Неточные совпадения
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на
вечер. «Боже!
к ней!..
О, буду, буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?
Однажды, под
вечер, уже совсем почти выздоровевший Раскольников заснул;
проснувшись, он нечаянно подошел
к окну и вдруг увидел вдали, у госпитальных ворот, Соню.
И старческое бессилие пропадало, она шла опять. Проходила до
вечера, просидела ночь у себя в кресле, томясь страшной дремотой с бредом и стоном, потом
просыпалась, жалея, что
проснулась, встала с зарей и шла опять с обрыва,
к беседке, долго сидела там на развалившемся пороге, положив голову на голые доски пола, потом уходила в поля, терялась среди кустов у Приволжья.
Однажды я заснул под
вечер, а
проснувшись, почувствовал, что и ноги
проснулись, спустил их с кровати, — они снова отнялись, но уже явилась уверенность, что ноги целы и я буду ходить. Это было так ярко хорошо, что я закричал от радости, придавил всем телом ноги
к полу, свалился, но тотчас же пополз
к двери, по лестнице, живо представляя, как все внизу удивятся, увидав меня.
Каторжные и поселенцы изо дня в день несут наказание, а свободные от утра до
вечера говорят только о том, кого драли, кто бежал, кого поймали и будут драть; и странно, что
к этим разговорам и интересам сам привыкаешь в одну неделю и,
проснувшись утром, принимаешься прежде всего за печатные генеральские приказы — местную ежедневную газету, и потом целый день слушаешь и говоришь о том, кто бежал, кого подстрелили и т. п.
Напустив на себя храбрости, Яша
к вечеру заметно остыл и только почесывал затылок. Он сходил в кабак, потолкался на народе и пришел домой только
к ужину. Храбрости оставалось совсем немного, так что и ночь Яша спал очень скверно, и
проснулся чуть свет. Устинья Марковна поднималась в доме раньше всех и видела, как Яша начинает трусить. Роковой день наступал. Она ничего не говорила, а только тяжело вздыхала. Напившись чаю, Яша объявил...
Так проходит вся ночь.
К рассвету Яма понемногу затихает, и светлое утро застает ее безлюдной, просторной, погруженной в сон, с накрепко закрытыми дверями, с глухими ставнями на окнах. А перед
вечером женщины
проснутся и будут готовиться
к следующей ночи.
Женичка дома не жил: мать отдала его в один из лучших пансионов и сама
к нему очень часто ездила, но
к себе не брала; таким образом Вихров и Мари все почти время проводили вдвоем — и только
вечером, когда генерал
просыпался, Вихров садился с ним играть в пикет; но и тут Мари или сидела около них с работой, или просто смотрела им в карты.
Прежде всего мы решили, что я с
вечера же переберусь
к Глумову, что мы вместе ляжем спать и вместе же завтра
проснемся, чтобы начать «годить». И не расстанемся до тех пор, покуда вакант сам собой, так сказать, измором не изноет.
На другой день
вечером, когда ей доложили, что Степан Владимирыч
проснулся, она велела позвать его в дом
к чаю и даже отыскала ласковые тоны для объяснения с ним.
Проснувшись перед
вечером на диване в чужой квартире, я быстро вскочил и с жесточайшею головною болью бросился скорей бежать
к себе на квартиру; но представьте же себе мое удивление! только что я прихожу домой на свою прежнюю квартиру, как вижу, что комнату мою тщательно прибирают и моют и что в ней не осталось уже ни одной моей вещи, положительно, что называется, ни синя пороха.
Вот прошло сколько-то времени, я и не знаю, сколько. Слегла Оксана на лавку, стала стонать.
К вечеру занедужилось, а наутро
проснулся я, слышу: кто-то тонким голосом «квилит» [Квилит — плачет, жалобно пищит.]. Эге! — думаю я себе, — это ж, видно, «диты́на» родилась. А оно вправду так и было.
