Неточные совпадения
Население нашей
страны включает 57 народностей, совершенно и ничем не связанных: поляки не
понимают грузин, украинцы — башкир, киргиз, татары — мордву и так далее, и так далее.
Вообще это газетки группы интеллигентов, которые, хотя и
понимают, что
страна безграмотных мужиков нуждается в реформах, а не в революции, возможной только как «бунт, безжалостный и беспощадный», каким были все «политические движения русского народа», изображенные Даниилом Мордовцевым и другими народолюбцами, книги которых он читал в юности, но,
понимая, не умеют говорить об этом просто, ясно, убедительно.
— «Если, говорит, в столице, где размещен корпус гвардии, существует департамент полиции и еще многое такое, — оказалось возможным шестинедельное существование революционного совета рабочих депутатов, если возможны в Москве баррикады, во флоте — восстания и по всей
стране — дьявольский кавардак, так все это надобно
понимать как репетицию революции…»
— Революция с подстрекателями, но без вождей… вы
понимаете? Это — анархия. Это — не может дать результатов, желаемых разумными силами
страны. Так же как и восстание одних вождей, — я имею в виду декабристов, народовольцев.
Как патриоты, мы вправе надеяться, что все подлинно прогрессивные силы
страны поймут значение этого блока.
Все
понимают, что
страна нуждается в спокойной, будничной работе в областях политики и культуры.
— Ну, — раздвоились: крестьянская, скажем, партия, рабочая партия, так! А которая же из них возьмет на себя защиту интересов нации, культуры, государственные интересы? У нас имперское великороссийское дело интеллигенцией не понято, и не заметно у нее желания
понять это. Нет, нам необходима третья партия, которая дала бы
стране единоглавие, так сказать. А то, знаете, все орлы, но домашней птицы — нет.
— Вождей будущих гонят в рядовые солдаты, — вы
понимаете, что это значит? Это значит, что они революционизируют армию. Это значит, что правительство ведет
страну к анархии. Вы — этого хотите?
— Она будет очень счастлива в известном, женском смысле понятия о счастье. Будет много любить; потом, когда устанет, полюбит собак, котов, той любовью, как любит меня. Такая сытая, русская. А вот я не чувствую себя русской, я — петербургская. Москва меня обезличивает. Я вообще мало знаю и не
понимаю Россию. Мне кажется — это
страна людей, которые не нужны никому и сами себе не нужны. А вот француз, англичанин — они нужны всему миру. И — немец, хотя я не люблю немцев.
Еще слово о якутах. Г-н Геденштром (в книге своей «Отрывки о Сибири», С.-Петербург, 1830), между прочим, говорит, что «Якутская область — одна из тех немногих
стран, где просвещение или расширение понятий человеческих (sic) (стр. 94) более вредно, чем полезно. Житель сей пустыни (продолжает автор), сравнивая себя с другими мирожителями,
понял бы свое бедственное состояние и не нашел бы средств к его улучшению…» Вот как думали еще некоторые двадцать пять лет назад!
Не только слова его действовали, но и его молчание: мысль его, не имея права высказаться, проступала так ярко в чертах его лица, что ее трудно было не прочесть, особенно в той
стране, где узкое самовластие приучило догадываться и
понимать затаенное слово.
При этом Чернышевский был за индустриальное развитие, и в этом не был народником, если под народничеством
понимать требование, чтобы Россия оставалась исключительно земледельческой
страной и не вступала на путь развития промышленности.
— Пожалуй, что это так!.. — согласилась Мари. — И, знаешь, этого рода чинолюбцев и крестолюбцев очень много ездит к мужу — и, прислушиваясь к ним, я решительно недоумеваю, что же такое наша матушка Россия: в самом ли деле она
страна демократическая, как
понимают ее нынче, или военная держава, как разумели ее прежде, и в чем состоит вкус и гений нашего народа?
Разумеется, Сережа ничего этого не знает, да и знать ему, признаться, не нужно. Да и вообще ничего ему не нужно, ровно ничего. Никакой интерес его не тревожит, потому что он даже не
понимает значения слова «интерес»; никакой истины он не ищет, потому что с самого дня выхода из школы не слыхал даже, чтоб кто-нибудь произнес при нем это слово. Разве у Бореля и у Донона говорят об истине? Разве в"Кипрской красавице"или в"Дочери фараона"идет речь об убеждениях, о честности, о любви к родной
стране?
