Неточные совпадения
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидав лежавшего на полу господина, что оставил его истекать кровью и убежал
за помощью. Через час Варя,
жена брата,
приехала и с помощью трех явившихся докторов,
за которыми она послала во все стороны и которые
приехали в одно время, уложила раненого на постель и осталась у него ходить
за ним.
— Что это от вас зависит, — повторил он. — Я хотел сказать… я хотел сказать… Я
за этим
приехал… что… быть моею
женой! — проговорил он, не зная сам, что̀ говорил; но, почувствовав, что самое страшное сказано, остановился и посмотрел на нее.
В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, [Кандидат — лицо, сдавшее специальный «кандидатский экзамен» и защитившее специальную письменную работу по окончании университета, первая ученая степень, установленная в 1804 г.] и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку
за неудачный смотр,
приехал в Петербург с
женою на житье.
Он отвез
жену за границу, Бориса отправил в Москву, в замечательное училище, где учился Туробоев, а
за Лидией откуда-то
приехала большеглазая старуха с седыми усами и увезла девочку в Крым, лечиться виноградом.
— Ба! Когда
приехал? Спивак — помер? А я думал: ты похоронное объявление несешь. Я хотел сбегать к
жене его
за справочкой для некролога.
Знакомо и пронзительно ораторствовал Варавка, насыщая терпеливый воздух парадоксами.
Приезжала мать, иногда вместе с Елизаветой Спивак. Варавка откровенно и напористо ухаживал
за женою музыканта, она любезно улыбалась ему, но ее дружба с матерью все возрастала, как видел Клим.
Завтрак снова является на столе, после завтрака кофе. Иван Петрович
приехал на три дня с
женой, с детьми, и с гувернером, и с гувернанткой, с нянькой, с двумя кучерами и с двумя лакеями. Их привезли восемь лошадей: все это поступило на трехдневное содержание хозяина. Иван Петрович дальний родня ему по
жене: не
приехать же ему
за пятьдесят верст — только пообедать! После объятий начался подробный рассказ о трудностях и опасностях этого полуторасуточного переезда.
— Дурак! Из-за тебя я пострадала… И словечка не сказала, а повернулась и вышла. Она меня, Симка, ловко отзолотила. Откуда прыть взялась у кислятины… Если б ты был настоящий мужчина, так ты
приехал бы ко мне в тот же день и прощения попросил. Я целый вечер тебя ждала и даже приготовилась обморок разыграть… Ну, это все пустяки, а вот ты дома себя дурак дураком держишь. Помирись с
женой… Слышишь? А когда помиришься,
приезжай мне сказать.
В сущности Харитина вышла очертя голову
за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести и даже не
приехал на свадьбу, а послал вместо себя
жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят и завидуют, как молодая исправница катается.
Явившийся Лиодор усилил смуту. Он
приехал совершенно неожиданно ночью. Дежурившая «полуштофова
жена» спала. Лиодор взломал в столовой буфет, забрал все столовое серебро и скрылся. Утром произошел настоящий скандал. Сестры готовы были, кажется, разорвать «полуштофову
жену», так что
за нее вынужден был вступиться сам Харитон Артемьич.
Марья Дмитриевна появилась в сопровождении Гедеоновского; потом пришла Марфа Тимофеевна с Лизой,
за ними пришли остальные домочадцы; потом
приехала и любительница музыки, Беленицына, маленькая, худенькая дама, с почти ребяческим, усталым и красивым личиком, в шумящем черном платье, с пестрым веером и толстыми золотыми браслетами;
приехал и муж ее, краснощекий, пухлый человек, с большими ногами и руками, с белыми ресницами и неподвижной улыбкой на толстых губах; в гостях
жена никогда с ним не говорила, а дома, в минуты нежности, называла его своим поросеночком...
Маланья Сергеевна с горя начала в своих письмах умолять Ивана Петровича, чтобы он вернулся поскорее; сам Петр Андреич желал видеть своего сына; но он все только отписывался, благодарил отца
за жену,
за присылаемые деньги, обещал
приехать вскоре — и не ехал.
Утром на другой день Карачунский послал в Тайболу
за Кожиным и запиской просил его
приехать по важному делу вместе с
женой. Кожин поставлял одно время на золотопромывальную фабрику ремни, и Карачунский хорошо его знал. Посланный вернулся, пока Карачунский совершал свой утренний туалет, отнимавший у него по меньшей мере час. Он каждое утро принимал холодную ванну, подстригал бороду, протирался косметиками, чистил ногти и внимательно изучал свое розовое лицо в зеркале.
