Неточные совпадения
Заметив любознательность
Крестьян, дворовый седенький
К ним с книгой подошел:
— Купите! — Как ни тужился,
Мудреного
заглавияНе одолел Демьян:
«Садись-ка ты помещиком
Под липой на скамеечку
Да сам ее
читай...
Тут только Левин вспомнил
заглавие фантазии и поспешил
прочесть в русском переводе стихи Шекспира, напечатанные на обороте афиши.
Он хотел было дать ей книгу
прочесть. Она, медленно шевеля губами,
прочла про себя
заглавие и возвратила книгу, сказав, что когда придут Святки, так она возьмет ее у него и заставит Ваню
прочесть вслух, тогда и бабушка послушает, а теперь некогда.
Райский нашел тысячи две томов и углубился в чтение
заглавий. Тут были все энциклопедисты и Расин с Корнелем, Монтескье, Макиавелли, Вольтер, древние классики во французском переводе и «Неистовый Орланд», и Сумароков с Державиным, и Вальтер Скотт, и знакомый «Освобожденный Иерусалим», и «Илиада» по-французски, и Оссиан в переводе Карамзина, Мармонтель и Шатобриан, и бесчисленные мемуары. Многие еще не разрезаны: как видно, владетели, то есть отец и дед Бориса, не успели
прочесть их.
Если хотите подробнее знать о состоянии православной церкви в Российской Америке, то
прочтите изданную, под
заглавием этим, в 1840 году брошюру протоиерея И. Вениаминова.
— Ну-к што ж. А ты напиши, как у Гоголя, только измени малость, по-другому все поставь да поменьше сделай, в листовку. И всякому интересно, что Тарас Бульба, а ни какой не другой. И всякому лестно будет, какая, мол, это новая такая Бульба! Тут, брат, важно
заглавие, а содержание — наплевать, все равно
прочтут, коли деньги заплачены. И за контрафакцию не привлекут, и все-таки Бульба — он Бульба и есть, а слова-то другие.
Павел неторопливо разрезал роман,
прочел его
заглавие, а потом произнес как бы наставническим тоном...
Но была одна у него повесть,
заглавие которой она, впрочем, позабыла и которая ей очень нравилась; собственно говоря, ей нравилось только начало этой повести: конец она или не
прочла, или тоже позабыла.
Г-н Клюбер, с своей стороны, сделал все, что полагал нужным для увеселения компании; попросил ее усесться в тени развесистого дуба — и, достав из бокового кармана небольшую книжечку, под
заглавием: «Knallerbsen — oder Du sollst und wirst lachen!» (Петарды — или Ты должен и будешь смеяться!), принялся
читать разбирательные анекдоты, которыми эта книжечка была наполнена.
К удивлению моему, оказалось, что, хотя они выговаривали иностранные
заглавия по-русски, они
читали гораздо больше меня, знали, ценили английских и даже испанских писателей, Лесажа, про которых я тогда и не слыхивал.
В «Русских ведомостях» изредка появлялись мои рассказы. Между прочим, «Номер седьмой», рассказ об узнике в крепости на острове среди озер. Под
заглавием я написал: «Посвящаю Г.А. Лопатину», что, конечно,
прочли в редакции, но вычеркнули. Я посвятил его в память наших юных встреч Герману Лопатину, который тогда сидел в Шлиссельбурге, и даже моего узника звали в рассказе Германом. Там была напечатана даже песня «Слушай, Герман, друг прекрасный…»
— Ни капельки не слишком-с. «Это — язва здешних мест», по выражению знаменитого баснописца, господина Крылова. Вот кто эти две дамы-с! Вы не изволили
читать прекрасное сочинение его сиятельства князя Урусова под
заглавием «Полицейский урядник»?
Объявление о выходе «Кошницы» я
прочел в газете. Первое, что мне бросилось в глаза, это то, что у моего романа было изменено
заглавие — вместо «Больной совести» получились «Удары судьбы». В новом названии чувствовалось какое-то роковое пророчество. Мало этого, роман был подписан просто инициалами, а неизвестная рука мне приделала псевдоним «Запорожец», что выходило и крикливо и помпезно. Пепко,
прочитав объявление, расхохотался и проговорил...
И начинал
читать. И
читал. Одно после другого, разное, без
заглавий, совершенно противоположное. Чувствовал ли он, что в последний раз говорит перед Москвой?…
— Покажите, — сказала Даша. Она взглянула на
заглавие и, улыбнувшись, проговорила — Львы—хорошие животные.
Читайте.
— Драма «Смерть Ольги», —
прочитала актриса
заглавие.
Вслед за тем напечатана статья под
заглавием: «Покорно прошу
прочесть», в которой рассказывается история одного человека, который разорился для своего милостивца, был им принимаем как свой и долго пользовался его ласками.
