Неточные совпадения
— Мысль, что «сознание определяется бытием», — вреднейшая мысль, она ставит
человека в
позицию механического приемника впечатлений бытия и не может объяснить, какой же силой покорный раб действительности преображает ее? А ведь действительность никогда не была — и не будет! — лучше
человека, он же всегда был и будет не удовлетворен ею.
Часы осенних вечеров и ночей наедине с самим собою, в безмолвной беседе с бумагой, которая покорно принимала на себя все и всякие слова, эти часы очень поднимали Самгина в его глазах. Он уже начинал думать, что из всех
людей, знакомых ему, самую удобную и умную
позицию в жизни избрал смешной, рыжий Томилин.
— В деревне я чувствовала, что, хотя делаю работу объективно необходимую, но не нужную моему хозяину и он терпит меня, только как ворону на огороде. Мой хозяин безграмотный, но по-своему умный мужик, очень хороший актер и
человек, который чувствует себя первейшим, самым необходимым работником на земле. В то же время он догадывается, что поставлен в ложную, унизительную
позицию слуги всех господ. Науке, которую я вколачиваю в головы его детей, он не верит: он вообще неверующий…
Для Самгина это была встреча не из тех, которые радуют, да и вообще он не знал таких встреч, которые радовали бы. Однако в этот час он определенно почувствовал, что, когда встречи с людями будили в нем что-то похожее на зависть, на обиду пред легкостью, с которой
люди изменяли свои
позиции, свои системы фраз, — это было его ошибкой.
«Осенние листья», — мысленно повторял Клим, наблюдая непонятных ему
людей и находя, что они сдвинуты чем-то со своих естественных
позиций. Каждый из них, для того чтоб быть более ясным, требовал каких-то добавлений, исправлений. И таких
людей мелькало пред ним все больше. Становилось совершенно нестерпимо топтаться в хороводе излишне и утомительно умных.
«Все — было, все — сказано». И всегда будет жить на земле
человек, которому тяжело и скучно среди бесконечных повторений одного и того же. Мысль о трагической
позиции этого
человека заключала в себе столько же печали, сколько гордости, и Самгин подумал, что, вероятно, Марине эта гордость знакома. Было уже около полудня, зной становился тяжелее, пыль — горячей, на востоке клубились темные тучи, напоминая горящий стог сена.
Кончив свое дело, Хиония Алексеевна заняла наблюдательную
позицию.
Человек Привалова, довольно мрачный субъект, с недовольным и глупым лицом (его звали Ипатом), перевез вещи барина на извозчике. Хиония Алексеевна, Матрешка и даже сам Виктор Николаевич, затаив дыхание, следили из-за косяков за каждым движением Ипата, пока он таскал барские чемоданы.
Люди, заведомо презренные, лицемеры, глупцы, воры, грабители-пропойцы, проявляли такую нахальную живучесть и так укрепились в своих
позициях, что, казалось, вокруг происходит нечто сказочное.
С
позиции нас отправили в секрет
человек пять.
— Вот это Хуцубани… там турки пока сидят, господствующие
позиции, мы раз в июне ее заняли, да нас оттуда опять выгнали, а рядом с ним, полевее, вот эта лесная гора в виде сахарной головы называется «Охотничий курган», его нашли охотники-пластуны,
человек двадцать, ночью отбили у турок без выстрела, всех перерезали и заняли…
Нельзя отказать
человеку в праве отстаивать себя; напротив того, должно всегда ожидать, что если он, в минуту внезапного нападения, и не сумел выдержать напор, то впоследствии все-таки не упустит ни одного случая, чтоб занять утраченные
позиции.
Артур Бенни стал в такую
позицию, что к нему даже не дозволялось питать самые позволительные чувства дружества по простым побуждениям, а, дружась с ним,
человек непременно должен был попадать в подозрение или в революционерстве, или в шпионстве, или же и в том и в другом вместе и разом, по пословице: «гуртом выгодней».
К местности не умеем применяться, снаряды не подходят к калибрам орудий,
люди на
позициях по четверо суток не едят.
Захар. Ах, Полина, это все пустяки!.. Он очень разумно судит… да! Дело в том, что в моих отношениях с рабочими я выбрал шаткую
позицию… в этом надо сознаться. Вечером, когда я говорил с ними… о, Полина, эти
люди слишком враждебно настроены…
Смерть мужа, взятого точно напрокат и поставленного невесть на какую
позицию, уязвила сердце тети сознанием своего греха перед этим
человеком, который был принесен ею в жертву самым эгоистическим соображениям весьма ничтожного свойства. Он, живой
человек, пришедший в мир, чтобы свободно исполнить на земле какое-то свое назначение, был обращен ею в метелку, которою она замахнула сорный след своего колоброда, и потом смыла его с рук и сбросила в Терек…
A те многие разы, что ловкие и проворные солдатики-дети подкрадывались и подползали к самым неприятельским
позициям, там, где трудно было бы пробраться вполне взрослому
человеку, — приносили незаменимые, драгоценные сведения о расположении врага своему начальству.