— Очень трогательно будет, — шутила она
за день до своего отъезда. — Вы прежде успокойте всем, чем можете, вашу
жену, да тогда и
приезжайте; я вас буду ждать.
Он полечился в Москве с год и потом переехал с своей
женой и дочкой Настенькой в Багрово; но и слепой, он постоянно занимался разными чужими тяжебными делами, с которыми
приезжали к нему поверенные, которые ему читались вслух и по которым он диктовал просьбы в сенат,
за что получал по-тогдашнему немалую плату.
Мы
приехали на канатную фабрику, и добрый человек сказал своей
жене: «Вот молодой человек, который сражался
за свое отечество и бежал из плена; у него нет ни дома, ни платья, ни хлеба. Он будет жить у меня. Дайте ему чистое белье и покормите его».
Жена содержателя двора, почтенная и деятельнейшая женщина, была в избе одна, когда мы
приехали; прочие члены семейства разошлись: кто на жнитво, кто на сенокос. Изба была чистая, светлая, и все в ней глядело запасливо, полною чашей. Меня накормили отличным ситным хлебом и совершенно свежими яйцами.
За чаем зашел разговор о хозяйстве вообще и в частности об огородничестве, которое в здешнем месте считается главным и почти общим крестьянским промыслом.
Васин, который, как успел рассмотреть Володя, был маленький, с большими добрыми глазами, бакенбардист, рассказал, при общем сначала молчании, а потом хохоте, как,
приехав в отпуск, сначала ему были ради, а потом отец стал его посылать на работу, а
за женой лесничий поручик дрожки присылал. Всё это чрезвычайно забавляло Володю. Он не только не чувствовал ни малейшего страха или неудовольствия от тесноты и тяжелого запаха в блиндаже, но ему чрезвычайно легко и приятно было.
— Я
приехал вчера из Висбадена, — отвечал, не спеша, Полозов, —
за покупками для
жены — и сегодня же возвращаюсь в Висбаден.
— Знаешь, я, еще мальчиком бывши, видел ее. Она
приезжала с Марфиным к нам в церковь, и помню, что чудо как хороша была тогда собой!
Жена твоя, например, тоже прелестна, но
за последнее время она очень изменилась…
— Вы знаете ли, Василий Иваныч, — начала Катрин, усевшись с Тулузовым
за стол, — что Валерьян заставил было меня пристраститься к вину, и не тогда, когда я сделалась его
женой, нет!.. Еще прежде, когда я была девушкой, он
приезжал иногда к нам поздно-поздно ужинать, и я непременно уж с ним беседовала и бражничала.
Старуха Марья Михайловна задумала переехать на житье в деревню, и Чичагов с
женой приехали именно
за тем, чтобы помогать ей строить дом и церковь.
«Было, — говорю, — сие так, что племянница моя, дочь брата моего, что в приказные вышел и служит советником,
приехав из губернии, начала обременять понятия моей
жены, что якобы наш мужской пол должен в скорости обратиться в ничтожество, а женский над нами будет властвовать и господствовать; то я ей на это возразил несколько апостольским словом, но как она на то начала, громко хохоча, козлякать и брыкать, книги мои без толку порицая, то я, в книгах нового сочинения достаточной практики по бедности своей не имея, а чувствуя, что стерпеть сию обиду всему мужскому колену не должен, то я, не зная, что на все ее слова ей отвечать, сказал ей: „Буде ты столь превосходно умна, то скажи, говорю, мне такое поучение, чтоб я признал тебя в чем-нибудь наученною“; но тут, владыко, и
жена моя, хотя она всегда до сего часа была женщина богобоязненная и ко мне почтительная, но вдруг тоже к сей племяннице
за женский пол присоединилась, и зачали вдвоем столь громко цокотать, как две сороки, „что вас, говорят, больше нашего учат, а мы вас все-таки как захотим, так обманываем“, то я, преосвященный владыко, дабы унять им оное обуявшее их бессмыслие, потеряв спокойствие, воскликнул...
Женщина осталась с дочкой — ни вдова, ни замужняя, без куска хлеба. Это было в Воронеже, она жила в доме купца Аносова, дяди Григория Ивановича, куда последний
приехал погостить.
За год до этого, после рождения младшей дочери Нади, он похоронил
жену. Кроме Нади, остались трехлетний Вася и пятилетняя Соня.
Тетушке Клеопатре Львовне как-то раз посчастливилось сообщить брату Валерию, что это не всегда так было; что когда был жив папа, то и мама с папою часто езжали к Якову Львовичу и его
жена Софья Сергеевна
приезжала к нам, и не одна, а с детьми, из которых уже два сына офицеры и одна дочь замужем, но с тех пор, как папа умер, все это переменилось, и Яков Львович стал посещать maman один, а она к нему ездила только в его городской дом, где он проводил довольно значительную часть своего времени, живучи здесь без семьи, которая жила частию в деревне, а еще более
за границей.
