Неточные совпадения
Тот стонет, тот катается,
Как оглашенный,
по полу,
Тот бредит женкой,
матушкой.
Спится мне, младенькой, дремлется,
Клонит голову на подушечку,
Свекровь-матушка
по сеничкам
похаживает,
Сердитая
по новым погуливает.
«Не надо бы и крылышек,
Кабы нам только хлебушка
По полупуду в день, —
И так бы мы Русь-матушку
Ногами перемеряли!» —
Сказал угрюмый Пров.
Вдруг песня хором грянула
Удалая, согласная:
Десятка три молодчиков,
Хмельненьки, а не валятся,
Идут рядком, поют,
Поют про Волгу-матушку,
Про удаль молодецкую,
Про девичью красу.
Притихла вся дороженька,
Одна та песня складная
Широко, вольно катится,
Как рожь под ветром стелется,
По сердцу
по крестьянскому
Идет огнем-тоской!..
Г-жа Простакова. Родной, батюшка. Вить и я
по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице
матушке. Она была
по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все,
по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о Святой неделе с колокольни свалились; а достальные сами не стояли, батюшка.
Митрофан. Ну, еще слово молви, стара хрычовка! Уж я те отделаю; я опять нажалуюсь
матушке, так она тебе изволит дать таску по-вчерашнему.
Казалось, между ними существовали какие-то старые счеты, которых они не могли забыть и которые каждая сторона формулировала так:"Кабы не ваше (взаимно) тогда воровство, гуляли бы мы и о сю пору
по матушке-Москве".
― Он копошится и приговаривает по-французски скоро-скоро и, знаешь, грассирует: «Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir…» [«Надо ковать железо, толочь его, мять…»] И я от страха захотела проснуться, проснулась… но я проснулась во сне. И стала спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: «родами, родами умрете, родами,
матушка»… И я проснулась…
— Не знаю, я не пробовал подолгу. Я испытывал странное чувство, — продолжал он. — Я нигде так не скучал
по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с
матушкой зиму в Ницце. Ницца сама
по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хороши только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня. Они точно как…
Минуту спустя вошла хозяйка, женщина пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех
матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные
по ящикам комодов.
— Нет,
матушка не обижу, — говорил он, а между тем отирал рукою пот, который в три ручья катился
по лицу его. Он расспросил ее, не имеет ли она в городе какого-нибудь поверенного или знакомого, которого бы могла уполномочить на совершение крепости и всего, что следует.
— Хватили немножко греха на душу,
матушка.
По двенадцати не продали.
— Послушайте,
матушка… эх, какие вы! что ж они могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах. Вы возьмите всякую негодную, последнюю вещь, например, даже простую тряпку, и тряпке есть цена: ее хоть,
по крайней мере, купят на бумажную фабрику, а ведь это ни на что не нужно. Ну, скажите сами, на что оно нужно?
— Так что ж,
матушка,
по рукам, что ли? — говорил Чичиков.
— Нет,
матушка, — отвечал Чичиков, усмехнувшись, — чай, не заседатель, а так ездим
по своим делишкам.
Хотя
по приготовлениям, которые за несколько дней заметны были, мы уже ожидали чего-то необыкновенного, однако новость эта поразила нас ужасно. Володя покраснел и дрожащим голосом передал поручение
матушки.
Я не спускал глаз с Катеньки. Я давно уже привык к ее свеженькому белокуренькому личику и всегда любил его; но теперь я внимательнее стал всматриваться в него и полюбил еще больше. Когда мы подошли к большим, папа, к великой нашей радости, объявил, что,
по просьбе
матушки, поездка отложена до завтрашнего утра.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания,
по своему обыкновению, с немецким приветствием, подошел прямо к ручке
матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
Ее похоронили,
по ее желанию, недалеко от часовни, которая стоит на могиле
матушки. Заросший крапивой и репейником бугорок, под которым она лежит, огорожен черною решеткою, и я никогда не забываю из часовни подойти к этой решетке и положить земной поклон.
Феклуша. Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить! В обетованной земле живете! И купечество все народ благочестивый, добродетелями многими украшенный! Щедростию и подаяниями многими! Я так довольна, так,
матушка, довольна,
по горлушко! За наше неоставление им еще больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых.
Феклуша. Это,
матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную ведем. А я, милая девушка, не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной есть точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть люблю. Ну, так что ж!
По немощи моей Господь посылает.
Феклуша. Последние времена,
матушка Марфа Игнатьевна, последние,
по всем приметам последние. Еще у вас в городе рай и тишина, а
по другим городам так просто содом,
матушка: шум, беготня, езда беспрестанная! Народ-то так и снует, один туда, другой сюда.
