Неточные совпадения
Позавтракать
Мужьям хозяйки вынесли:
Ватрушки с творогом,
Гусятина (прогнали тут
Гусей; три затомилися,
Мужик их нес под мышкою:
«
Продай! помрут до городу!» —
Купили ни
за что).
Кнуров. Да, разумеется; а то
что за расчет
покупать. Зачем он
продает?
Варвара — чужой человек. Она живет своей, должно быть, очень легкой жизнью. Равномерно благодушно высмеивает идеалистов, материалистов. У нее выпрямился рот и окрепли губы, но слишком ясно,
что ей уже
за тридцать. Она стала много и вкусно кушать. Недавно дешево
купила на аукционе партию книжной бумаги и хорошо
продала ее.
В Петербурге же столько аукционов, распродаж, мелких лавочек на Толкучем и нуждающихся людей,
что невозможно,
купив вещь
за столько-то, не
продать ее несколько дороже.
Сингапур — один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все,
что нужно и не нужно,
что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы — все приехало
продать и
купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь посылает сюда
за тонкими ядами и пряностями, а комфорт шлет платье, белье, кожи, вино, заводит дороги, домы, прорубается в глушь…
— Землю, по-моему, — сказал он, — нельзя ни
продавать ни
покупать, потому
что если можно
продавать ее, то те, у кого есть деньги, скупят ее всю и тогда будут брать с тех, у кого нет земли,
что хотят,
за право пользоваться землею. Будут брать деньги
за то, чтобы стоять на земле, — прибавил он, пользуясь аргументом Спенсера.
За что купил,
за то и
продал.
По дороге я спросил гольда,
что он думает делать с женьшенем. Дерсу сказал,
что он хочет его
продать и на вырученные деньги
купить патронов. Тогда я решил
купить у него женьшень и дать ему денег больше,
чем дали бы китайцы. Я высказал ему свои соображения, но результат получился совсем неожиданный. Дерсу тотчас полез
за пазуху и, подавая мне корень, сказал,
что отдает его даром. Я отказался, но он начал настаивать. Мой отказ и удивил и обидел его.
Многого,
что делается в доме, Галактион, конечно, не знал. Оставшись без денег, Серафима начала закладывать и
продавать разные золотые безделушки, потом столовое серебро, платье и даже белье. Уследить
за ней было очень трудно. Харитина нарочно
покупала сама проклятую мадеру и ставила ее в буфет, но Серафима не прикасалась к ней.
Она, глядя на них, смеется и плачет, и извиняется передо мной
за плач и писк; говорит,
что это с голоду,
что она ждет не дождется, когда вернется муж, который ушел в город
продавать голубику, чтобы
купить хлеба.
Ничего этого не утверждаю, а
за что купил,
за то и
продаю.
Скоро все дело разъяснилось. Петр Васильич набрал у старателей в кредит золота фунтов восемь да прибавил своего около двух фунтов и хотел
продать его
за настоящую цену помимо Ястребова. Он давно задумал эту операцию, которая дала бы ему прибыли около двух тысяч. Но в городе все скупщики отказались
покупать у него все золото, потому
что не хотели ссориться с Ястребовым: у них рука руку мыла. Тогда Петр Васильич сунулся к Ермошке.
— Пустое дело. Почесть
что задаром
купил. Иван Матвеич, помещик тут был, господин Сибиряков прозывался. Крестьян-то он в казну отдал. Остался у него лесок — сам-то он в него не заглядывал, а лесок ничего, хоть на какую угодно стройку гож! — да болотце десятин с сорок. Ну, он и говорит, Матвей-то Иваныч: «Где мне, говорит, с этим дерьмом возжаться!» Взял да и
продал Крестьян Иванычу
за бесценок. Владай!
— Ему это не рука, барину-то, потому он на теплые воды спешит. А для нас, ежели
купить ее, — хорошо будет. К тому я и веду,
что продавать не надобно — и так по четыре рубля в год
за десятину на круг дадут. Земля-то клином в ихнюю угоду врезалась, им выйти-то и некуда. Беспременно по четыре рубля дадут, ежели не побольше.
Иван Миронов торговал тем,
что покупал на дровяных складах одну сажень дров, развозил ее по городу и выкладывал так,
что из сажени выходило 5 четверок, которые он
продавал за ту же цену, какую стоила четверть на дровяном дворе.
Та опять не отвечает, а князь и ну расписывать, —
что: «Я, говорит, суконную фабрику
покупаю, но у меня денег ни гроша нет, а если
куплю ее, то я буду миллионер, я, говорит, все переделаю, все старое уничтожу и выброшу, и начну яркие сукна делать да азиатам в Нижний
продавать. Из самой гадости, говорит, вытку, да ярко выкрашу, и все пойдет, и большие деньги наживу, а теперь мне только двадцать тысяч на задаток
за фабрику нужно». Евгенья Семеновна говорит...