— Мерекаю самоучкой, — сказал бродяга, приседая у чемодана и без спроса открывая крышку. Семенов смотрел на это, не говоря ни слова. Федор стал раскрывать одну книгу за другой, просматривая
заглавия и иногда
прочитывая кое-что из середины. При этом его высокий лоб собирался в морщины, а губы шевелились, несмотря на то, что он
читал про себя. Видно было, что чтение стоило ему некоторого усилия.
Под этим
заглавием «Итоги писателя» я набросал уже в начале 90-х годов, в Ницце, и дополнил в прошлом году, как бы род моей авторской, исповеди. Я не назначал ее для печати; но двум-трем моим собратам, писавшим обо мне, давал
читать.
Во-первых, Один во всей Туле он разъезжал в санках, запряженных в «пару на отлете»: коренник, а с правой стороны, свернув шею кольцом, — пристяжная. Мчится, снежная пыль столбом, на плечах накидная шинель с пушистым воротником. Кучер кричит: «поди!» Все кучера в Туле кричали «берегись!», и только кучер полицмейстера кричал «поди!» Мой старший брат Миша в то время
читал очень длинное стихотворение под
заглавием «Евгений Онегин». Я случайно как-то открыл книгу и вдруг
прочел...
Осенью 1889 года я послал в «Неделю» рассказ под
заглавием «Порыв». Очень скоро от редактора П. А. Гайдебурова получил письмо, что рассказ принят и пойдет в ближайшей «Книжке недели». «Рассказ очень хорошо написан, — писал редактор, — но ему вредит неясность основного мотива»,
Читал и перечитывал письмо без конца. Была большая радость: первый мой значительного размера рассказ пойдет в ежемесячном журнале.
Однажды прислал нам для сборника свой беллетристический рассказ С. М. Городецкий. Уже началась империалистическая война. Он напечатал в иллюстрированном! журнале «Нива» чрезвычайно патриотическое стихотворение под
заглавием, помнится, «Сретенье», где восторженно воспевал императора Николая II, как вождя, ведущего нас против германцев за святое дело. Когда я получил его рукопись, я, не
читая, распорядился отослать ее ему обратно. Это изумила товарищей.
Был декабрь месяц, мы с братом собирались ехать на святки домой. Однажды в студенческой читальне просматриваю газету «Неделя». И вдруг в конце, в ответах редакции,
читаю: «Петербург, Васильевский остров. В. В. С-вичу. Просим зайти в редакцию». Это — мне. Месяц назад я послал туда небольшой рассказ из детской жизни под
заглавием «Мерзкий мальчишка».
Лет через пять после того, как был я в Заборье, в одном степном городке на верховьях Дона, по случаю, досталась мне связка бумаг, принадлежавших какому-то господину Благообразову. Они состояли большею частью из черновых просьб, сочинением которых, как видно, занимался господин Благообразов. Но, представьте, каково было мое удивление, когда, разбирая кипу, в
заглавии одной тетради я
прочел...
Прочитав не одну сотню спиритических брошюр, Навагин почувствовал сильное желание самому написать что-нибудь. Пять месяцев он сидел и сочинял и в конце концов написал громадный реферат под
заглавием: «И мое мнение». Кончив эту статью, он порешил отправить ее в спиритический журнал.
Перед вечером Горлицын получил от соседа огромный пакет и заперся у себя на ключ, чтобы никто не мешал ему
прочесть, что в нем заключалось. В этом пакете было письмо на его имя, тетрадь с
заглавием «Моя история», несколько документов и писем на имя Ивана Сергеевича от дяди его.
Взяла я книжку и машинально начала
читать содержание.
Читаю:"les drames littéraires" [«литературные драмы» (фр.).]. Ну что в этом
заглавии особенного? Ничего ведь нет; а меня забрало, меня что-то подтолкнуло.
— Это проект адреса королю о возвращении прав лифляндскому рыцарству и земству, — сказал кто-то,
прочтя из-за плеч пастора
заглавие спорного сочинения.
«Нет… Она слишком чиста, слишком проницательна, чтобы поверить… Она знает меня… За последнее время мы так сошлись… Я выложил ей всю свою душу… Она мне сказала, что
читает в моем сердце, как в книге… Не могла же она не
прочесть в нем, что я честный человек… Ведь это
заглавие книги моего сердца…»
Приехав, он заперся в кабинете, бережно разрезал конверт и вынул объемистую рукопись, развернул ее. «Моя исповедь»,
прочел он
заглавие и принялся за чтение.
Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал
читать диспозицию будущего сражения под
заглавием, которое он тоже
прочел...