Неточные совпадения
На шестой день были назначены губернские выборы. Залы большие и малые были полны дворян в разных мундирах. Многие приехали только
к этому дню. Давно не видавшиеся знакомые, кто из Крыма, кто из Петербурга, кто из-за границы, встречались в залах. У губернского стола, под портретом
Государя,
шли прения.
Разговор и здесь зашел о дуэли. Суждения
шли о том, как отнесся
к делу
государь. Было известно, что
государь очень огорчен за мать, и все были огорчены за мать. Но так как было известно, что
государь, хотя и соболезнует, не хочет быть строгим
к убийце, защищавшему честь мундира, то и все были снисходительны
к убийце, защищавшему честь мундира. Только графиня Катерина Ивановна с своим свободолегкомыслием выразила осуждение убийце.
«
Слава Богу, кричу, не убили человека!» — да свой-то пистолет схватил, оборотился назад, да швырком, вверх, в лес и пустил: «Туда, кричу, тебе и дорога!» Оборотился
к противнику: «Милостивый
государь, говорю, простите меня, глупого молодого человека, что по вине моей вас разобидел, а теперь стрелять в себя заставил.
Дело
пошло в сенат. Сенат решил,
к общему удивлению, довольно близко
к здравому смыслу. Наломанный камень оставить помещику, считая ему его в вознаграждение за помятые поля. Деньги, истраченные казной на ломку и работу, до ста тысяч ассигнациями, взыскать с подписавших контракт о работах. Подписавшиеся были: князь Голицын, Филарет и Кушников. Разумеется — крик, шум. Дело довели до
государя.
Но русскую полицию трудно сконфузить. Через две недели арестовали нас, как соприкосновенных
к делу праздника. У Соколовского нашли письма Сатина, у Сатина — письма Огарева, у Огарева — мои, — тем не менее ничего не раскрывалось. Первое следствие не удалось. Для большего успеха второй комиссии
государь послал из Петербурга отборнейшего из инквизиторов, А. Ф. Голицына.
— Я сделал что мог, я
посылал к Кутузову, он не вступает ни в какие переговоры и не доводит до сведения
государя моих предложений. Хотят войны, не моя вина, — будет им война.
Жена сегодня в Петербурге садится на чугунку… Дело ее вряд ли будет иметь желаемый успех, она не могла поймать министра, но, кажется, он не желает совершить покупки имений в казну. Дело
пошло к докладу
государю. Скоро узнаем, чем там решено будет…
— Як вам приехала как
к предводителю… Меня некому защитить от оскорблений… У меня никого нет, и я все должна терпеть… но я
пойду всюду, а не позволю… я
пойду пешком в Петербург, я скажу самому
государю…
— Прочь, — сказал он, отталкивая Федора, — прочь, нечестивец! Кто
к государю не мыслит, тот мне не сын!
Иди, куда
шлет тебя его царская милость!
—
Государь, — сказал он, соскакивая с коня, — вот твоя дорога, вон и Слобода видна. Не пристало нам доле с твоею царскою милостью оставаться.
К тому ж там пыль по дороге встает; должно быть,
идут ратные люди. Прости,
государь, не взыщи; поневоле бог свел!
Тогда только он дал знать о своем успехе Строгоновым и в то же время
послал любимого своего атамана Ивана Кольцо
к Москве бить челом великому
государю и кланяться ему новым царством.
«Эй, Борис, ступай в застенок, боярина допрашивать!» — «
Иду,
государь, только как бы он не провел меня, я
к этому делу не привычен, прикажи Григорию Лукьянычу со мной
идти!» — «Эй, Борис, вон за тем столом земский боярин мало пьет, поднеси ему вина, разумеешь?» — «Разумею,
государь, да только он на меня подозрение держит, ты бы лучше Федьку Басманова
послал!» А Федька не отговаривается, куда
пошлют, туда и
идет.
Кольцо не отвечал ничего, но подумал про себя: «Затем-то и тогда и не
пошел к тебе с повинною, великий
государь!»
Смиритеся, немедленно
пошлитеК Димитрию во стан митрополита,
Бояр, дьяков и выборных людей,
Да бьют челом отцу и
государю.
Шли к царю они, — дескать,
государь, отец, убавь начальства, невозможно нам жить при таком множестве начальников, и податей не хватает на жалованье им, и волю они взяли над нами без края, что пожелают, то и дерут.
— Тише! Бога ради тише! Что вы? Я не слышал, что вы сказали… не хочу знать… не знаю… Боже мой! до чего мы дожили! какой разврат! Ну что после этого может быть священным для нашей безумной молодежи? Но извините: мне надобно исполнить приказание генерала Дерикура. Милостивый
государь! — продолжал жандарм, подойдя
к Рославлеву, — на меня возложена весьма неприятная обязанность; но вы сами военный человек и знаете, что долг службы… не угодно ли вам
идти со мною?
