздымался дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них пропадали в воздухе, другие падали и тотчас же гасли
на мокрой
земле.
А Нюрочка улыбалась ему с крыши, напрасно отыскивая глазами своего веселого спутника, — пристанской разбойник, завидев Петра Елисеича, с ловкостью обезьяны кубарем скатился по крыше,
прыгнул на росшую в саду липу, а по ней уже добрался благополучно до
земли.
На этот раз ласки моего любимца Сурки были приняты мною благосклонно, и я, кажется, бегал,
прыгал и валялся по
земле больше, чем он; когда же мы пошли в сад, то я сейчас спросил: «Отчего вчера нас не пустили сюда?» — Живая Параша, не подумав, отвечала: «Оттого, что вчера матушка очень стонали, и мы в саду услыхали бы их голос».
Я робел и прижимался к отцу; но когда пускали некоторых из этих славных коней бегать и
прыгать на длинной веревке вокруг державших ее конюхов, которые, упершись ногами и пригнувшись к
земле, едва могли с ними ладить — я очень ими любовался.
Лицо станового дрогнуло, он затопал ногами и, ругаясь, бросился
на Рыбина. Тупо хлястнул удар, Михаило покачнулся, взмахнул рукой, но вторым ударом становой опрокинул его
на землю и,
прыгая вокруг, с ревом начал бить ногами в грудь, бока, в голову Рыбина.
— Конечно, летаю, — ответил он. — Но только с каждым годом все ниже и ниже. Прежде, в детстве, я летал под потолком. Ужасно смешно было глядеть
на людей сверху: как будто они ходят вверх ногами. Они меня старались достать половой щеткой, но не могли. А я все летаю и все смеюсь. Теперь уже этого нет, теперь я только
прыгаю, — сказал Ромашов со вздохом. — Оттолкнусь ногами и лечу над
землей. Так, шагов двадцать — и низко, не выше аршина.
Она
на меня плывет, глаза вниз спустила, как змеища-горынище, ажно гневом
землю жжет, а я перед ней просто в подобии беса скачу, да все, что раз
прыгну, то под ножку ей мечу лебедя…
— Так,
на вершок от
земли…
прыгнет и опять сядет… А я надеюсь, что она у меня вполне полетит.
Теперь, подняв голову, раздув огненные ноздри и держа черный хвост
на отлете, он сперва легкою поступью, едва касаясь
земли, двинулся навстречу коню Морозова; но когда князь, не съезжаясь с противником, натянул гремучие поводья, аргамак
прыгнул в сторону и перескочил бы через цепь, если бы седок ловким поворотом не заставил его вернуться
на прежнее место.
Кожемякин задремал, и тотчас им овладели кошмарные видения: в комнату вошла Палага, оборванная и полуголая, с растрёпанными волосами, она
на цыпочках подкралась к нему, погрозила пальцем и, многообещающе сказав: «подожди до света, верно говорю — до света!» перешагнула через него и уплыла в окно; потом его перебросило в поле, он лежал там грудью
на земле, что-то острое кололо грудь, а по холмам, в сумраке, к нему
прыгала, хромая
на левую переднюю ногу, чёрная лошадь,
прыгала, всё приближаясь, он же, слыша её болезненное и злое ржание, дёргался, хотел встать, бежать и — не мог, прикреплённый к
земле острым колом, пронизавшим тело его насквозь.
Через полчаса он сидел в маленьком плетёном шарабане, ненужно погоняя лошадь; в лицо и
на грудь ему
прыгали брызги тёплой грязи; хлюпали колёса, фыркал, играя селезёнкой, сытый конь и чётко бил копытами по лужам воды, ещё не выпитой
землёю.
— Черепицы, камни, палки, — говорил он сквозь смех, — в те дни и в том месте действовали самостоятельно, и эта самостоятельность неодушевленных предметов сажала нам довольно крупные шишки
на головы. Идет или стоит солдат — вдруг с
земли прыгает на него палка, с небес падает камень. Мы сердились, конечно!
Петля разрывалась там и тут, её снова связывали и всё крепче, более узко, стягивали; огонь свирепо метался,
прыгал, его тело пухло, надувалось, извиваясь, как змея, желая оторвать от
земли пойманную людьми голову, и, обессилев, устало и угрюмо падало
на соседние овины, ползало по огородам, таяло, изорванное и слабое.
— Ну, какое сравнение разговаривать, например, с ними, или с простодушным Ильею Макаровичем? — спрашивала Дора. — Это — человек, он живет, сочувствует, любит, страдает, одним словом, несет жизнь; а те, точно кукушки, по чужим гнездам
прыгают; точно ученые скворцы сверкочат: «Дай скворушке кашки!» И еще этакие-то кукушки хотят, чтобы все их слушали. Нечего сказать, хорошо бы стало
на свете! Вышло бы, что ни одной твари
на земле нет глупее, как люди.