И Феодосий Иваныч, вероятно, повлиял ему известным способом, потому что, когда на другой день Николя
приехал к отцу и, став на колени, начал его снова просить
за жену, то старик, хоть и с презрительною несколько миной, но сказал ему: «Ну, пусть себе
приезжает!» И Елена
приехала.
— «Почтеннейший Григорий Мартынович! Случилась черт знает какая оказия: третьего дня я получил от деда из Сибири письмо ругательное, как только можно себе вообразить, и все
за то, что я разошелся с
женой; если, пишет, я не сойдусь с ней, так он лишит меня наследства, а это штука, как сам ты знаешь, стоит миллионов пять серебром. Съезди, бога ради, к Домне Осиповне и упроси ее, чтобы она позволила
приехать к ней жить, и жить только для виду. Пусть старый хрыч думает, что мы делаем по его».
В первый день приезда мужа Домна Осиповна успела только заметить, что он был сверх обыкновения важен и гораздо солиднее, чем прежде, держал себя, чему она и порадовалась; но на другой день Олухов
приехал домой к обеду после завтрака в «Славянском Базаре» и был сильно выпивши. Усевшись с прежнею важностью
за стол, он прямо объявил Домне Осиповне, что желает с ней жить, как муж с
женой.
Коршунов (садясь подле Любови Гордеевны). Вот это хорошо, это я люблю. Ну-ка, подойди сюда которая-нибудь. (Девушка подходит, он ее треплет по щеке.) Ишь ты, востроглазая какая! Ведь вам, девушкам, чай, много надобно на белила на белые, на румяна на алые… хе, хе, хе… а у меня денег нет,
за мной будет… хе, хе, хе… Держи фартук. (Сыплет ей деньги, мелочь; девушка кланяется и уходит.) Ну, что же, Гордей Карпыч, скажи жене-то, зачем мы
приехали.
Павел говорил очень неохотно, так что Лизавета Васильевна несколько раз принуждена была отвечать
за него. Часу в восьмом
приехал Масуров с клубного обеда и был немного пьян. Он тотчас же бросился обнимать
жену и начал рассказывать, как он славно кутнул с Бахтиаровым. Павел взялся
за шляпу и, несмотря на просьбу сестры, ушел. Феоктиста Саввишна тоже вскоре отправилась и, еще раз переспросив о состоянии, чине и летах Павла, обещалась уведомить Лизавету Васильевну очень скоро.
Приехав домой, впрочем, она не видала Павла и встретилась с ним уже на другой день
за обедом. Бешметев даже не спросил
жены, где она была целый день.
— Все
жене отдал, еще при жизни сделал ей купчую. Владимир Андреич
приезжает ко мне благодарить, а я, признаться сказать, прямо выпечатала ему: как бы, говорю, там ни понимали покойника, а он был добрый человек, дай бог Юлии Владимировне нажить мужа лучше его, пусть теперь
за Бахтиарова пойдет, да и посмотрит.
Поэтому она ничего и не говорила Павлу, который,
приехав из города, вел себя по-прежнему, то есть целые дни не видался с
женою, а
за обедом говорил ей колкости.
Здесь; памятник
жена ему воздвигла
И
приезжает каждый день сюда
За упокой души его молиться
И плакать.
Пирамидалов. Конечно, правда. На днях
приедет из-за границы
жена Всеволода Вячеславича, вот ему и хочется поскорей пристроить Валентину Васильевну.
Михаил. Извольте видеть, какая ситуация! Служащий ваш, которого вы оборвали
за дерзость, фамильярничает на ваших глазах с
женой брата вашего компаньона… Брат — пьяница,
жена — актриса. И на кой черт они сюда
приехали? Неизвестно!..
По выражению лица моей слушательницы можно было отгадать, что многое ей не нравилось, особенно мои похвалы воспитаннице Лабзиных, Катерине Петровне, и что, напротив, она была очень довольна, во-первых, тем, что я строго осуждал Лабзина
за его деспотизм и бесчеловечную жестокость с Мартыновым, а во-вторых, тем, что «Гог и Магог», так она называла иногда Лабзина, не познакомил меня с своей
женой и воспитанницей и не повторил приглашения
приехать к нему.
Владимир Иваныч. Слышал я от
жены об этой записке и, собственно,
за тем
приехал, чтобы взглянуть на эту записку… Позвольте мне ее видеть!