Многие умирали под пыткою, ничего не сказав, кроме одного: что
шли к Москве с голоду и от притеснений начальства, да еще по слуху, что
государь за границей помер.
— Не приказал ли тебе царь ведать какое-либо воеводство? — сказал тесть. — Давно пора. Али предложил быть в посольстве? что же? ведь и знатных людей — не одних дьяков
посылают к чужим
государям.
— Что вы, милостивый
государь, — продолжал он отрывисто, — не знаете порядка? куда вы зашли? не знаете, как водятся дела? Об этом вы бы должны были прежде подать просьбу в канцелярию; она
пошла бы
к столоначальнику,
к начальнику отделения, потом передана была бы секретарю, а секретарь доставил бы ее уже мне…
Государь пошел своею дорогой, но потом во второй раз опять остановился — сам подошел
к стоявшему на месте больному и сказал...
В 1715 году приехали в село Плодомасово, в большой красной сафьянной кибитке, какие-то комиссары и, не принимая никаких пόсул и подарков, взяли с собой в эту кибитку восемнадцатилетнего плодомасовского боярчука и увезли его далеко,
к самому царю, в Питер; а царь
послал его с другими молодыми людьми в чужие края, где Никита Плодомасов не столько учился, сколько мучился, и наконец, по возвращении в отечество, в 1720 году, пользуясь недосугами
государя, откупился у его жадных вельмож на свободу и удрал опять в свое Плодомасово.
Гоголь хотел
послать первый том «Мертвых душ» в Петербург
к Жуковскому или
к графу Вьельгорскому для того, чтоб найти возможность представить его прямо
к государю: ибо все мы думали, что обыкновенная цензура его не пропустит.
Негоже так, бояре, говорить!
Царь милостив. А мне Господь свидетель,
Я вашего не ведал воровства!
Помыслить сметь на батюшку царя!
Ах, грех какой!
Пойдем, Семен Никитич,
Пойдем к владыке начинать допрос.
Помилуй Бог царя и
государя!
Великий
государь,
Царица
к милости твоей
идет!
Всея Руси могучий повелитель!
Султан Махмет, твой друг и брат, тебе
Через меня на воцаренье
шлетПриветствие и, в знак своей приязни,
Седло и златом кованную сбрую
В каменьях драгоценных.
Государь!
Султан Махмет, добра тебе желая,
Предостеречь тебя велит, что твой
Неверный раб, царь Александр, замыслил
Тебя предать и
к перскому Аббасу
В подданство переходит!
Англичанин все это выслушал и выгнал Севастьяна, как и нас, и нет от него никакого дальше решения, и сидим мы, милостивые
государи, над рекою, яко враны на нырище, и не знаем, вполне ли отчаиваться или еще чего ожидать, но
идти к англичанину уже не смеем, а
к тому же и погода стала опять единохарактерна нам: спустилась ужасная оттепель, и засеял дождь, небо среди дня все яко дым коптильный, а ночи темнеющие, даже Еспер-звезда, которая в декабре с тверди небесной не сходит, и та скрылась и ни разу не выглянет…
Не знаю за что, но император Павел I любил Шишкова; он сделал его генерал-адъютантом, что весьма не
шло к его фигуре и над чем все тогда смеялись, особенно потому, что Шишков во всю свою жизнь не езжал верхом и боялся даже лошадей; при первом случае, когда Шишкову как дежурному генерал-адъютанту пришлось сопровождать
государя верхом, он объявил, что не умеет и боится сесть на лошадь.
Сначала в карауле все
шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке.
Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок
к высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского кресла и сел коротать время за книгой.
Шипучин (стоя в дверях и обращаясь в контору). Этот ваш подарок, дорогие сослуживцы, я буду хранить до самой смерти как воспоминание о счастливейших днях моей жизни! Да, милостивые
государи! Еще раз благодарю! (
Посылает воздушный поцелуй и
идет к Хирину.) Мой дорогой, мой почтеннейший Кузьма Николаич!
Грекова. Я горда… Не умею пачкать рук… Я вам сказала, милостивый
государь, что вы или необыкновенный человек, или же негодяй, теперь же я вам говорю, что вы необыкновенный негодяй! Презираю вас! (
Идет к дому.) Не заплачу теперь… Я рада, что наконец-таки узнала, что вы за птица…
И
пошел я,
государи мои,
к одной своей соседке.
«Я, княже, уехал, любви не стяжав,
Уехал безвестный и бедный;
Но ныне
к тебе,
государь Ярослав,
Вернулся я в
славе победной!
Слуги
пошли, поглядели, назад воротились, белому царю поклонились, великому
государю таку речь держáт: «Не березник то мотается-шатается, мордва в белых балахонах Богу своему молится,
к земле-матушке на восток преклоняется».