Горячая лошадь подбирает зад и
прыгает с берега. Минута треска, стукотни и грохота, как будто все проваливается сквозь
землю. Что-то стукнуло, что-то застонало, что-то треснуло, лошадь чуть не сорвалась в реку, изломав тонкую загородку, но наконец воз установлен
на качающемся и дрожащем пароме.
Как пробужденная от сна, вскочила Ольга, не веруя глазам своим; с минуту пристально вглядывалась в лицо седого ловчего и наконец воскликнула с внезапным восторгом: «так он меня не забыл? так он меня любит? любит! он хочет бежать со мною, далеко, далеко…» — и она
прыгала и едва не целовала шершавые руки охотника, — и смеялась и плакала… «нет, — продолжала она, немного успокоившись, — нет! бог не потерпит, чтоб люди нас разлучили, нет, он мой, мой
на земле и в могиле, везде мой, я купила его слезами кровавыми, мольбами, тоскою, — он создан для меня, — нет, он не мог забыть свои клятвы, свои ласки…»
Ему вспомнилась другая
земля, — просторная
земля золотых пашен, он вздохнул;
на лестнице затопали, захихикали, он снова
прыгнул в кровать, открылась дверь, шуршал шёлк лент, скрипели башмаки, кто-то, всхлипывая, плакал; звякнул крючок, вложенный в пробой.
Положение его в это мгновение походило
на положение человека, стоящего над страшной стремниной, когда
земля под ним обрывается, уж покачнулась, уж двинулась, в последний раз колышется, падает, увлекает его в бездну, а между тем у несчастного нет ни силы, ни твердости духа отскочить назад, отвесть свои глаза от зияющей пропасти; бездна тянет его, и он
прыгает, наконец, в нее сам, сам ускоряя минуту своей же погибели.
«пошел!» и затем уже
на ходу вскакивавших
на запятки, догонял меня и
прыгал на ходу
на заднюю ось. Раза два эта проделка ему удавалась; но никому в голову не приходило, что шкворень под переднею осью не закреплен. Вдруг при новом прыжке Филимона колясочка, откинувшись назад, соскочила с передней оси и затем, падая
на всем бегу передом, сбросила хохотавшую девочку
на землю.
Он был похож
на человека, который после длительной и тяжкой болезни только что встал
на ноги, или похож был
на узника, вчера выпущенного из тюрьмы, — все в жизни было для него ново, приятно, все возбуждало в нем шумное веселье — он
прыгал по
земле, как ракета-шутиха.
— Бежит кто-то сюда! — тихо шепчет Иван. Смотрю под гору — вверх по ней тени густо ползут, небо облачно, месяц
на ущербе то появится, то исчезнет в облаках, вся
земля вокруг движется, и от этого бесшумного движения ещё более тошно и боязно мне. Слежу, как льются по
земле потоки теней, покрывая заросли и душу мою чёрными покровами. Мелькает в кустах чья-то голова,
прыгая между ветвей, как мяч.
И, схватив ветку, она сильно тряхнула ее: жаба свалилась
на землю и шлепнулась брюхом. В ярости она было
прыгнула на девушку, но не могла подскочить выше края платья и тотчас далеко отлетела, отброшенная носком башмака. Она не посмела попробовать еще раз и только издали видела, как девушка осторожно срезала цветок и понесла его в комнату.
Вечером
земля начинает промерзать и грязь обращается в кочки. Возок
прыгает, грохочет и визжит
на разные голоса. Холодно! Ни жилья, ни встречных… Ничто не шевелится в темном воздухе, не издает ни звука, и только слышно, как стучит возок о мерзлую
землю да, когда закуриваешь папиросу, около дороги с шумом вспархивают разбуженные огнем две-три утки…
Иосаф Платонович вскрикнул и
прыгнул вперед, а баба, бросив
на землю кур и ребенка, быстро кинулась защищать гостя от коровы, которая спокойно жевала и трясла его соломенную шляпу.
Горданов
прыгнул к дрожкам, которые кучер из предосторожности отодвинул к опушке под ветви, но Жозефа
на дрожках не было. Горданов позвал его. Жозеф не отзывался: он сидел
на подножье крыла, спустя ноги
на землю и, весь дрожа, держался за бронзу козел и за спицы колес. В этом положении открыл его Горданов и, схватив за руку, повлек за собою.
Бежали, пригнувшись. Припадали за камнями, отстреливались и перебегали дальше. Чернобородый, опираясь прикладом в
землю, с выпученными глазами
прыгал на одной ноге.
Так,
прыгая с материка
на материк, добрался я до самой серой воды, и маленькие плоские наплывы ее показались мне в этот раз огромными первозданными волнами, и тихий плеск ее — грохотом и ревом прибоя;
на чистой поверхности песка я начертил чистое имя Елена, и маленькие буквы имели вид гигантских иероглифов, взывали громко к пустыне неба, моря и
земли.