Борис. Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной.
По этому-то случаю батюшка с
матушкой и жили в Москве.
Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с родней, уж очень ей дико казалось.
Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом Придворный календарь не попадался ему на глаза иногда
по целым месяцам.
Марья Ивановна, оставшись наедине с
матушкою, отчасти объяснила ей свои предположения.
Матушка со слезами обняла ее и молила бога о благополучном конце замышленного дела. Марью Ивановну снарядили, и через несколько дней она отправилась в дорогу с верной Палашей и с верным Савельичем, который, насильственно разлученный со мною, утешался
по крайней мере мыслию, что служит нареченной моей невесте.
Мысль о скорой разлуке со мною так поразила
матушку, что она уронила ложку в кастрюльку и слезы потекли
по ее лицу. Напротив того, трудно описать мое восхищение. Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что,
по мнению моему, было верхом благополучия человеческого.
Наташа-матушка, дремлю на ба́лах я,
До них смертельный неохотник,
А не противлюсь, твой работник,
Дежурю за́ полночь, подчас
Тебе в угодность, как ни грустно,
Пускаюсь
по команде в пляс.
— В кои-то веки разик можно, — пробормотал старик. — Впрочем, я вас, господа, отыскал не с тем, чтобы говорить вам комплименты; но с тем, чтобы, во-первых, доложить вам, что мы скоро обедать будем; а во-вторых, мне хотелось предварить тебя, Евгений… Ты умный человек, ты знаешь людей, и женщин знаешь, и, следовательно, извинишь… Твоя
матушка молебен отслужить хотела
по случаю твоего приезда. Ты не воображай, что я зову тебя присутствовать на этом молебне: уж он кончен; но отец Алексей…
— Но теперь довольно, — обратился он к
матушке, которая так вся и сияла (когда он обратился ко мне, она вся вздрогнула), —
по крайней мере хоть первое время чтоб я не видал рукоделий, для меня прошу. Ты, Аркадий, как юноша нашего времени, наверно, немножко социалист; ну, так поверишь ли, друг мой, что наиболее любящих праздность — это из трудящегося вечно народа!
— Он просил меня пожертвовать своей судьбой его счастию, а впрочем, не просил по-настоящему: это все довольно молчаливо обделалось, я только в глазах его все прочитала. Ах, Боже мой, да чего же больше: ведь ездил же он в Кенигсберг, к вашей
матушке, проситься у ней жениться на падчерице madame Ахмаковой? Ведь это очень сходно с тем, что он избрал меня вчера своим уполномоченным и конфидентом.
И стала я на нее,
матушка, под самый конец даже ужасаться: ничего-то она не говорит со мной, сидит
по целым часам у окна, смотрит на крышу дома напротив да вдруг крикнет: „Хоть бы белье стирать, хоть бы землю копать!“ — только одно слово какое-нибудь этакое и крикнет, топнет ногою.
— Ну,
матушка, трудно нынче людей разбирать, особенно
по чужим-то разговорам. А мне Николай Иваныч тем поглянулся, что простой он человек… Да. Не съест нас…
— Ах,
матушка,
по мне все равно… Не бывала я там никогда. Отчего же он в свой дом не проехал или к нам? Ведь не выгнала бы…
— Ну, наша Вера Васильевна уродилась, видно, не в батюшку, — рассуждал Лука «от свободности». — Карахтер у нее бедовый, вся в
матушку родимую, Марью Степановну, выйдет
по карахтеру-то, когда девичья-то скорость с нее соскочит… Вон как женихом-то поворачивает, только успевай оглядываться. На што уж, кажется, Миколай-то Иваныч насчет словесности востер, а как барышня поднимет его на смешки, — только запыхтит.
— Не укушу, Агриппина Филипьевна,
матушка, — хриплым голосом заговорил седой, толстый, как бочка, старик, хлопая Агриппину Филипьевну все с той же фамильярностью
по плечу. Одет он был в бархатную поддевку и ситцевую рубашку-косоворотку; суконные шаровары были заправлены в сапоги с голенищами бутылкой. — Ох, уморился, отцы! — проговорил он, взмахивая короткой толстой рукой с отекшими красными пальцами, смотревшими врозь.
Учился в гимназии хорошо, но с товарищами своими не сходился, хотя и не ссорился, так
по крайней мере запомнила о нем
матушка.