Долгов, прочитав письма, решился лучше не дожидаться хозяина: ему совестно было встретиться с ним. Проходя, впрочем, переднюю и вспомнив, что в этом доме живет и граф Хвостиков, спросил, дома ли тот? Ему отвечали, что граф только что
проснулся. Долгов прошел
к нему. Граф лежал в постели, совершенно в позе беспечного юноши, и с первого слова объявил, что им непременно надобно ехать
вечером еще в одно место хлопотать по их делу. Долгов согласился.
Утром
проснешься, стало быть, и от жилки полезет вверх на темя, скует полголовы, и будешь
к вечеру глотать пирамидон с кофеином.
Вечером я пришел
к нему, он только что
проснулся и, сидя на постели, пил квас, жена его, согнувшись у окошка, чинила штаны.
Но всему бывает конец, тем более такому блаженному состоянию, и я через час точно
проснулся к действительности: бессознательно закинутые мною удочки лежали неподвижно, я почувствовал, что сидеть было сыро, и воротился назад, чтоб провесть остальное утро на пристани, в покойных креслах, и чтоб исполнить мелькнувшую у меня
вечером мысль — попробовать, не будет ли брать там рыба: глубина была значительная.
Потом я заснул, а когда
проснулся, его уже не было в пекарне, и он явился только
к вечеру. Казалось, что весь он был покрыт какой-то пылью, и в его отуманенных глазах застыло что-то неподвижное. Кинув картуз на полку, он вздохнул и сел рядом со мной.
Проснулся он, разбуженный странными звуками, колебавшимися в воздухе, уже посвежевшем от близости
вечера. Кто-то плакал неподалёку от него. Плакали по-детски — задорно и неугомонно. Звуки рыданий замирали в тонкой минорной ноте и вдруг снова и с новой силой вспыхивали и лились, всё приближаясь
к нему. Он поднял голову и через бурьян поглядел на дорогу.
Похожа и дальше жизнь одного дня на всю жизнь человеческую.
Проснувшись, человек работает, хлопочет, и что дальше день, то он становится всё бодрее и бодрее, но дойдет дело до полдня — и чувствует человек уже не такую бодрость, как с утра. А
к вечеру и еще больше устает и хочется уже отдохнуть. Совсем то же и во всей жизни.
Только что ушли от Аксиньи Захаровны Патап Максимыч и Дарья Сергевна, ушла и Параша, сказавши матери, что надо ей покормить Захарушку. Покормить-то она его немножко покормила, но тотчас же завалилась спать,
проснулась вечером, плотно поужинала, потом опять на боковую. Стала звать
к себе мужа, кричала, шумела, но никто не знал, куда тот девался.
Председатель земской управы Егор Федорыч Шмахин стоял у окна и со злобой барабанил по стеклу пальцами. Медленность, с которой часы и минуты уходили в вечность, приводила его в злобное отчаяние… Два раза ложился он спать и
просыпался, раза два принимался обедать, пил раз шесть чай, а день всё еще только клонился
к вечеру.
Днем ставни ее дома были наглухо закрыты, и все, казалось, покоилось в нем мертвым сном. Спала и сама княжна.
Просыпалась она только
к вечеру, когда дом весь освещался, что опять не было видно через глухие ставни, разве кое-где предательская полоска света пробивалась сквозь щель и терялась в окружающем дом мраке.
Лет за двенадцать до времени нашего рассказа, а именно до 1750 года, Петр Ананьев в поздний зимний
вечер, в то время, когда на дворе бушевала вьюга, нашел на своем пустыре полузамерзшего мальчонку лет пяти, одетого в рваные лохмотья. Откуда забрел на пустырь юный путешественник — неизвестно, но Петр Ананьев забрал его
к себе в избу, отогрел, напоил и накормил, и уложил спать. На утро, когда мальчик
проснулся, старик вступил с ним в разговор.