Неточные совпадения
Тут же ему всунули
карту на вист, которую он
принял с таким же вежливым поклоном.
«Ничего, — решил я, — первую
карту непременно проигрывают; даже
примета хорошая».
Река Амагу длиной около 50 км. Начало она берет с хребта
Карту и огибает его с западной стороны. Амагу течет сначала на северо-восток, потом
принимает широтное направление и только вблизи моря немного склоняется к югу. Из притоков ее следует указать только Дунанцу длиною 19 км. По ней можно перевалить на реку Кусун. Вся долина Амагу и окаймляющие ее горы покрыты густым хвойно-смешанным лесом строевого и поделочного характера.
Кроме лиц, перечисленных в приказе, в экспедиции
приняли еще участие: бывший в это время начальником штаба округа генерал-лейтенант П.К. Рутковский и в качестве флориста — лесничий Н.А. Пальчевский. Цель экспедиции — естественно-историческая. Маршруты были намечены по рекам Уссури, Улахе и Фудзину по десятиверстной и в прибрежном районе — по сорокаверстной
картам издания 1889 года.
Всегда надо
принимать во внимание эти извилины и считать все расстояния в полтора раза больше, чем они показаны на
картах.
К счастью еще, что у ведьмы была плохая масть; у деда, как нарочно, на ту пору пары. Стал набирать
карты из колоды, только мочи нет: дрянь такая лезет, что дед и руки опустил. В колоде ни одной
карты. Пошел уже так, не глядя, простою шестеркою; ведьма
приняла. «Вот тебе на! это что? Э-э, верно, что-нибудь да не так!» Вот дед
карты потихоньку под стол — и перекрестил: глядь — у него на руках туз, король, валет козырей; а он вместо шестерки спустил кралю.
Действительно, я напечатал рассказ «В глухую», где подробно описал виденный мною притон, игру в
карты, отравленного «малинкой» гостя, которого потащили сбросить в подземную клоаку,
приняв за мертвого. Только Колосов переулок назвал Безымянным. Обстановку описал и в подробностях, как живых, действующих лиц. Барон Дорфгаузен, Отто Карлович… и это действительно было его настоящее имя.
Когда она была сыта, не играла в
карты и не болтала, — лицо у ней тотчас
принимало выражение почти мертвенное: сидит, бывало, смотрит, дышит — и так и видно, что никакой мысли не пробегает в голове.
Лаврецкий отправился наверх. И Марфу Тимофеевну он застал за
картами: она играла в дурачки с Настасьей Карповной. Роска залаяла на него; но обе старушки приветливо его
приняли, особенно Марфа Тимофеевна казалась в духе.
Время проходит. Исправно
Учится мальчик всему —
Знает историю славно
(Лет уже десять ему),
Бойко на
карте покажет
И Петербург, и Читу,
Лучше большого расскажет
Многое в русском быту.
Глупых и злых ненавидит,
Бедным желает добра,
Помнит, что слышит и видит…
Дед
примечает: пора!
Сам же он часто хворает,
Стал ему нужен костыль…
Скоро уж, скоро узнает
Саша печальную быль…
Он до света оставался в собрании, глядел, как играют в штосс, и сам
принимал в игре участие, но без удовольствия и без увлечения. Однажды он увидел, как Арчаковский, занимавший отдельный столик с двумя безусыми подпрапорщиками, довольно неумело передернул, выбросив две
карты сразу в свою сторону. Ромашов хотел было вмешаться, сделать замечание, но тотчас же остановился и равнодушно подумал: «Эх, все равно. Ничего этим не поправлю».
Осадчий, Николаев и Андрусевич уселись за
карты, Лещенко с глубоким вздохом поместился сзади них. Николаев долго с ворчливым неудовольствием отказывался, но его все-таки уговорили. Садясь, он много раз с беспокойством оглядывался назад, ища глазами Шурочку, но так как из-за света костра ему трудно было присмотреться, то каждый раз его лицо напряженно морщилось и
принимало жалкое, мучительное и некрасивое выражение.
— Ловко! — согласился Ромашов. —
Приму к сведению в следующий раз. Однако прощайте, Павел Павлыч. Желаю счастливой
карты.
И на совете губернских аристократов было решено Горехвастова
принимать, но в
карты с ним не играть, и вообще держать больше около дам, для которых он, своими талантами, может доставить приятное развлечение.
