Неточные совпадения
И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что̀ ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые
шли от водокачки
к рельсам, она остановилась подле вплоть мимо ее проходящего поезда. Она смотрела на низ
вагонов, на винты и цепи и на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого
вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее.
Шел он медленно, глядя под ноги себе, его толкали, он покачивался, прижимаясь
к стене
вагона, и секунды стоял не поднимая головы, почти упираясь в грудь свою широким бритым подбородком.
Шипел паровоз, двигаясь задним ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно
шел к своему
вагону, вспоминая Судакова, каким видел его в Москве, на вокзале: там он стоял, прислонясь
к стене, наклонив голову и считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
Не останавливаясь, рабочие
пошли, торопясь и наступая друг другу на ноги, дальше
к соседнему
вагону и стали уже, цепляясь мешками за углы и дверь
вагона, входить в него, как другой кондуктор от двери станции увидал их намерение и строго закричал на них.
Вошедшие рабочие тотчас же поспешно вышли и опять теми же мягкими решительными шагами
пошли еще дальше
к следующему
вагону, тому самому, в котором сидел Нехлюдов.
Я сидел в
вагоне и думал: «Теперь я
к людям
иду; я, может быть, ничего не знаю, но наступила новая жизнь».
Среди толпы вьюном вился Яков Зарубин, вот он подбежал
к Мельникову и, дёргая его за рукав, начал что-то говорить, кивая головой на
вагон. Климков быстро оглянулся на человека в шапке, тот уже встал и
шёл к двери, высоко подняв голову и нахмурив брови. Евсей шагнул за ним, но на площадку
вагона вскочил Мельников, он загородил дверь, втиснув в неё своё большое тело, и зарычал...
Наконец, пробил звонок. Все проворно
пошли к выходу, и княгиня, только уже подойдя
к решетке, отделяющей дебаркадер от
вагонов, остановилась на минуту и, подав князю руку, проговорила скороговоркой...
Все до
вагонов шли сами, и только Янсона пришлось вести под руки: сперва он упирался ногами и точно приклеивал подошвы
к доскам платформы, потом подогнул колена и повис в руках жандармов, ноги его волоклись, как у сильно пьяного, и носки скребли дерево. И в дверь его пропихивали долго, но молча.
Мышлаевский. Сменили сегодня,
слава тебе, Господи! Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на посту устроил. Жутко было! Они там сидят, коньяк в
вагоне пьют. Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться! Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в город… Алеша, возьми меня
к себе.
И ему хочется, чтобы жандарм непременно упомянул о физиономии. Тот утомленно слушает и, не дослушав, продолжает писать. Свой протокол он заканчивает так: «Вышеизложенное я, унтер-офицер Черед, записал в сей протокол и постановил представить оный начальнику Z-го отделения, а копию оного выдать мещанину Гавриле Малахину». Старик берет копию, приобщает ее
к бумагам, которыми набит его боковой карман, и очень довольный
идет к себе в
вагон.
Завезла
к себе, перекрасила, выставила свои литеры и — сделайте ваше одолжение! N-ская дорога
шлет всюду агентов, ищет, ищет, и вдруг, можете себе представить, попадается ей больной
вагон Z-ской дороги.
В окно видно, как около зеленой лампы и телеграфного станка появляется белокурая голова телеграфиста; около нее показывается скоро другая голова, бородатая и в красной фуражке — должно быть, начальника полустанка. Начальник нагнулся
к столу, читает что-то на синем бланке и быстро водит папиросой вдоль строк… Малахин
идет к своему
вагону.
От скуки ли, из желания ли завершить хлопотливый день еще какой-нибудь новой хлопотой, или просто потому, что на глаза ему попадается оконце с вывеской «Телеграф», он подходит
к окну и заявляет желание
послать телеграмму. Взявши перо, он думает и пишет на синем бланке: «Срочная. Начальнику движения. Восемь
вагонов живым грузом. Задерживают на каждой станции. Прошу дать скорый номер. Ответ уплочен. Малахин».