Маланья, не получившая от родителя ни копейки из денег, данных ему Ченцовым, и даже прибитая отцом, задумала
за все это отомстить Аксинье и барину, ради
чего она набрала целое лукошко красной морошки и отправилась
продавать ее в Синьково, и так как Екатерина Петровна, мелочно-скупая, подобно покойному Петру Григорьичу, в хозяйстве, имела обыкновение сама
покупать у приходящих крестьянок ягоды, то Маланья, вероятно, слышавшая об этом, смело и нагло вошла в девичью и потребовала, чтобы к ней вызвали барыню.
— Извольте, я вам скажу, хотя
за достоверность этих слухов нисколько не ручаюсь, —
за что купил,
за то и
продаю.
Хотя мы и обещали Пантелею Егорычу, при первой возможности, отправиться дальше, но пароход не приходил, и мы поневоле должны были остаться в Корчеве. По возвращении на постоялый двор мы узнали,
что Разноцветов где-то
купил,
за недоимку, корову и расторговался говядиной. Часть туши он уступил нам и сварил отличные щи, остальное —
продал на сторону. А на вырученные деньги накупил патентов.
Иные промышляли, например, одним перекупством, а продавались иногда такие вещи,
что и в голову не могло бы прийти кому-нибудь
за стенами острога не только
покупать и
продавать их, но даже считать вещами.
— Да ведь я
что ж, — мне так рассказывали.
За что купила,
за то и
продаю.
— Да
что, дядя! Вот коня
купить надо, а бают,
за рекой меньше пятидесяти монетов не возьмешь. Матушка вина еще не
продала.
Я ликовал. Зашли в кабак, захватили еще штоф, два каравая ситного,
продали на базаре
за два рубля мои сапоги,
купили онучи, три пары липовых лаптей и весьма любовно указали мне, как надо обуваться, заставив меня три раза разуться и обуться. И ах! как легки после тяжелой дороги от Вологды до Ярославля показались мне лапти, о
чем я и сообщил бурлакам.
Восмибратов. Да так же-с. Я их
купил у вас;
за что, значит, хочу,
за то и
продаю.
Гурмыжская. Нет, я весь теперь не
продам;
что за имение без леса! Некрасиво. Может быть, со временем… а ты
купи этот участок,
что ближе к городу.
Купил полведра водки, заказал обед и пригласил мужиков. Пришли с бабами, с ребятишками.
За столом было всего двадцать три души обоего пола. Обошли по три стаканчика. Я подносил, и
за каждой подноской меня заставляли выпивать первый стаканчик, говоря,
что «и в Польше нет хозяина больше». А винище откупщик Мамонтов
продавал такое же поганое, как и десять лет назад было, при Василье Александровиче Кокореве.
— И теперь не
продам, потому это не порядок:
за деньги молодки нестись не будут, не такое это дело, чтобы
за деньги его можно было
купить. Да. А
что вам совестно от меня молодок в подарок, так это пустое: дело житейское, как-нибудь сочтемся… Поповские глаза завидущие, чего-нибудь припрошу — вот и квиты.
Хозяином считается, как и тогда, старик Григорий Петрович, на самом же деле всё перешло в руки Аксиньи; она и
продает, и
покупает, и без ее согласия ничего нельзя сделать. Кирпичный завод работает хорошо; оттого,
что требуют кирпич на железную дорогу, цена его дошла до двадцати четырех рублей
за тысячу; бабы и девки возят на станцию кирпич и нагружают вагоны и получают
за это по четвертаку в день.
В одном какой-то простой рабочий ужасным, едва разборчивым почерком жаловался на то,
что в фабричной лавке
продают рабочим горькое постное масло, от которого пахнет керосином; в другом — кто-то доносил почтительно,
что Назарыч на последних торгах,
покупая железо, взял от кого-то взятку в тысячу рублей; в третьем ее бранили
за бесчеловечность.
Еще невероятнее,
что содержатель типографии, Н. С. Степанов, покупавший роман, не имел денег для такого предприятия, и
что московские книгопродавцы
купили экземпляров будущего неоконченного романа, в 4-х небольших частях, с обыкновенною уступкою 20 процентов
за комиссию, на 36 тысяч рублей ассигнациями, и внесли деньги вперед, обязуясь
продавать не дороже 20 рублей
за каждый экземпляр!
— Ухорез,
что и говорить.
За удальство и сюда-те попал. С каторги выбежал, шестеро бурят напали — сам-друг от них отбился, вот он какой. Воин. Пашня ли ему, братец, на уме? Ему бы с Абрашкой с Ахметзяновым стакаться — они бы делов наделали, нашумели бы до моря, до кияну… Или бы на прииска… На приисках, говорит, я в один день человеком стану, все ваше добро
продам и
выкуплю… И верно, — давно бы ему на приисках либо в остроге быть, кабы не Марья.