— Это может быть, но только вы умерьте ваши выражения! — остановил его довольно кротко аптекарь и начал дрожащими от волнения руками сдавать
карты, а почтмейстер с окончательно нахмуренным лицом стал
принимать их.
По окончании обеда князь все-таки не уезжал. Лябьев, не зная, наконец, что делать с навязчивым и беспрерывно болтающим гостем, предложил ему сесть играть в
карты. Князь
принял это предложение с большим удовольствием. Стол для них приготовили в кабинете, куда они и отправились, а дамы и Углаков уселись в зале, около рояля, на клавишах которого Муза Николаевна начала перебирать.
Пробовали было завести домашний вист-преферанс; но игра кончалась обыкновенно для генерала такими припадками, что генеральша и ее приживалки в ужасе ставили свечки, служили молебны, гадали на бобах и на
картах, раздавали калачи в остроге и с трепетом ожидали послеобеденного часа, когда опять приходилось составлять партию для виста-преферанса и
принимать за каждую ошибку крики, визги, ругательства и чуть-чуть не побои.
Пятый, моложе их и более живой, чем остальные, часто играл в
карты сам с собой, тщетно соблазняя других
принять неразорительное участие.
Но Бельтов, Бельтов — человек, вышедший в отставку, не дослуживши четырнадцати лет и шести месяцев до знака, как заметил помощник столоначальника, любивший все то, чего эти господа терпеть не могут, читавший вредные книжонки все то время, когда они занимались полезными
картами, скиталец по Европе, чужой дома, чужой и на чужбине, аристократический по изяществу манер и человек XIX века по убеждениям, — как его могло
принять провинциальное общество!
В разгар этой работы истек, наконец, срок моего ожидания ответа «толстой» редакции. Отправился я туда с замирающим сердцем. До некоторой степени все было поставлено на
карту. В своем роде «быть или не быть»… В редакции «толстого» журнала происходил прием, и мне пришлось иметь дело с самим редактором. Это был худенький подвижный старичок с необыкновенно живыми глазами. Про него ходила нехорошая молва, как о человеке, который держит сотрудников в ежовых рукавицах. Но меня он
принял очень любезно.
Вел себя тоже отлично: в фортку не курил, в
карты не играл, курточку имел всегда застегнутою и даже
принимал сердечное участие в усилиях француза-учителя перевести (по хрестоматии Таппе) фразу...
— Вечером приходи к нам чай пить… Приходи без стеснения… в
карты поиграем, в дурачки… Гости к нам ходят редко.
Принимать гостей — приятно, но их надо угощать, а это — неприятно, потому что дорого.
— Шестьдесят рублей жалованья и столько же наживаю, — недурно, а? Наживаю осторожно, законно… Квартиру мы переменили, — слышал? Теперь у нас миленькая квартирка. Наняли кухарку, — велика-а-лепно готовит, бестия! С осени начнём
принимать знакомых, будем играть в
карты… приятно, чёрт возьми! Весело проведёшь время, и можно выиграть… нас двое играют, я и жена, кто-нибудь один всегда выигрывает! А выигрыш окупает приём гостей, — хо-хо, душа моя! Вот что называется дешёвая и приятная жизнь!..
Г-жа Петицкая, разумеется, повиновалась ей, но вместе с тем сгорала сильным нетерпением узнать, объяснился ли Миклаков с княгиней или нет, и для этой цели она изобретала разные способы: пригласив гостей после чаю сесть играть в
карты, она
приняла вид, что как будто бы совершенно погружена была в игру, а в это время одним глазом подсматривала, что переглядываются ли княгиня и Миклаков, и замечала, что они переглядывались; потом, по окончании пульки, Петицкая, как бы забыв приказание княгини, опять ушла из гостиной и сильнейшим образом хлопнула дверью в своей комнате, желая тем показать, что она затворилась там, между тем сама, спустя некоторое время, влезла на свою кровать и стала глядеть в нарочно сделанную в стене щелочку, из которой все было видно, что происходило в гостиной.
Лицо барона
приняло скучающее выражение и напомнило несколько то выражение, которое он имел в начале нашего рассказа, придя с князем в книжную лавку; он и теперь также стал рассматривать висевшую на стене
карту. Наконец, Анна Юрьевна сделала восклицание.