—
Государь выйдет на балкон! — снова пронеслось животрепещущей вестью в народе. И теснее сдвинулись его и без того тесные ряды. Высоко, в голубое пространство уходила гранитная Александровская колонна — символ победы и
славы могучего русского воинства. Как-то невольно глаза обращались
к ней и приходили в голову мысли о новой победе, о новой
славе.
Царская Чета встала и, милостиво кивнув нам,
пошла к двери. Но тут
Государь задержался немного и крикнул нам весело, по-военному...
Государь пошел с середины влево, то есть
к той стороне, откуда
идет Днепр и где волны его встречают упор ледорезов, то есть со стороны Подола. Вероятно, он захотел здесь взглянуть на то, как выведены эти ледорезы и в каком отношении находятся они
к главному течению воды.
Протопопов с удивительною терпеливостию и точностию начинал излагать все по порядку: где они стояли, и как
государь к ним подошел, «раздвинул» их и сказал: «
Пошли прочь».
Идет один раз Кесарь Степанович, закрыв лицо шинелью, от Красного моста
к Адмиралтейству, как вдруг видит впереди себя на Адмиралтейской площади «огненное пламя». Берлинский подумал: не Зимний ли дворец это горит и не угрожает ли
государю какая опасность… И тут, по весьма понятному чувству, забыв все на свете, Берлинский бросился
к пожару.
Между тем
государь, остановясь «против крещебной струи», которую старец проводил по самой середине Днепра, повернулся на минуту лицом
к городу, а потом взял правое плечо вперед и
пошел с средины моста
к перилам верхней стороны. Тут у нас опять произошло свое действо; Малахия крикнул...
— «Мы, бедные и опальные казаки, угрызаемые совестью,
шли на смерть и присоединили знаменитую державу
к России во имя Христа и великого
государя навеки веков, доколе Всевышний благословит стоять миру. Ждем твоего указа, Великий
Государь и воевод твоих, сдадим им царство Сибирское без всяких условий, готовые умереть или в новых подвигах чести, или на плахе, как будет угодно тебе, великий
государь, и Богу».
— Выхлопочите ему помилование у
государя,
пошлите его на Кавказ, или переведите
к себе в военные поселения… Он достаточно наказан и горит искренним желанием искупить свою тяжелую вину перед царем и отечеством… Председательствуя за него, вы не покривите душою и сделаете доброе, христианское дело…
Успокоившаяся Ирена встала и, сделав
государю глубокий реверанс,
пошла к выходу.
Не скрою от вас, откровенность за откровенность, что кроме личных дел мальтийского ордена, былая
слава которого, положенная
к стопам такого могущественного монарха, как русский император, воскресла бы и зажглась бы снова, католический мир заинтересован в принятии русским
государем звания великого магистра католического ордена, как в важном шаге в деле соединения церквей.
Государь из собора
пошел в архиерейский дом
к обеду.
Рассказывают, что митрополит Платон, когда растворялись царские врата и
государю нужно было
идти к миропомазанию, выйдя из алтаря, отступил назад, как бы пораженный блеском августейших красавиц и затем, обратившись
к государю, сказал...
— Да так, великий
государь, мальчишку-то ты нонче первый раз увидишь и прямо иконой благословлять будешь, вместо отца станешь. А может он, коли не сам, так со стороны подуськан на тебя. Да и пословица не мимо молвится: «Яблоко от яблони недалеко падает». Может, он по отцу
пошел, тоже с Курбским в дружестве; али норовит вместе со своими благодетелями перебежать
к старому князю Владимиру Андреевичу.
— Ты забыл уговор, Данилыч! пожалуй, без великого! — сказал Петр. — Народу и потомству, а не персоне дозволено так чествовать
государей. Может статься, некогда и наше имя воскресит
славу свою, но теперь, веруй, не довольно
к тому наших дел; все еще початки!
— Известился я, кроме того, что гонца
послал он с грамотою
к «старому князю» — перенять и его распорядился я… Дозволь, великий
государь, допросить хитрого старикашку… Отведи беду от себя, от своего потомства, от России.
Они незнакомы с честолюбием, не знают, что такое преданность
к государю, любовь
к отечеству, что такое
слава; честь их — надежный конь, владыка — Мурзенко, почитаемый ими более царя, потому что нагайка того нередко напоминает им о своем владычестве, а царская дубинка еще на них не гуляла; удовольствие их — лихое наездничество, добыча грабежом — их награда.
Успех французского революционного оружия обеспокоил всех европейских
государей. Император Павел
послал в Австрию вспомогательный корпус под начальством генерала Розенберга, но Англия и Австрия обратились
к русскому императору с просьбою — вверить начальство над союзными войсками Суворову, имя которого гремело в Европе. Его победы над турками и поляками — измаильский штурм, покорение Варшавы — были еще в свежей памяти народов.