Неточные совпадения
Доктор посмотрел
на меня и сказал торжественно,
положив мне
руку на сердце...
— Моя цена! Мы, верно, как-нибудь ошиблись или не понимаем друг друга, позабыли, в чем состоит предмет. Я
полагаю с своей стороны, положа
руку на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная цена!
— Брат, что с тобой! ты несчастлив! — сказала она,
положив ему
руку на плечо, — и в этих трех словах, и в голосе ее — отозвалось, кажется, все, что есть великого в
сердце женщины: сострадание, самоотвержение, любовь.
— Mon enfant, клянусь тебе, что в этом ты ошибаешься: это два самые неотложные дела… Cher enfant! — вскричал он вдруг, ужасно умилившись, — милый мой юноша! (Он
положил мне обе
руки на голову.) Благословляю тебя и твой жребий… будем всегда чисты
сердцем, как и сегодня… добры и прекрасны, как можно больше… будем любить все прекрасное… во всех его разнообразных формах… Ну, enfin… enfin rendons grâce… et je te benis! [А теперь… теперь вознесем хвалу… и я благословляю тебя! (франц.)]
Мысль потерять отца своего тягостно терзала его
сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне,
на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем и не подумал о нем осведомиться,
полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
Как больно здесь, как
сердцу тяжко стало!
Тяжелою обидой, словно камнем,
На сердце пал цветок, измятый Лелем
И брошенный. И я как будто тоже
Покинута и брошена, завяла
От слов его насмешливых. К другим
Бежит пастух; они ему милее;
Звучнее смех у них, теплее речи,
Податливей они
на поцелуй;
Кладут ему
на плечи
руки, прямо
В глаза глядят и смело, при народе,
В объятиях у Леля замирают.
Веселье там и радость.
Если каждый из нас попробует
положить, выражаясь пышно,
руку на сердце и смело дать себе отчет в прошлом, то всякий поймает себя
на том, что однажды, в детстве, сказав какую-нибудь хвастливую или трогательную выдумку, которая имела успех, и повторив ее поэтому еще два, и пять, и десять раз, он потом не может от нее избавиться во всю свою жизнь и повторяет совсем уже твердо никогда не существовавшую историю, твердо до того, что в конце концов верит в нее.
Она
положила на его правое плечо
руку — а в свесившейся кисти ее,
на золотой цепочке, надетой
на большой палец, маленький перламутровый портмоне, который я ей подарил тогда.
На крышке портмоне накладка, рисунок которой слишком мелок, сразу я не рассмотрел, зато обратила мое внимание брошка —
сердце, пронзенное стрелой. То же самое было
на портмоне.
— Да почесть что одним засвидетельствованием
рук и пробавляемся. Прежде, бывало, выйдешь
на улицу — куда ни обернешься, везде источники видишь, а нынче у нас в ведении только сколка льду
на улицах да бунты остались, прочее же все по разным ведомствам разбрелось. А я, между прочим, твердо в своем
сердце положил: какова пора ни мера, а во всяком случае десять тысяч накопить и
на родину вернуться. Теперь судите сами: скоро ли по копейкам экую уйму денег сколотишь?
Он покраснел, встал, сильно шаркнул ногою по ковру, поклонился и быстро сел. Потом опять встал,
положил руку к
сердцу и сказал, умильно глядя
на барышню...
Положит меня, бывало,
на колени к себе, ищет ловкими пальцами в голове, говорит, говорит, — а я прижмусь ко груди, слушаю —
сердце её бьётся, молчу, не дышу, замер, и — самое это счастливое время около матери, в
руках у ней вплоть её телу, ты свою мать помнишь?
Он испугался, вскочил, женщина очнулась, целовала его, успокаивая, и когда Матвей задремал
на её
руках, она, осторожно
положив голову его
на подушку, перекрестила и, приложив
руку к
сердцу, поклонилась ему.
Она не ошиблась в том, что он имел от природы хороший ум, предоброе
сердце и строгие правила честности и служебного бескорыстия, но зато во всем другом нашла она такую ограниченность понятий, такую мелочность интересов, такое отсутствие самолюбия и самостоятельности, что неробкая душа ее и твердость в исполнении дела,
на которое она уже решилась, — не один раз сильно колебались; не один раз приходила она в отчаяние, снимала с
руки обручальное кольцо,
клала его перед образом Смоленския божия матери и долго молилась, обливаясь жаркими слезами, прося просветить ее слабый ум.
Пепел(вздыхая). Красивая ты, Васка (женщина
кладет ему
руку на шею, но он встряхивает
руку ее движением плеча) — а никогда не лежало у меня
сердце к тебе… И жил я с тобой и всё… а никогда ты не нравилась мне…
Илья охватил у колена огромную ногу кузнеца и крепко прижался к ней грудью. Должно быть, Савёл ощутил трепет маленького
сердца, задыхавшегося от его ласки: он
положил на голову Ильи тяжёлую
руку, помолчал немножко и густо молвил...
Дело происходило уже осенью в Ницце. Однажды утром, когда я зашел к ней в номер, она сидела в кресле,
положив ногу
на ногу, сгорбившись, осунувшись, закрыв лицо
руками, и плакала горько, навзрыд, и ее длинные, непричесанные волосы падали ей
на колени. Впечатление чудного, удивительного моря, которое я только что видел, про которое хотел рассказать, вдруг оставило меня, и
сердце мое сжалось от боли.