И помимо неаккуратности в художестве, все они сами расслабевши, все друг пред другом величаются, а другого чтоб унизить ни во
что вменяют; или еще того хуже, шайками совокупясь, сообща хитрейшие обманы делают, собираются по трактирам и тут вино пьют и свое художество хвалят с кичливою надменностию, а другого рукомесло богохульно называют «адописным», а вокруг их всегда как воробьи
за совами старьевщики,
что разную иконописную старину из рук в руки перепущают, меняют, подменивают, подделывают доски, в трубах коптят, утлизну в них делают и червоточину; из меди разные створы по старому чеканному образцу отливают; амаль в ветхозаветном роде наводят;
купели из тазов куют и на них старинные щипаные орлы, какие
за Грозного времена были, выставляют и
продают неопытным верителям
за настоящую грозновскую
купель, хотя тех
купелей не счесть сколько по Руси ходит, и все это обман и ложь бессовестные.
Неизвестный. А то руки, видишь ты, у него не поднимутся! Ох вы, горечь! Я и не таких, как ты,
покупал. Любо с вами дело делать. Вашему брату ничего заветного нет, все
продаст! Ведь ты, знаешь ли, ты мне
за три тысячи полтораста тысяч
продал! Теперь с нас по этому документу немного взыщут. А пойдет следствие о подлоге, так опять-таки нам выгода та,
что дело затянется, в Сибирь-то пойдешь все-таки ты, а не мы. Ты хоть уж покути на эти деньги-то, чтоб не даром отвечать. (Хочет уйти.)
—
За Иисуса? Тридцать сребреников? — закричал он голосом дикого изумления, порадовавшим Анну. —
За Иисуса Назарея! И вы хотите
купить Иисуса
за тридцать сребреников? И вы думаете,
что вам могут
продать Иисуса
за тридцать сребреников?
— Много, братик, болтают, — обереги бог всякого человека, — доподлинно я не знаю:
за что купил,
за то те и
продаю.
— Я сам тоже, братик: кто их знает! Мало ли
что врут в народе. Я опять те скажу:
за что купил,
за то и
продаю; а болтают много: всего и не переслушаешь.
А ежели Субханкулов скажет,
что Мокея Данилыча надо у самого хана
выкупить, а он дешево своих рабов не
продает, так вы молвите ему: а как же, мол, ты, Махметушка, два года тому назад астраханского купеческого сына Махрушева Ивана Филипыча с женой да с двумя ребятишками у хана
за сто,
за двести тиллэ
выкупил?
—
Что это вы, Марко Данилыч? — усмехнулся Чубалов. — По копейке
за книгу, да еще и помене того жалуете! Нет, сударь, ежели теперича на подвертку свечей их
продать аль охотникам на ружейны патроны, так и тут больше пользы получишь. Дешевле пареной репы
купить желаете!.. Ведь тоже какие ни на есть книги… Тоже бумага, печать, переплет… Помилуйте!..
— Совершенно не
за что: я не о вас хлопочу, а о себе. Я тоже хочу
продать домишко и поеду куда-нибудь,
куплю себе хуторишко над Днепром.
Когда же Малмека услыхал,
что земледелец может
продать самого лучшего рису, годного для царского стола, он тотчас же
купил весь воз
за тройную цену, а Панду, радуясь в сердце своем возвращению денег, тотчас же поспешил в монастырь, чтобы получить от монаха те объяснения, которые он обещал ему.
— Памфалон! — вопияла она, — я слышала,
что ты разбогател,
что какой-то гордый коринфянин дал тебе несметные деньги. Я пришла
продать себя тебе, возьми меня к себе в рабыни, но дай мне денег, чтоб
выкупить из неволи моих детей и спасти погибающего
за меня Магистриана.
Был вчера у немцев, но у них не то,
что у русских: к веревкам хотя и приценивались, но,
покупая, требовали непременного свидетельства в том,
что на них вешались, вследствие
чего торговал плохо. Только и торговли было,
что продал за целковый аршин какому-то сапожнику, да и тот
купил эту веревку не для игры, а чтобы учить своих учеников уму-разуму.
— А! — сказал про себя Волынской, оставив на минуту чтение письма, — временщик думает
купить меня этим известием; но ошибается!
Что бы ни было, не
продам выгод своего отечества ни
за какие награды и милости!
Во всяком случае,
за что купил,
за то и
продаю!
— Нет, без ружья! Да вот еще, совсем было запамятовал, баба у меня, кухарка Алена Матвеева, сейчас мне сбрехнула,
что будто видела Егора Никифорова ночью на нашем прииске и
что он шел от избы, где жил постоялец. Может, брешет, а я
за что купил,
за то и
продаю.