Неточные совпадения
Но какими бы
именами ни прикрывало себя ограбление, все-таки сфера грабителя останется совершенно другою, нежели сфера сердцеведца, ибо
последний уловляет людей, тогда как первый уловляет только принадлежащие им бумажники и платки.
…что и для вас самих будет очень выгодно перевесть, например, на мое
имя всех умерших душ, какие по сказкам
последней ревизии числятся в имениях ваших, так, чтобы я за них платил подати. А чтобы не подать какого соблазна, то передачу эту вы совершите посредством купчей крепости, как бы эти души были живые.
В
последней строке не было размера, но это, впрочем, ничего: письмо было написано в духе тогдашнего времени. Никакой подписи тоже не было: ни
имени, ни фамилии, ни даже месяца и числа. В postscriptum [В приписке (лат.).] было только прибавлено, что его собственное сердце должно отгадать писавшую и что на бале у губернатора, имеющем быть завтра, будет присутствовать сам оригинал.
«Посмотреть ли на нее еще или нет?.. Ну, в
последний раз!» — сказал я сам себе и высунулся из коляски к крыльцу. В это время maman с тою же мыслью подошла с противоположной стороны коляски и позвала меня по
имени. Услыхав ее голос сзади себя, я повернулся к ней, но так быстро, что мы стукнулись головами; она грустно улыбнулась и крепко, крепко поцеловала меня в
последний раз.
Надев приготовленный капот и чепчик и облокотившись на подушки, она до самого конца не переставала разговаривать с священником, вспомнила, что ничего не оставила бедным, достала десять рублей и просила его раздать их в приходе; потом перекрестилась, легла и в
последний раз вздохнула, с радостной улыбкой, произнося
имя Божие.
Впрочем, кучер был не очень уныл и испуган. Видно было, что экипаж принадлежал богатому и значительному владельцу, ожидавшему где-нибудь его прибытия; полицейские уж, конечно, немало заботились, как уладить это
последнее обстоятельство. Раздавленного предстояло прибрать в часть и в больницу. Никто не знал его
имени.
— Верочка, в
последнюю минуту я решил назвать его Климом. Клим! Простонародное
имя, ни к чему не обязывает. Ты — как, а?
То и дело просит у бабушки чего-нибудь: холста, коленкору, сахару, чаю, мыла. Девкам дает старые платья, велит держать себя чисто. К слепому старику носит чего-нибудь лакомого поесть или даст немного денег. Знает всех баб, даже рабятишек по
именам,
последним покупает башмаки, шьет рубашонки и крестит почти всех новорожденных.
Когда кто приходил посторонний в дом и когда в прихожей не было ни Якова, ни Егорки, что почти постоянно случалось, и Василиса отворяла двери, она никогда не могла потом сказать, кто приходил. Ни
имени, ни фамилии приходившего она передать никогда не могла, хотя состарилась в городе и знала в лицо
последнего мальчишку.
Она не только знает читать и писать, она знает по-французски, она, сирота, вероятно несущая в себе зародыши преступности, была воспитана в интеллигентной дворянской семье и могла бы жить честным трудом; но она бросает своих благодетелей, предается своим страстям и для удовлетворения их поступает в дом терпимости, где выдается от других своих товарок своим образованием и, главное, как вы слышали здесь, господа присяжные заседатели, от ее хозяйки, умением влиять на посетителей тем таинственным, в
последнее время исследованным наукой, в особенности школой Шарко, свойством, известным под
именем внушения.
Семейную жизнь Владимира Васильевича составляли его безличная жена, свояченица, состояние которой он также прибрал в рукам, продав ее имение и положив деньги на свое
имя, и кроткая, запуганная, некрасивая дочь, ведущая одинокую тяжелую жизнь, развлечение в которой она нашла в
последнее время в евангелизме — в собраниях у Aline и у графини Катерины Ивановны.
Последнее дело, задержавшее Нехлюдова в Петербурге, было дело сектантов, прошение которых на
имя царя он намеревался подать через бывшего товарища по полку флигель-адъютанта Богатырева.