В заключение настоящего введения, еще одно слово. Выражение «бонапартисты», с которым читателю не раз придется встретиться в предлежащих эскизах, отнюдь не следует
понимать буквально. Под «бонапартистом» я разумею вообще всякого, кто смешивает выражение «отечество» с выражением «ваше превосходительство» и даже отдает предпочтение последнему перед первым. Таких людей во всех
странах множество, а у нас до того довольно, что хоть лопатами огребай.
— Я постараюсь, дядюшка, приноровиться к современным понятиям. Уже сегодня, глядя на эти огромные здания, на корабли, принесшие нам дары дальних
стран, я подумал об успехах современного человечества, я
понял волнение этой разумно-деятельной толпы, готов слиться с нею…
Понимая ход событий, а также и
страну свою, Терхов нисколько не удивился своей неудаче и переговорил об этом только с своей молодой супругой, с которой он уже проживал в привольном Кузьмищеве, где также проживали и Лябьевы, куда Муза Николаевна сочла за лучшее перевезти своего супруга на продолжительное житье, так как он в Москве опять начал частенько поигрывать в карты.
— Мне Егор Егорыч говорил, — а ты знаешь, как он любил прежде Ченцова, — что Валерьян — погибший человек: он пьет очень… картежник безумный, и что ужасней всего, — ты, как девушка, конечно, не
понимаешь этого, — он очень непостоянен к женщинам: у него в деревне и везде целый сераль. [Сераль — дворец и входящий в него гарем в восточных
странах.]
Однако я очень скоро
понял, что во всех этих интересно запутанных книгах, несмотря на разнообразие событий, на различие
стран и городов, речь все идет об одном: хорошие люди — несчастливы и гонимы дурными, дурные — всегда более удачливы и умны, чем хорошие, но в конце концов что-то неуловимое побеждает дурных людей и обязательно торжествуют хорошие.
Объяснения к иллюстрациям понятно рассказывали про иные
страны, иных людей, говорили о разных событиях в прошлом и настоящем; я многого не могу
понять, и это меня мучит.
— How do you like this country? — Это значило, что репортер желал знать, как Матвею понравилась эта
страна, — вопрос, который, по наблюдениям репортеров, обязаны
понимать решительно все иностранцы…
— И я вас узнал также. Не знаю,
поймете ли вы меня, но… за то одно, что мы здесь встретились с вами… и с другими, как равные… как братья, а не как враги… За это одно я буду вечно благодарен этой
стране…
А так как он не знал, что в этой
стране даже не
понимают хорошенько, что такое паспорт, то его подрало по спине.
На все мои вопросы я слышал один ответ: «Mais comment ne comprenez-vous pas за?» [Но как вы этого не
понимаете? (фр.)] — из чего и вынужден был заключить, что, вероятно, Россия есть такая
страна, которая лишь по наружности пользуется тишиною, но на самом деле наполнена горючими веществами.
Басов. Я тебя не
понимаю… Что это значит — потерять читателя? А я… а все мы — интеллигенция
страны — разве мы не читатели? Не
понимаю… Как же нас можно потерять? а?
— Вы
понимаете, что есть три и они одно: они одно делают, одной
стране служат, ее величие поют, только один в верхнем регистре, другой — в среднем, а третий — в низшем.
Она по-немецки говорила плохо, как почти все наши барышни, но
понимала хорошо, а Рудин был весь погружен в германскую поэзию, в германский романтический и философский мир и увлекал ее за собой в те заповедные
страны.
Петру ничего не хотелось
понимать. Под оживлённый говорок брата он думал, что вот этот человек достиг чем-то уважения и дружбы людей, которые богаче и, наверное, умнее его, они ворочают торговлей всей
страны, другой брат, спрятавшись в монастыре, приобретает славу мудреца и праведника, а вот он, Пётр, предан на растерзание каким-то случаям. Почему? За что?
Понимая патриотизм таким образом, мы
поймем, отчего он развивается с особенною силою в тех
странах, где каждой личности представляется большая возможность приносить сознательно пользу обществу и участвовать в его предприятиях.
Там не бесплодно звучат слова об общем благе, о пользах
страны, потому что и на самом деле каждый принимает участие в общественных интересах,
понимая связь их с своими собственными.