— У нас один приказчик эк-ту тоже поплыл было с
картой, — отвечал Савоська, — да в остожье [Остожьем называется загородка из жердей вокруг стога сена. (
Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)] и заплыл…
В-третьих, она уже два раза в отсутствие Лаевского
принимала у себя Кирилина, полицейского пристава: раз утром, когда Лаевский уходил купаться, и в другой раз в полночь, когда он играл в
карты.
Однажды играли в
карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом; прочие, в рассеянности, сидели перед пустыми своими приборами. Но шампанское явилось, разговор оживился, и все
приняли в нем участие.
Талья [Талья или талия — в некоторых карточных играх тур игры, или сдвоенная колода. (
Прим. ред.)] длилась долго. На столе стояло более тридцати
карт. Чекалинский останавливался после каждой прокидки, чтобы дать играющим время распорядиться, записывал проигрыш, учтиво вслушивался в их требования, еще учтивее отгибал лишний угол, загибаемый рассеянною рукою. Наконец талья кончилась. Чекалинский стасовал
карты и приготовился метать другую.
Как бы то ни было, но к Гавриле Степанычу все ездили очень охотно: он
принимал гостей радушно и в
карты играл по какой угодно цене.
Обстоятельства уничтожили меня вконец, а у меня уж слишком много было проставлено на одну
карту, чтобы
принять ее с кона, и я не постояла за свою гордость: я приносила раскаяние, я плакала, я молила… и я, проклиная тебя, была уже не женой, а одалиской для человека, которого не могла терпеть.
Больные два солдата и матрос проснулись и уже играют в
карты. Матрос полулежит на койке, солдаты сидят возле на полу и в самых неудобных позах. У одного солдата правая рука в повязке и на кисти наворочена целая шапка, так что
карты держит он в правой подмышке или в локтевом сгибе, а ходит левой рукой. Сильно качает. Нельзя ни встать, ни чаю напиться, ни лекарства
принять.
Как суеверный игрок, он имел свои
приметы. После третьей сдачи
карты опять потянули к противнику.
Нас впустили… Сам граф Боядловский жил в ту пору в Париже, и нас
принял его управляющий, поляк Казимир Хапцинский. Помню, не прошло и часа, как я уже сидел во флигеле управляющего, миндальничал с его женой, пил и играл в
карты. Выиграв пять червонцев и напившись, я попросился спать. За неимением места во флигеле, мне отвели комнату в графских хоромах.
«Конечно, — писал он, — род князей Воротынских ничуть не ниже нашего рода, и брак одного из его представителей с моей племянницей при других обстоятельствах и в другое время был бы и для меня не только желателен, но даже более чем приятен, особенно при тех качествах, которыми, оказывается, наделен молодой князь, но,
приняв во внимание переживаемое тяжелое время, время гонения боярских родов, желание породниться с отпрыском опального рода князей Воротынских, друзей изменника Курбского, одно имя которого приводит доныне царя в состояние неистовства, является опасною игрою, в которой игрок должен иметь мужество поставить на
карту не только милость и благословение царя, но даже и самую жизнь свою и своего семейства.
— И вы у нас будете скоро штатскою генеральшей… Ведь вы с мужем вашим занимаете исторический дом… Здесь испокон веку жили губернские предводители. Много было тут пропито и проедено, проиграно в
карты… Пляс был большой… и всякое дворянское благодушие. Пора немножко и стариной тряхнуть… И вам пора, Антонина Сергеевна,
принять над нами власть. Вы у нас первая дама в городе, недостает только официального титула.
Педрилло,
приняв команду над товарищами, установил их, одного за другим, около стены, как дети ставят согнутые пополам
карты так, что, толкнув одну сзади, повалишь все вдруг.
Потом поставил свои условия: каждый день быть в лавке с 9-ти часов утра и до 9-ти вечера, харчи и квартира хозяйские, жалованья 20 р. в месяц, но деньги при себе не держать, дабы баловства не было, спать у себя, баня хозяйская, кухарку не трогать, книг не читать, на гитаре не играть, водки не пить, песен не петь, в
карты не играть и гостей к себе не
принимать.
— Кого на сцену
принимаем? Зачем собираемся сюда? Неужели затем, чтобы в
карты играть, пить у буфета и беспечно и весело прожигать жизнь? А о главной цели — об искусстве, вспоминать, как о мираже. Надо проснуться, мы ходя спим, все спим.