Этот старинный дом, эти уютные комнаты, эта старинная мебель, цветы, лица прислуги, самый воздух — все это было слишком дорого для него, и именно в этой раме Надежда Васильевна являлась не просто как всякая другая девушка, а
последним словом слишком длинной и слишком красноречивой истории, в которую было вплетено столько событий и столько дорогих
имен.
Имена Нади и Сережи за
последний год как-то все время для старика стояли рядом, его старое сердце одинаково болело за обоих.
— Именно? — повторила Надежда Васильевна вопрос Лоскутова. — А это вот что значит: что бы Привалов ни сделал, отец всегда простит ему все, и не только простит, но
последнюю рубашку с себя снимет, чтобы поднять его. Это слепая привязанность к фамилии, какое-то благоговение перед
именем… Логика здесь бессильна, а человек поступает так, а не иначе потому, что так нужно. Дети так же делают…
Приходилось отдавать
последние гроши, чтобы поддержать
имя в торговом мире.
С голоду умру, а Малек-Аделя не отдам!» Волновался он очень и даже задумывался; но тут судьба — в первый и в
последний раз — сжалилась над ним, улыбнулась ему: какая-то дальняя тетка, самое
имя которой было неизвестно Чертопханову, оставила ему по духовному завещанию сумму, огромную в его глазах, целых две тысячи рублей!
В Уссурийском крае реки, горы и мысы на берегу моря имеют различные названия. Это произошло оттого, что туземцы называют их по-своему, китайцы — по-своему, а русские, в свою очередь, окрестили их своими
именами. Поэтому, чтобы избежать путаницы, следует там, где живут китайцы, придерживаться названий китайских, там, где обитают тазы, не следует руководствоваться названиями, данными русскими.
Последние имеют место только на картах и местным жителям совершенно не известны.
Когда «
последний неприятельский солдат переступил границу», Александр издал манифест, в котором давал обет воздвигнуть в Москве огромный храм во
имя Спасителя.
Свинцовая рука царя не только задушила гениальное произведение в колыбели, не только уничтожила самое творчество художника, запутав его в судебные проделки и следственные полицейские уловки, но она попыталась с
последним куском хлеба вырвать у него честное
имя, выдать его за взяточника, казнокрада.
Вы чуть ли не один из главных политических деятелей
последнего времени,
имя которого осталось окружено сочувствием и уважением.
Кроме того, танцевали «экосез» и «русскую кадриль» (
последнюю я, впрочем, только по
имени помню), ныне совсем оставленные.
О
последней так много писалось тогда и, вероятно, еще будет писаться в мемуарах современников, которые знали только одну казовую сторону: исполнительные собрания с участием знаменитостей, симфонические вечера, литературные собеседования, юбилеи писателей и артистов с крупными
именами, о которых будут со временем писать… В связи с ними будут, конечно, упоминать и Литературно-художественный кружок, насчитывавший более 700 членов и 54 875 посещений в год.
Дешерт был помещик и нам приходился как-то отдаленно сродни. В нашей семье о нем ходили целые легенды, окружавшие это
имя грозой и мраком. Говорили о страшных истязаниях, которым он подвергал крестьян. Детей у него было много, и они разделялись на любимых и нелюбимых.
Последние жили в людской, и, если попадались ему на глаза, он швырял их как собачонок. Жена его, существо бесповоротно забитое, могла только плакать тайком. Одна дочь, красивая девушка с печальными глазами, сбежала из дому. Сын застрелился…
Я был в
последнем классе, когда на квартире, которую содержала моя мать, жили два брата Конахевичи — Людвиг и Игнатий. Они были православные, несмотря на неправославное
имя старшего. Не обращая внимания на насмешки священника Крюковского, Конахевич не отказывался от своего
имени и на вопросы в классе упрямо отвечал: «Людвиг. Меня так окрестили».
«В трех
последних, — говорит Шренк, — нетрудно узнать русские
имена: Семен, Фома и Василий.
