Неточные совпадения
Когда я
принес манишку Карлу Иванычу, она уже была не нужна ему: он надел другую и, перегнувшись перед маленьким зеркальцем, которое стояло на столе, держался обеими руками за пышный бант своего галстука и пробовал, свободно ли входит в него и обратно его гладко выбритый подбородок. Обдернув со всех сторон наши платья и попросив Николая сделать для него то же самое, он повел нас к бабушке. Мне смешно вспомнить, как сильно
пахло от нас троих помадой в то время, как мы стали спускаться по лестнице.
Сегодня положено обедать на берегу. В воздухе невозмутимая тишина и нестерпимый жар. Чем ближе подъезжаешь к берегу, тем сильнее
пахнет гнилью от сырых кораллов, разбросанных по берегу и затопляемых приливом.
Запах этот вместе с кораллами перенесли и на фрегат. Все натащили себе их кучи. Фаддеев приводит меня в отчаяние: он каждый раз
приносит мне раковины; улитки околевают и гниют. Хоть вон беги из каюты!
— «Слусаю», — отвечала она и через пять минут
принесла сапоги на слона с
запахом вспотевшей лошади и сала, которым они и были вымазаны.
Флигель этот стоял на дворе, был обширен и прочен; в нем же определил Федор Павлович быть и кухне, хотя кухня была и в доме: не любил он кухонного
запаха, и кушанье
приносили через двор зимой и летом.
Когда в девичью
приносили обед или ужин, то не только там, но и по всему коридору чувствовался отвратительный
запах, так что матушка, от природы неприхотливая, приказывала отворять настежь выходные двери, чтобы сколько-нибудь освежить комнаты.
История эта состояла в следующем: мужик
пахал поле и выпахал железный казанок (котел) с червонцами. Он тихонько
принес деньги домой и зарыл в саду, не говоря никому ни слова. Но потом не утерпел и доверил тайну своей бабе, взяв с нее клятву, что она никому не расскажет. Баба, конечно, забожилась всеми внутренностями, но вынести тяжесть неразделенной тайны была не в силах. Поэтому она отправилась к попу и, когда тот разрешил ее от клятвы, выболтала все на духу.
Приходила бабушка; всё чаще и крепче слова ее
пахли водкой, потом она стала
приносить с собою большой белый чайник, прятала его под кровать ко мне и говорила, подмигивая...
— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, все в лучшем виде устроим, — сказал повар, очевидно понимавший тревогу Анны. — Сейчас болгарин
принес две дыни. Ананасные. На манер вроде как канталупы, но только
запах куда ароматнее. И еще осмелюсь спросить ваше сиятельство, какой соус прикажете подавать к петуху: тартар или польский, а то можно просто сухари в масло?
Дома тоже было тяжко: на место Власьевны Пушкарь взял огородницу Наталью, она
принесла с собою какой-то особенный, всех раздражавший
запах; рабочие ссорились, дрались и — травили Шакира: называли его свиным ухом, спрашивали, сколько у него осталось дома жён и верно ли, что они, по закону Магомета, должны брить волосы на теле.
…Весна была жаркая, грозила засухой, с болот поднимался густой, опаловый туман и, растекаясь в безветренном воздухе,
приносил в город душный, кислый
запах гниющих трав.
Священник и дьякон начали облачаться.
Принесли кадило, из которого сыпались искры и шел
запах ладана и угля. Зажгли свечи. Приказчики вошли в залу на цыпочках и стали у стены в два ряда. Было тихо, даже никто не кашлянул.
Когда я очнулся опять, у моей постели сидела Соколова. Тит только что вошел со двора и
принес с собою холодок и
запах снега. Я подозвал его и опять прошептал...
Вот до чего меня доводит
Отца родного скупость! Жид мне смел
Что предложить! Дай мне стакан вина,
Я весь дрожу… Иван, однако ж деньги
Мне нужны. Сбегай за жидом проклятым,
Возьми его червонцы. Да сюда
Мне
принеси чернильницу. Я плуту
Расписку дам. Да не вводи сюда
Иуду этого… Иль нет, постой,
Его червонцы будут
пахнуть ядом,
Как сребреники пращура его…
Я спрашивал вина.
Но тут случилось нечто ужасное. Раз утром
Паша вместе с провизией
принесла пачку очень вкусных бумажек, — то есть они сделались вкусными, когда их разложили на тарелочки, обсыпали мелким сахаром и облили теплой водой.
Даже наша Муха начала находить, что мух развелось слишком много, особенно в кухне. По вечерам потолок покрывался точно живой, двигавшейся сеткой. А когда
приносили провизию, мухи бросались на нее живой кучей, толкали друг друга и страшно ссорились. Лучшие куски доставались только самым бойким и сильным, а остальным доставались объедки.
Паша была права.
Тогда господин, которого звали папой,
принес три стеклянных, очень красивых колпака, налил в них пива и поставил на тарелочки… Тут попались и самые благоразумные мухи. Оказалось, что эти колпаки просто мухоловки. Мухи летели на
запах пива, попадали в колпак и там погибали, потому что не умели найти выхода.
— «
Принеси фунт золота, лошадь в лесу…» — объяснил Федя. — Золотник по-ихнему три, фунт — два, пуд — один; золото — смола, полштоф — притачка, лошадь — заноза… Теперь ежели взять по-настоящему, какой это народ? Разве это крестьянин, который землю
пашет, али там мещанин, мастеровой… У них у всех одна вера: сколько украл, столько и пожил. Будто тоже золото
принесли, а поглядеть, так один золотник несут в контору, а два на сторону. Волки так волки и есть, куда их ни повороти!..