Вошедший на минутку Ермолай начал меня уверять, что «этот дурак (вишь, полюбилось слово! — заметил вполголоса Филофей), этот дурак совсем счету деньгам не знает», — и кстати напомнил мне, как лет двадцать тому назад постоялый двор, устроенный моей
матушкой на бойком месте, на перекрестке двух больших дорог, пришел в совершенный упадок оттого, что старый дворовый, которого посадили туда хозяйничать, действительно не знал счета деньгам, а ценил их
по количеству — то есть отдавал, например, серебряный четвертак за шесть медных пятаков, причем, однако, сильно ругался.
— Что Поляков? Потужил, потужил — да и женился на другой, на девушке из Глинного. Знаете Глинное? От нас недалече. Аграфеной ее звали. Очень он меня любил, да ведь человек молодой — не оставаться же ему холостым. И какая уж я ему могла быть подруга? А жену он нашел себе хорошую, добрую, и детки у них есть. Он тут у соседа в приказчиках живет:
матушка ваша
по пачпорту его отпустила, и очень ему, слава Богу, хорошо.
Матушка ваша
по доброте своей и лекарям меня показывала, и в больницу посылала.
Я его не помню; сказывают, недалекий был человек, с большим носом и веснушками, рыжий и в одну ноздрю табак нюхал; в спальне у
матушки висел его портрет, в красном мундире с черным воротником
по уши, чрезвычайно безобразный.
— Ах, какая скука! Набоженство все! Не то,
матушка, сквернит, что в уста входит, а что из-за уст; то ли есть, другое ли — один исход; вот что из уст выходит — надобно наблюдать… пересуды да о ближнем. Ну, лучше ты обедала бы дома в такие дни, а то тут еще турок придет — ему пилав надобно, у меня не герберг [постоялый двор, трактир (от нем. Herberge).] a la carte. [Здесь: с податей
по карте (фр.).]
— Сколько хотите… Впрочем, — прибавил он с мефистофелевской иронией в лице, — вы можете это дело обделать даром — права вашей
матушки неоспоримы, она виртембергская подданная, адресуйтесь в Штутгарт — министр иностранных дел обязан заступиться за нее и выхлопотать уплату. Я,
по правде сказать, буду очень рад свалить с своих плеч это неприятное дело.
Или обращаются к отцу с вопросом: «А скоро ли вы, братец, имение на приданое молодой хозяюшки купите?» Так что даже отец, несмотря на свою вялость,
по временам гневался и кричал: «Язвы вы, язвы! как у вас язык не отсохнет!» Что же касается
матушки, то она, натурально, возненавидела золовок и впоследствии доказала не без жестокости, что память у нее относительно обид не короткая.
По зимам семейство наше начало ездить в Москву за год до моего поступления в заведение. Вышла из института старшая сестра, Надежда, и надо было приискивать ей жениха. Странные приемы, которые употреблялись с этой целью, наше житье в Москве и тамошние родные (со стороны
матушки) — все это составит содержание последующих глав.
Но в самый разгар моих литературных упражнений
матушка вскочила как ужаленная. Я взглянул инстинктивно на стену и тоже обомлел: мне показалось, что она шевелится, как живая. Тараканы и клопы повылезли из щелей и, торопясь и перегоняя друг друга, спускались
по направлению к полу. Некоторые взбирались на потолок и сыпались оттуда градом на стол, на лавки, на пол…
На нее
матушка особенно надеялась, хотя она более вращалась в купеческой среде и,
по преклонности лет, уж не обладала надлежащим проворством.
Приехало целых четыре штатских генерала, которых и усадили вместе за карты (говорили, что они так вчетвером и ездили
по домам на балы); дядя пригласил целую кучу молодых людей; между танцующими мелькнули даже два гвардейца, о которых
матушка так-таки и не допыталась узнать, кто они таковы.
Она была новоторжская мещанка и добровольно закрепостилась. Живописец Павел (мой первый учитель грамоте), скитаясь
по оброку, между прочим, работал в Торжке, где и заприметил Маврушку. Они полюбили друг друга, и
матушка, почти никогда не допускавшая браков между дворовыми, на этот раз охотно дала разрешение, потому что Павел приводил в дом лишнюю рабу.
— И куда они запропастились! — роптала
матушка. — Вот говорили: в Москве женихи! женихи в Москве! а на поверку выходит пшик — только и всего. Целую прорву деньжищ зря разбросали, лошадей, ездивши
по магазинам, измучили, и хоть бы те один!
Дети в нашей семье (впрочем, тут я разумею,
по преимуществу,
матушку, которая давала тон всему семейству) разделялись на две категории: на любимых и постылых, и так как высшее счастие жизни полагалось в еде, то и преимущества любимых над постылыми проявлялись главным образом за обедом.