Анна Михайловна слегка наморщила брови и впервые в жизни едва не рассердилась. Она
положила свою
руку на темя Ильи Макаровича, порывисто придвинула его ухо к своему
сердцу и сказала...
Положим, что здесь идет речь не о том, чтобы навсегда отстать от привычки платить (только бесшабашные наши свистуны могут остановиться
на подобной дикой мысли), но и за всем тем, положа
руку на сердце, мы смеем утверждать: отдалите, по мере возможности, сроки платежа податей — и вы увидите, как расцветут
сердца земледельцев!
Идут, идут; остановились,
Вздохнув, назад оборотились;
Но роковой ударил час…
Раздался выстрел — и как раз
Мой пленник падает. Не муку,
Но смерть изображает взор;
Кладет на сердце тихо
руку…
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Как вместе с ним поражена,
Без чувства падает она;
Как будто пуля роковая
Одним ударом, в один миг,
Обеих вдруг сразила их. //....................
«
Положи меня, как печать,
на сердце твоем, как перстень,
на руке твоей, потому что крепка, как смерть, любовь и жестока, как ад, ревность: стрелы ее — стрелы огненные».
— Войдите ж, войдите, — примолвил он, наконец, — войдите, драгоценнейший Василий Михайлович, осените прибытием и
положите печать…
на все эти обыкновенные предметы… — проговорил Ярослав Ильич, показав
рукой в один угол комнаты, покраснев, как махровая роза, сбившись, запутавшись в
сердцах на то, что самая благородная фраза завязла и лопнула даром, и с громом подвинул стул
на самую средину комнаты.
Отец и сын не видели друг друга; по-разному тосковали, плакали и радовались их больные
сердца, но было что-то в их чувстве, что сливало воедино
сердца и уничтожало бездонную пропасть, которая отделяет человека от человека и делает его таким одиноким, несчастным и слабым. Отец несознаваемым движением
положил руку на шею сына, и голова последнего так же невольно прижалась к чахоточной груди.
Он ввел меня в спальню.
На широкой двуспальной кровати, согнувшись, головою к стене, неподвижно лежала молодая женщина. Я взялся за пульс, —
рука была холодна и тяжела, пульса не было; я
положил молодую женщину
на спину, посмотрел глаз, выслушал
сердце… Она была мертва. Я медленно выпрямился.
С. 469, 481).], любовь и не может быть неревнивой, хотя любовь, обращенная в ревность, лишается своей мягкости и нежности, становится требовательной и суровой [«
Положи меня (говорит любовь), как печать,
на сердце твое, как перстень,
на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный.
Тася с опущенной головой и сильно бьющимся
сердцем последовала позади всех. Она видела, как выбежала
на террасу мама, как она с легкостью девочки спрыгнула с крыльца и, подбежав к Марье Васильевне, несшей Леночку, выхватила из её
рук девочку и, громко рыдая, понесла ее в дом. В один миг появились простыней. Мама свернула одну из них
на подобие гамака,
положила в нее безжизненную Леночку и при помощи трех гувернанток стала качать ее изо всех сил в обе стороны.
Когда этот труп
клали в гроб,
на груди ее, у
сердца, лежал венком черный локон… Ни одна злодейская
рука не посягнула
на него; он пошел с нею в гроб.
С этими словами Фрица одолела вещая грусть; но вскоре, приняв бодрый вид, он
положил крестообразно
руки на повалившееся дерево, припал ухом ко пню и сделался весь слух и внимание. Минут через пятнадцать вынырнула опять из дупла пригоженькая посланница. Щеки ее горели, грудь сильно волновалась; стоя возле нее, можно было считать биение ее
сердца. За нею с трудом выполз Немой, пыхтя, как мех; он обнял дружески Фрица и погрозился пальцем
на Розу.
Он теперь доволен своей судьбой, и тогда лишние деньги он пропустит мимо
рук, растратит
на пустяки или же станет копить, и после его смерти их истратят его наследники; назначением же Гречихина вы приобретете делового человека, и вместе с тем упрочиваете, или же
кладете первый камень благополучия двух любящих
сердец, одно из которых принадлежит дорогому для вас существу…
— Воистину земля бесова пленения, отце Андрей! — отвечал смиренным голосом чернец,
положив сухощавую
руку на грудь. — Ведаю, сколь прискорбно
сердцу твоему взирать
на сие растоценное стадо! но потрудись, ради спасения православных цад твоих, да помолятся о тебе в Царстве Небесном.
— Умер, умер! — с отчаянием в голосе воскликнул Суворов. Он приложил
руку к
сердцу раненого. — Нет, нет… оно бьется… Это обморок,
положите его
на землю…
— Друзья, здесь шутки Мака неуместны! Восторг не должно опошлять! Восходит солнце, я гляжу в его огненное лицо: я вижу восходящее светило, я
кладу мою
руку на мое
сердце, в которое я уместил мою горячую любовь к Фебуфису. Я призываю тебя, великий в дружбе Кранах!..
Кладите, друзья, свои
руки не
на мечи, а
на ваши
сердца, и поклянемся доказать нашу дружбу Фебуфису всем и всегда… и всегда… и всегда… да… да… да!
Тения взяла
руку мужа и
положила ее себе
на сердце, а другою своею
рукою указала тихо
на небо.