Мужик и продал мальчика
за сто рублей. Барин отдал деньги, взял мальчика, завернул его в платочек и положил в карман. Барин
приехал домой и говорит
жене: «Я тебе радость привез». А
жена говорит: «Покажи, что такое?» Барин достал платочек из кармана, развернул его, а в платочке ничего нету. Липунюшка уж давно к отцу убежал.
— Я боялся не застать вас, — продолжал он. — Пока ехал к вам, исстрадался душой… Одевайтесь и едемте, ради бога… Произошло это таким образом.
Приезжает ко мне Папчинский, Александр Семенович, которого вы знаете… Поговорили мы… потом сели чай пить; вдруг
жена вскрикивает, хватает себя
за сердце и падает на спинку стула. Мы отнесли ее на кровать и… я уж и нашатырным спиртом тер ей виски, и водой брызгал… лежит, как мертвая… Боюсь, что это аневризма… Поедемте… У нее и отец умер от аневризмы…
— Да кто может мужа-то с
женой судить али разлучать? — начала она своим резким тоном. — Что вы это говорите, греховодники? Где бог-то у вас был втепоры? Барин наш, как тогда из Питера
приехал и услыхал, и только руками всплеснул. «Как!» — говорит, и сейчас же
за Федором Гаврилычем лошадей в город. «Федя! Дурак! Как у тебя
жену отняли?» Тот, сердечный, только всплакал, смирный ведь барин был, а от делов-то ихних словно и разуму лишился.
После часов и ранней трапезы Манефа, проводив
приезжих гостей, сидела
за самоваром с матерями Юдифой и Маргаритой, с Аксиньей Захаровной, с
женой головы Ариной Васильевной и с заволжской поварихой Никитишной.
— Прямо не понимаю!.. Что такое, господи!.. Она —
жена моего товарища; я у них живу в нахлебниках… Вечером
приехала с мужем из гостей, шутила, смеялась. А сейчас муж будит меня, говорит: помирает; послал
за вами… Отчего это случилось, положительно не могу определить!
Недавно лечил я одну молодую женщину,
жену чиновника. Муж ее, с нервным, интеллигентным лицом, с странно-тонким голосом, перепуганный,
приехал за мною и сообщил, что у
жены его, кажется, дифтерит. Я осмотрел больную. У нее оказалась фолликулярная жаба.
На другой либо на третий день
приехал в город Патап Максимыч и познакомился с известным ему заочно Мокеем Данилычем. Не на долгое время
приехала и Груня порадоваться радости давнишнего своего друга. Кроме Патапа Максимыча,
приехал Чубалов, и пошел у молодых пир, где дорогими гостями были и Колышкины муж с
женой. Патап Максимыч звал выходца на русскую землю из бусурманского плена к себе в Осиповку и отправился вместе с ним
за Волгу.
Его возвратили к жизни. Он
приезжает домой к отцу, — «бледный и худой, с измененным, странно-смягченным, но тревожным выражением лица». Как раз в это время родит его
жена, маленькая княгиня Lise. От родов она умирает, и на лице ее застывает жалкое, испуганное выражение: «ах, что и
за что вы это со мной сделали?»
Дело в том, что у Эльвиры Карловны, в то время, когда она
приехала с Синтяниным из Петербурга, была десятилетняя дочь, Флора, от законного брака Эльвиры Карловны с бедным ювелирным подмастерьем из немцев, покинутым
женою в Петербурге, неизвестно
за что и почему!
Полковник знал по опыту, что у таких женщин, как его
жена Софья Львовна, вслед
за бурною, немножко пьяною веселостью обыкновенно наступает истерический смех и потом плач. Он боялся, что теперь, когда они
приедут домой, ему, вместо того чтобы спать, придется возиться с компрессами и каплями.
Из деревни
за Иваном Ильичом
приехал на линейке красавец-болгарин:
жена его только что родила к истекает кровью. Иван Ильич поехал. У роженицы задержался послед. Иван Ильич остановил кровотечение, провозился часа полтора. На прощание болгарин, стыдливо улыбаясь, протянул Ивану Ильичу бумажку и сказал...
Точно какая фея послала мне Лизу, когда я,
приехав в Женеву, отыскивал их квартиру. Она возвращалась из школы с ученической сумкой
за плечами и привела меня к своей матери, где я и отобедал. С ее матерью у меня в Париже сложились весьма ровные, но суховатые отношения. Я здесь не стану вдаваться в разбор ее личности; но она всегда при жизни Герцена держала себя с тактом в семье, где были его взрослые дочери, и
женой она себя не выставляла.