Видя, что мексиканское правительство не может хорошенько уладить религиозный вопрос в границах, предположенных Овэном, и
понимая, что положение Мексики не представляло достаточных гарантий для спокойного и последовательного осуществления его идей, Овэн отказался от общинных опытов в чужих
странах и обратился к своей родине, которая нуждалась в его преобразованиях не менее или еще больше, чем всякая другая
страна.
Не вдруг
поняли лендлорды весь смысл и последствия для них индустриального развития
страны в ущерб благосостоянию низших классов.
И было ль то привет
стране родной,
Названье ли оставленного друга,
Или тоска по жизни молодой,
Иль просто крик последнего недуга —
Как разгадать? Что может в час такой
Наполнить сердце, жившее так много
И так недолго с смутною тревогой?
Один лишь друг умел тебя
понятьИ ныне может, должен рассказать
Твои мечты, дела и приключенья —
Глупцам в забаву, мудрым в поученье.
Медицинская печать всех
стран истощается в усилиях добиться устранения этой вопиющей несообразности, но все ее усилия остаются тщетными. Почему? Я решительно не в состоянии объяснить этого… Кому невыгодно
понять необходимость практической подготовленности врача? Не обществу, конечно, — но ведь и не самим же врачам, которые все время не устают твердить этому обществу: «ведь мы учимся на вас, мы приобретаем опытность ценою вашей жизни и здоровья!..»
Видимо чем-то озабоченный, адмирал, только что говоривший о славной экспедиции, ворчливо заметил, что не все
понимают трудности войны в этой
стране. Здесь приходится бороться не с одними людьми, но и с природой.
— И врешь! Ты, значит, не
понимаешь, что я говорю… Я говорю, что буду строгим блюстителем закона во всей его полноте, а ты посылаешь меня в самую беззаконную
страну… Это вовсе не остроумно… просто даже глупо…
— Вы увидите, какие здесь болота и какой климат! Лихорадки и дизентерии губительнее всяких сражений… А этого не
понимают! — ворчал адмирал, не досказывая, конечно, перед юным иностранцем, кто не
понимает этого. — Думают, что можно с горстью солдат завоевывать
страны! Да, только французы могут геройски переносить те лишения, какие им выпадают на долю вдали от родины. Слава Франции для них выше всего! — неожиданно прибавил адмирал.
— Теперь я
понимаю ваше возмутительное поведение по отношению к сержанту Флоке, — улыбнулся презрительно полицейский чиновник. — Вы привыкли у себя в России бить кого хотите, но вы должны знать, что вы здесь не в вашей варварской
стране, а во Франции, свободном и республиканском государстве.
Правда, король казался очень маленьким, тщедушным, невзрачным среди высоких, рослых, толстых придворных, окружавших трон, но все эти придворные так низко и почтительно наклонили свои головы, когда он, король, поднялся на трон, что сердце короля затрепетало от радости. Он
понял разом, что судьба услышала его желание и сделала его могучим властителем
страны.
Понять природу искусства, с его классической завершенностью и романтической устремленностью, лучше всего можно в Италии, в священной
стране творчества и красоты, интуитивным вникновением в Возрождение раннее и позднее [Очень интересна для нашей темы статья Зиммеля о Микеланджело.
— Может быть… — повторил Сабиров. — однако, я теперь
понял смысл твоих слов там, в саду, в К., год тому назад, что эта
страна опасна для молодых людей, которые приходят сюда искать свою счастливую звезду… Ты, вероятно, думал тогда о моем отце?
Все это, однако, нимало не помешало Фебуфису прогреметь в
стране, сделавшейся его новым отечеством, за величайшего мастера, который
понял, что чистое искусство гибнет от тлетворного давления социальных тенденций, и, чтобы сохранить святую чашу неприкосновенною, он принес ее и поставил к ногам герцога.
Такова сила человеческого воображения, когда, возбужденное, творит оно призраки и видения, заселяя ими бездонную и навеки молчаливую пустоту. Грустно сознаться, что существуют, однако, люди, которые верят в призраки и строят на этом вздорные теории о каких-то сношениях между миром живых людей и загадочной
страною, где обитают умершие. Я
понимаю, что может быть обмануто человеческое ухо и даже глаз, но как может впасть в такой грубый и смешной обман великий и светлый разум человека?