Он понял, что голова Павла Павловича кипела теперь заботами о предстоящем бое, работала над всевозможными комбинациями, как лучше и при том жалея
людей выбить неприятеля из его
позиций.
Еще задолго до наступления сумерек, Павел Павлович вызвал охотников разыскать такую удобную
позицию. Вызвалась, как один
человек, вся рота. Вызвались вместе с ней и двое ротных «детей», юные разведчики Корелин и Агарин. И опять Павел Павлович решил командировать на разведку «детей», повторяя себе чуть ли не в сотый раз, что там, где трудно было бы пробраться взрослому
человеку, может незаметно проскользнуть подросток.
— Черт ее, очень миндальничаем в этом вопросе. Истинно великие
люди нисколько тут не стеснялись и совсем не связывали себя всякими общностями идеалов и миросозерцании. Просто жили вовсю и брали женщин, какие нравились. Юлий Цезарь, Наполеон, Гарибальди? Лассаль. Если б ты меня не разозлил, я бы сдал тебе большинство своих
позиций.
Однако приезжала она однажды в Россию и раньше, до своего легального возвращения. Было это зимою 1899–1900 г. Целью ее поездки было установить непосредственную связь с работавшими в России социал-демократами, лично ознакомиться с их настроениями и взглядами и выяснить им
позицию группы «Освобождение труда» в возникших за границею конфликтах. Жила она, конечно, по подложному паспорту, и только несколько
человек во всем Петербурге знали, кто она. В это время я с нею и познакомился.
Были
люди, которые пришли сюда спозаранка с провизией в карманах и крепко заняли все наилучшие
позиции.
— Зачем, — продолжал оратор, — нам все эти прозвища перебирать, господа?.. Славянофилы, например, западники, что ли, там… Все это одни слова. А нам надо дело… Не кличка творит
человека!.. И будто нельзя почтенному гражданину занимать свою
позицию? Будто ему кличка доставляет ход и уважение?.. Надо это бросить… Жалуются все: рук нет, голов нет, способных
людей и благонамеренных. Мудрено ли это?.. Потому, господа, что боятся самих себя… Все в кабалу к другим идут!..
Вечером привезли с
позиции 15 раненых дагестанцев. Это были первые раненые, которых мы принимали. В бурках и алых башлыках, они сидели и лежали с смотрящими исподлобья, горящими черными глазами. И среди наполнявших приемную больных солдат, — серых, скучных и унылых, — ярким, тянущим к себе пятном выделялась эта кучка окровавленных
людей, обвеянных воздухом боя и опасности.
Шел солдат на станцию, с побывки на
позицию возвращался. У опушки поселок вилами раздвоился: ни столба, ни надписи, — мужичкам это без надобности. Куда, однако, направление держать? Вправо аль влево? Видит, под сосной избушка притулилась, сруб обомшелый, соломенный козырек набекрень, в оконце, словно бельмо, дерюга торчит. Ступил солдат на крыльцо, кольцом брякнул: ни
человек не откликнулся, ни собака не взлаяла.
Сначала ими посылаются китайцы, которые обшаривают по кустам и затем доносят японцам, которые высылают несколько
человек разведчиков и, уже только убедившись, что
позиция свободна, двигаются к ней и занимают её всем отрядом.
Неудача 8 июля, при которой русские потеряли несколько тысяч
человек, не послужила ни уроком, ни предостережением, и отчаянно смелая попытка снова одним натиском выбить значительно превосходящие силы из
позиции, поставленной в лучшие условия защиты, при скорострельном оружии, повела еще к большим потерям 18 июля.
«Кавалерия в настоящую войну, — начал он, — несёт тяжёлую службу… Она везде на передовых
позициях и в силу этого ежедневно терпит, хотя и незначительную, но постоянную убыль в
людях убитыми или ранеными… Она же подвергается всевозможным ухищрениям японцев… Не так давно был, например, следующий случай. Стоит на посту ночью казак и видит близ него кто-то ползёт…
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre) [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч
людей и которое французы считали важнейшим пунктом
позиции.
— А мне говорили военные
люди, — сказал Пьер, — что в городе никак нельзя сражаться и что
позиция…
Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что высшим по положению русским
людям казалось почему-то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в
позицию en quarte или en tierce, сделать искусное выпадение в prime [Четвертую, третью, первую.] и т. д., — дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупою простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло всё нашествие.
Для тех
людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком-то и таком-то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так-то и так-то, почему он не занял
позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставив Москву и т. д.
— Опять-таки, полковник, — говорил генерал, — не могу я, однако, оставить половину
людей в лесу. Я вас прошу, я вас прошу, — повторил он, — занять
позицию и приготовиться к атаке.