Неточные совпадения
Наконец, сказав про предполагаемую folle journée [безумный день] у Тюрина,
полковник засмеялся, зашумел,
встал и ушел.
Между тем двери в церковь отворились, и в них шумно вошла — только что приехавшая с колокольцами — становая.
Встав впереди всех, она фамильярно мотнула головой
полковнику но, увидев Павла, в студенческом, с голубым воротником и с светлыми пуговицами, вицмундире, она как бы даже несколько и сконфузилась: тот был столичная штучка!
Полковник наконец
встал, мигнул сыну, и они стали раскланиваться.
— А! — произнес многозначительно
полковник. — Ну, этого, впрочем, совершенно достаточно, чтобы подпасть обвинению, — время теперь щекотливое, — прибавил он, а сам
встал и притворил дверь из кабинета. — Эти господа, — продолжал он, садясь около Вихрова и говоря почти шепотом, — господа эти, наши старички, то делают, что уму невообразимо, уму невообразимо! — повторил он, ударив себя по коленке.
Еспер Иваныч, между тем, стал смотреть куда-то вдаль и заметно весь погрузился в свои собственные мысли, так что
полковник даже несколько обиделся этим. Посидев немного, он
встал и сказал не без досады...
Хотя Козельцов далеко был не трус и решительно ни в чем не был виноват ни перед правительством, ни перед полковым командиром, он робел, и поджилки у него затряслись при виде
полковника, бывшего недавнего своего товарища: так гордо
встал этот
полковник и выслушал его.
Мазурка кончилась, хозяева просили гостей к ужину, но
полковник Б. отказался, сказав, что ему надо завтра рано
вставать, и простился с хозяевами. Я было испугался, что и ее увезут, но она осталась с матерью.
— И это тот самый человек, — продолжал Фома, переменяя суровый тон на блаженный, — тот самый человек, для которого я столько раз не спал по ночам! Столько раз, бывало, в бессонные ночи мои, я
вставал с постели, зажигал свечу и говорил себе: «Теперь он спит спокойно, надеясь на тебя. Не спи же ты, Фома, бодрствуй за него; авось выдумаешь еще что-нибудь для благополучия этого человека». Вот как думал Фома в свои бессонные ночи,
полковник! и вот как заплатил ему этот
полковник! Но довольно, довольно!..
Я
встал и поклонился. Опять явился квартальный, и величественный жест
полковника показал квартальному, что ему делать.
— Дал он мне хину в облатке, а я её разжевал. Во рту — горечь нестерпимая, в душе — бунт. Чувствую, что упаду, если
встану на ноги. Тут
полковник вмешался, велел меня отправить в часть, да, кстати, и обыск кончился. Прокурор ему говорит: «Должен вас арестовать…» — «Ну, что же, говорит, арестуйте! Всякий делает то, что может…» Так это он просто сказал — с улыбкой!..
Я, не могши пить воды и не видя на столе ничего из питья, спросил у человека, чтобы подал мне хоть пива…
Полковник снова расхохотался, и гости за ним. С тем и
встали от стола…
Наконец, когда он объявил, что, бывши в Петербурге, ко всем присматривался и очень ясно видел, что женщины там сидят даже при особах в генеральских рангах, тогда они только вынуждены были сесть, но и сидели себе на уме: когда пан
полковник изволил которую о чем спрашивать, тогда она спешила
встать и, поклонясь низко его ясновельможности, опять садилась, не сказав в ответ ничего.
Понявши, что пан
полковник здесь, они утихнут, и, как должно,
вставши со своих мест, начнут манериться: и улыбаются к нему, платочками утираются и, хотя не к чему, на все кланяются, пока его ясновельможность не соизволит сесть и, почти приказом, не усадит их.
Пан
полковник, быв до того времени многоречив и неумолкаем в разговорах со старшинами, близ него сидящими, после выпитая последнего кубка меда онемел, как рыба: выпуча глаза, надувался, чтобы промолвить хотя слово, но не мог никак; замахал рукою и поднялся с места, а за ним и все
встали…
Платонов (
встает). Здравствуй,
полковник! (Обнимает его.) Здоров?
Ванскок должна была этому поверить. Но сколько она ни работала над своими нервами, результаты выходили слабые, между тем как одна ее знакомая, дочь
полковника Фигурина, по имени Алина (нынешняя жена Иосафа Висленева), при ней же, играя на фортепиано,
встала, свернула голову попугаю и, выбросив его за окно, снова спокойно села и продолжала доигрывать пьесу.