Обеих
последних названий объяснить не умею,
имя же сороки ему прилично потому, что он пестринами, или пежинами, даже складом несколько похож на обыкновенную сороку, хотя он имеет хвост короткий, а ноги, шею и нос гораздо длиннее, чем у простой сороки, телом же несравненно ее больше, даже мясистее болотного кулика.
Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс и не гимназист), и что
имени моего нечего им знать, но что я пойду сейчас же на Васильевский остров к моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий детей, решительно благоговеет пред своим племянником и любит его до страсти, видя в нем
последнюю отрасль своей фамилии, то, «может быть, мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для меня, конечно, у своего дяди…»
Пожалуйста, велите отыскать и перешлите запечатанным на
имя моего брата Николая, в дом наш на Мойке. Скоро он будет иметь верный случай сюда. Жаль мне, что не мог он сам привезти, хотя надеялся после
последнего с вами свидания.
Он скажет: „Что ж делать, мой друг, рано или поздно ты узнал бы это, — ты не мой сын, но я усыновил тебя, и ежели ты будешь достоин моей любви, то я никогда не оставлю тебя“; и я скажу ему: „Папа, хотя я не имею права называть тебя этим
именем, но я теперь произношу его в
последний раз, я всегда любил тебя и буду любить, никогда не забуду, что ты мой благодетель, но не могу больше оставаться в твоем доме.
Вихров подал ему рапорт о деле и назвал
последнее только по
имени.
Раздувая грудь, как турман, он в
последний раз делал внушения доктору, который теперь должен действовать во
имя заводов и пятидесятитысячного заводского населения.
Первые два блюда прошли почти незаметно, но когда подали уху из живых харюзов [Кто-то и почему-то окрестил эту рыбу ученым
именем — хариус; на Урале ее называют просто — харюз, и
последнее название, по нашему мнению, больше отвечает складу русской речи.
— Увидим, все увидим, — уныло соглашался Родион Антоныч, терявший
последние признаки своей бодрости при одном
имени барина.
И если там, в Операционном, она назовет мое
имя — пусть: в
последний момент — я набожно и благодарно лобызну карающую руку Благодетеля.
Чтобы достигнуть этого, надобно прежде всего ослабить до минимума путы, связывающие его деятельность, устроиться так, чтобы стоять в стороне от прочей «гольтепы», чтобы порядки
последней не были для него обязательны, чтобы за ним обеспечена была личная свобода действий; словом сказать, чтобы
имя его пользовалось почетом в мире сельских властей и через посредство их производило давление на голь мирскую.
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои
последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и судьбе. «Да святится
имя Твое».
У казаков, с издревле и до
последнего времени, говорится не Степан Разин, а Стенька. Это
имя среди казаков почетнее.
— О, нет! Вы очень в
последнем случае ошибаетесь! — перебил Егора Егорыча довольно резко Сергей Степаныч. — Если в прошении господина Лябьева на высочайшее
имя достаточно выяснено, что им совершено убийство не преднамеренно, а случайно, то я уверен, что государь значительно смягчит участь осужденного, тем более, что господин Лябьев артист, а государь ко всем художникам весьма милостив и внимателен.
— Она собственно называется Татарино-Никитовское согласие, и
последнее наименование ей дано по
имени одного из членов этого согласия, Никиты Федорова, который по своей профессии музыкант и был у них регентом при их пениях.