Когда их работа кончена и мокрая сеть вновь лежит на носовой площадке баркаса, я вижу, что все дно застлано живой, еще шевелящейся рыбой. Но нам нужно торопиться. Мы делаем еще круг, еще и еще, хотя благоразумие давно уже велит нам вернуться в город. Наконец мы подходим к берегу в самом глухом месте. Яни
приносит корзину, и с вкусным чмоканьем летят в нее охапки большой мясистой рыбы, от которой так свежо и возбуждающе
пахнет.
Нору, в которой живет лиса с лисятами, узнать нетрудно всякому сколько-нибудь опытному охотнику: лаз в нее углажен и на его боках всегда есть волосья и пух от влезанья и вылезанья лисы; если лисята уже на возрасте, то не любят сидеть в подземелье, а потому место кругом норы утолочено и даже видны лежки и тропинки, по которым отбегают лисята на некоторое расстояние от норы; около нее валяются кости и перья, остающиеся от птиц и зверьков, которых
приносит мать на пищу своим детям, и, наконец, самый верный признак — слышен сильный и противный
запах, который всякий почувствует, наклонясь к отверстию норы.
Приходил он в класс оборванный, нечесаный,
принося с собою возмутительный
запах грязного белья и никогда не мытого тела.
Ваничка. Тут только, дедушка, такая штука выходит, что ведь у маменьки, у нас ничего нет, все папеньки-с; а он такой жила на деньги, что не приведи господи! Соберет оброки с мужиков,
принесет маменьке: «На, говорит, понюхай, чем
пахнет!» — да сам и запрет их в шкатулку. Дайте мне, дедушка, взаймы рублей двести на свадьбу. Я вам отдам их… У невесты именье есть большое. Я сейчас же с нее их выверну.
Булычов. Будто — ничего? Когда — так, идите по своим делам. Дело-то у вас — есть? Аксинья, скажи, чтоб у меня проветрили. Душно там, кислыми лекарствами
пахнет. Да — пускай Глафира квасу клюковного
принесет.
Вот он пришел в свою убогую келью, поздним вечером, после утомительной службы, едва держась на больных ногах,
принеся в складках своей одежды, украшенной знаками смерти,
запах ладана и воска.
Мужицкий чертенок. Да вот
пахал мужик; и знаю я, что у него с собой одна краюшка, и больше есть нечего. Украл я у него краюшку. Надо бы ему обругаться, а он что же? Говорит: кто взял, пусть съест на здоровье. Вот я и краюшку
принес. Вот она.
— Да вот как: жила я у хозяина двенадцать лет,
принесла ему двенадцать жеребят, и все то время
пахала да возила, а прошлым годом ослепла и все работала на рушалке; а вот намедни стало мне не в силу кружиться, я и упала на колесо. Меня били, били, стащили за хвост под кручь и бросили. Очнулась я, насилу выбралась, и куда иду — сама не знаю. — Волк говорит...
В воздухе было тихо и тепло. Порою легкий ветерок с Заволжья
приносил воздушною струею свежий
запах воды и степных весенних трав. Стояли последние дни мая.
Мою душу захлестнуло радостное, детски-восторженное чувство. Рядом со мной был друг, он, казалось,
принес в эти казарменные стены немного кавказского неба, шепот чинар и
запах роз…
— Какие вы мне вещи
приносили? — набросилась на него
Паша. — Когда, позвольте вас спросить?
— Я вас спрашиваю: какие вы мне вещи
приносили? — крикнула
Паша.
Я мигом представляю себе это неведомое морское животное. Оно должно быть чем-то средним между рыбой и раком. Так как оно морское, то из него приготовляют, конечно, очень вкусную горячую уху с душистым перцем и лавровым листом, кисловатую селянку с хрящиками, раковый соус, холодное с хреном… Я живо воображаю себе, как
приносят с рынка это животное, быстро чистят его, быстро суют в горшок… быстро, быстро, потому что всем есть хочется… ужасно хочется! Из кухни несется
запах рыбного жаркого и ракового супа.
— Гусем у тебя
пахнет, потому что гусь у тебя сидит! — слиберальничал помощник архивариуса. — Черти его
принесли! Он скоро уйдет?
Он ходил к ним больше года, студентом четвертого курса, лет шесть тому назад, учил ее русским предметам, давал ей всякие книжки. Матери ее он не понравился: раза два от него
пахло вином… Только у него Тася и занималась как следует. Он ей
принес Островского… И сам читал купеческие сцены пресмешно, и рассказы Слепцова хорошо читал… Что ж! Она не боится встречи с ним здесь, в этой столовой… Он все поймет…
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги
приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья.
Пахло табаком и мужчинами.
— Хорошо быть художником! Куда хочу, туда иду; что хочу, то делаю. На службу не ходить, земли не
пахать… Ни начальства у меня, ни старших… Сам я себе старший. И при всем том пользу
приношу человечеству!
Принесли дерево, действительно очень большую ель, наполнившую комнату пряным, смолистым, немного похоронным
запахом хвои, чадили восковые свечи, которые то зажигались для опыта, то тушились; и я с мисс Молль и детьми что-то навешивал, лазал по лестнице, которую держал сам Норден, и раскидывал по колючим, неподатливым ветвям серебристые нити.