Слышен сиплый пронзительный свист…Поезд начинает
идти всё тише и тише и наконец останавливается. Выхожу из
вагона и
иду к буфету выпить для храбрости. У буфета теснится публика и поездная бригада.
Я пожал Грохольскому руку и вскочил в
вагон. Он поклонился моему
вагону и
пошел к кадушке с водой. Пить, знать, захотелось…
Прочитав себе несколько подобных нравоучений, обер-кондуктор Подтягин начинает чувствовать непреодолимое стремление
к труду. Уже второй час ночи, но, несмотря на это, он будит кондукторов и вместе с ними
идет по
вагонам контролировать билеты.
На полпути Теркин вспомнил, что на вокзале купил путеводитель. Он взял брошюрку, старался уйти в это чтение, почувствовать в себе русского человека, переносящегося душой
к старине, когда в
вагонах не езжали, и не то что «смерды», — цари
шли пешком или ехали торжественно и чинно на поклонение мощам преподобного, избавителя Москвы в годины народных бедствий. Еще раз попенял он себе, что не отправился пешком…
Этот запах, немного нечистый, но возбуждающий, приятно напомнил Юрасову ту,
к которой он ехал, и, улыбнувшись, веселый, беспечный, расположенный
к дружелюбной беседе, он
пошел в
вагон.
В солдатских
вагонах шло непрерывное пьянство. Где, как доставали солдаты водку, никто не знал, но водки у них было сколько угодно. Днем и ночью из
вагонов неслись песни, пьяный говор, смех. При отходе поезда от станции солдаты нестройно и пьяно, с вялым надсадом, кричали «ура», а привыкшая
к проходящим эшелонам публика молча и равнодушно смотрела на них.
Подали наш поезд. В
вагоне было морозно, зуб не попадал на зуб, руки и ноги обратились в настоящие ледяшки.
К коменданту
пошел сам главный врач требовать, чтобы протопили
вагон. Это тоже оказалось никак невозможно: и
вагоны полагается топить только с 1-го октября.
Все толпою хлынули в
вагон записываться. В узком коридорчике
шла давка, выход был один, тот, кто записался, протискивался
к выходу, с трудом продираясь сквозь напиравшие навстречу тела. Дело происходило 18-го декабря. Первых человек пять комендант записал на 20-е, человек по десять на 21-е и 22-е. На 23-е никого не записал. Я с товарищами попал на 24-е, — почти через неделю!
Этот грациозный испанский туалет замечательно
шел Кармен, и Николай Герасимович, сидя в углу
вагона, не отрывал от нее глаз, и почти не заметил, как поезд подкатил
к Сан-Себастиано.
Навернула машина на колеса, сколько ей верст до Питера полагается, — и стоп. Вышел родитель из
вагона, бороду рукой обмел, да так, не пивши, не евши,
к военному министру и попер. Дорогу не по вехам искать: прямо от вокзалу разворот до Главного штабу
идет, пьяный не собьется.
Бася и Марк проводили ее до трамвайной остановки, дождались, пока подошел
вагон, и потом, Нинка видела,
пошли, тесно прижавшись, по направлению
к Васиной квартире. Стало почему-то одиноко.
Идут по шоссе и проселкам, ползут на автомобилях, едут по железным дорогам в набитых
вагонах, залетают вперед на аэропланах и бросают бомбы, перескакивают от кочки
к кочке, прячутся за бугорками, выглядывают, перебегают еще на шаг, еще на версту ближе ко мне, скалятся, ляскают зубами, волокут ножи и пушки, прицеливаются, видят вдали дом и поскорее зажигают его — и все
идут, все
идут!
Пассажиры обеспокоились и
посылают к незнакомцу депутата с вежливой просьбой удалить проклятый «трах-тарарах» из
вагона.