Мы оба обвинялись в одних и тех же преступлениях, а именно: 1) в тайном сочувствии к превратным толкованиям, выразившемся в тех уловках, которые мы употребляли, дабы сочувствие это ни в чем не проявилось; 2) в сочувствии к мечтательным предприятиям вольнонаемного полководца Редеди; 3) в том, что мы поступками своими вовлекли в соблазн полицейских чинов Литейной части, последствием какового соблазна было со стороны
последних бездействие власти; 4) в покушении основать в Самарканде университет и в подговоре к тому же купца Парамонова; 5) в том, что мы, зная силу законов, до нерасторжимости браков относящихся, содействовали совершению брака адвоката Балалайкина, при живой жене, с купчихой Фаиной Стегнушкиной; 6) в том, что мы, не участвуя лично в написании подложных векселей от
имени содержательницы кассы ссуд Матрены Очищенной, не воспрепятствовали таковому писанию, хотя имели полную к тому возможность; 7) в том, что, будучи на постоялом дворе в Корчеве, занимались сомнительными разговорами и, между прочим, подстрекали мещанина Разно Цветова к возмущению против купца Вздолшикова; 8) в принятии от купца Парамонова счета, под названием"Жизнеописание", и в несвоевременном его опубликовании, и 9) во всем остальном.
— Ну вот, разгадывайте себе по субботам: как я украл? Это уже мое дело, а я в
последний раз вам говорю: подписывайте! На первом листе напишите вашу должность, чин,
имя и фамилию, а на копии с вашего письма сделайте скрепу и еще два словечка, которые я вам продиктую.
Противоречия сознания и вследствие этого бедственность жизни дошли до
последней степени, дальше которой идти некуда. Жизнь, построенная на началах насилия, дошла до отрицания тех самых основ, во
имя которых она была учреждена. Устройство общества на началах насилия, имевшее целью обеспечение блага личного, семейного и общественного, привело людей к полному отрицанию и уничтожению этих благ.
А между тем то, что освобождение всех людей произойдет именно через освобождение отдельных лиц, становится в
последнее время всё более и более очевидным. Освобождение отдельных лиц во
имя христианского жизнепонимания от государственного порабощения, бывшее прежде исключительным и незаметным явлением, получило в
последнее время угрожающее для государственной власти значение.
— Известно-с: Аделаида, по крайней мере, иностранное
имя, облагороженное-с; а Аграфеной могут называть всякую
последнюю бабу-с.
И действительно, главные помпадуры живут в столь безнадежном от наук отдалении, что некоторые из них не шутя смешивали моего всемилостивейшего повелителя Сулука I с королевою Помарй, а сию
последнюю с известной парижской лореткой того же
имени.
Легко может быть даже, что, в виду этих мероприятий, наш незабвенный решился, не предупредив никого, сделать
последний шаг, чтобы окончательно укрепить и наставить того, который в нашем интимном обществе продолжал еще слыть под
именем «безрассудного молодого человека».
В двадцати девяти верстах от Уфы по казанскому тракту, на юго-запад, на небольшой речке Узе, впадающей в чудную реку Дему, окруженная богатым чернолесьем, лежала татарская деревушка Узытамак, называемая русскими Алкино, по фамилии помещика; [Деревня Узытамак состоит теперь, по
последней ревизии, из девяноста восьми ревизских, душ мужеского пола, крепостных крестьян, принадлежащих потомку прежних владельцев помещику г-ну Алкину; она носит прежнее
имя, но выстроена уже правильною улицею на прежнем месте.
Пугачев следовал по течению Волги. Иностранцы, тут поселенные, большею частию бродяги и негодяи, все к нему присоединились, возмущенные польским конфедератом (неизвестно кем по
имени, только не Пулавским;
последний уже тогда отстал от Пугачева, негодуя на его зверскую свирепость). Пугачев составил из них гусарский полк. Волжские казаки перешли также на его сторону.
«Сие
последнее известие основано им на предании, полученном в 1748 году от яикского войскового атамана Ильи Меркурьева, которого отец, Григорий, был также войсковым атаманом, жил сто лет, умер в 1741 году и слышал в молодости от столетней же бабки своей, что она, будучи лет двадцати от роду, знала очень старую татарку, по
имени Гугниху, рассказывавшую ей следующее: «Во время Тамерлана один донской казак, по
имени Василий Гугна, с 30 человеками товарищей из казаков же и одним татарином, удалился с Дона для грабежей на восток, сделал лодки, пустился на оных в Каспийское море, дошел до устья Урала и, найдя окрестности оного необитаемыми, поселился в них.