Неточные совпадения
Испуганный тем отчаянным выражением,
с которым были сказаны эти слова, он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается одно — не обращать внимания», и он стал собираться
ехать в город и опять к
матери, от которой надо было получить подпись на доверенности.
Старуха княгиня Марья Борисовна, крестная
мать Кити, всегда очень ее любившая, пожелала непременно видеть ее. Кити, никуда по своему положению не ездившая,
поехала с отцом к почтенной старухе и встретила у ней Вронского.
— Я
ехала вчера
с матерью Вронского, — продолжала она, — и
мать не умолкая говорила мне про него; это ее любимец; я знаю, как
матери пристрастны, но..
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. На
мать свою он не надеялся. Он знал, что
мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену брата. Ему казалось, что она не бросит камня и
с простотой и решительностью
поедет к Анне и примет ее.
Я стал смотреть кругом: на волнующиеся поля спелой ржи, на темный пар, на котором кое-где виднелись соха, мужик, лошадь
с жеребенком, на верстовые столбы, заглянул даже на козлы, чтобы узнать, какой ямщик
с нами
едет; и еще лицо мое не просохло от слез, как мысли мои были далеко от
матери,
с которой я расстался, может быть, навсегда.
Лонгрен
поехал в город, взял расчет, простился
с товарищами и стал растить маленькую Ассоль. Пока девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке
мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперь он будет сам все делать для девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на маленьком существе.
«Напрасно я уступил настояниям
матери и Варавки, напрасно
поехал в этот задыхающийся город, — подумал Клим
с раздражением на себя. — Может быть, в советах
матери скрыто желание не допускать меня жить в одном городе
с Лидией? Если так — это глупо; они отдали Лидию в руки Макарова».
— Судостроитель, мокшаны строю, тихвинки и вообще всякую мелкую посуду речную. Очень прошу прощения: жена
поехала к родителям, как раз в Песочное, куда и нам завтра
ехать. Она у меня — вторая, только весной женился.
С матерью поехала с моей, со свекровью, значит. Один сын — на войну взят писарем, другой — тут помогает мне. Зять, учитель бывший, сидел в винопольке — его тоже на войну, ну и дочь
с ним, сестрой, в Кресте Красном. Закрыли винопольку. А говорят — от нее казна полтора миллиарда дохода имела?
Мать, встретив его торопливыми ласками, тотчас же, вместе
с нарядной Спивак, уехала, объяснив, что
едет приглашать губернатора на молебен по случаю открытия школы.
С кладбища Клим
ехал в карете
с матерью и Спивак;
мать устало и зачем-то в нос жаловалась...
В костюме сестры милосердия она показалась Самгину жалостно постаревшей. Серая, худая, она все встряхивала головой, забывая, должно быть, что буйная шапка ее волос связана чепчиком, отчего голова, на длинном теле ее, казалась уродливо большой. Торопливо рассказав, что она
едет с двумя родственниками мужа в имение его
матери вывозить оттуда какие-то ценные вещи, она воскликнула...
Но раньше чем они успели кончить завтрак, явился Игорь Туробоев, бледный,
с синевой под глазами, корректно расшаркался пред
матерью Клима, поцеловал ей руку и, остановясь пред Варавкой, очень звонко объявил, что он любит Лиду, не может
ехать в Петербург и просит Варавку…
Андрей подъехал к ней, соскочил
с лошади, обнял старуху, потом хотел было
ехать — и вдруг заплакал, пока она крестила и целовала его. В ее горячих словах послышался ему будто голос
матери, возник на минуту ее нежный образ.
Недели через полторы Марфенька вернулась
с женихом и
с его
матерью из-за Волги, еще веселее, счастливее и здоровее, нежели
поехала. Оба успели пополнеть. Оба привезли было свой смех, живость, шум, беготню, веселые разговоры.
Она звала его домой, говорила, что она воротилась, что «без него скучно», Малиновка опустела, все повесили нос, что Марфенька собирается
ехать гостить за Волгу, к
матери своего жениха, тотчас после дня своего рождения, который будет на следующей неделе, что бабушка останется одна и пропадет
с тоски, если он не принесет этой жертвы… и бабушке, и ей…
— Да, вот теперь
едет в Сибирь
с матерью.
Несколько раз похвалив детей и тем хотя отчасти удовлетворив
мать, жадно впитывающую в себя эти похвалы, он вышел за ней в гостиную, где англичанин уже дожидался его, чтобы вместе, как они уговорились,
ехать в тюрьму. Простившись со старыми и молодыми хозяевами, Нехлюдов вышел вместе
с англичанином на крыльцо генеральского дома.
Рагожинские приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и девочка, — и остановились в лучшем номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же
поехала на старую квартиру
матери, но, не найдя там брата и узнав от Аграфены Петровны, что он переехал в меблированные комнаты,
поехала туда. Грязный служитель, встретив ее в темном,
с тяжелым запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что князя нет дома.
Nicolas Веревкин согласился
ехать в Петербург
с большим удовольствием, — раз, затем чтобы добраться наконец до тех злачных мест, где зимуют настоящие
матерые раки, а затем — ему хотелось немного встряхнуть свою засидевшуюся в провинциальной глуши натуру.
Но этого еще мало: в письме этом, писанном
с дороги, из Екатеринбурга, Вася уведомлял свою
мать, что
едет сам в Россию, возвращается
с одним чиновником и что недели чрез три по получении письма сего «он надеется обнять свою
мать».
Когда Марья Алексевна, услышав, что дочь отправляется по дороге к Невскому, сказала, что идет вместе
с нею, Верочка вернулась в свою комнату и взяла письмо: ей показалось, что лучше, честнее будет, если она сама в лицо скажет
матери — ведь драться на улице
мать не станет же? только надобно, когда будешь говорить, несколько подальше от нее остановиться, поскорее садиться на извозчика и
ехать, чтоб она не успела схватить за рукав.
— Неужели, — сказал я ему, — когда вы шли сюда, вы могли хоть одну секунду предполагать, что я
поеду? Забудьте, что вы консул, и рассудите сами. Именье мое секвестровано, капитал моей
матери был задержан, и все это не спрашивая меня, хочу ли я возвратиться. Могу ли же я после этого
ехать, не сойдя
с ума?
Мы предложили ему оставить школу и перейти в дом моей
матери,
с тем чтобы
ехать с ней в Италию.
После 13 июня 1849 года префект полиции Ребильо что-то донес на меня; вероятно, вследствие его доноса и были взяты петербургским правительством странные меры против моего именья. Они-то, как я сказал, заставили меня
ехать с моей
матерью в Париж.
Чуть свет являлись на толкучку торговки, барахольщики первой категории и скупщики из «Шилова дома», а из желающих продать — столичная беднота: лишившиеся места чиновники приносили последнюю шинелишку
с собачьим воротником, бедный студент продавал сюртук, чтобы заплатить за угол, из которого его гонят на улицу, голодная
мать, продающая одеяльце и подушку своего ребенка, и жена обанкротившегося купца, когда-то богатая, боязливо предлагала самовар, чтобы купить
еду сидящему в долговом отделении мужу.
Экзамены кончены. Предстоит два месяца свободы и поездка в Гарный Луг.
Мать с сестрами и старший брат
поедут через несколько дней на наемных лошадях, а за нами тремя пришлют «тройку» из Гарного Луга. Мы нетерпеливо ждем.
«Посмотрим!..» И вдруг распрямился старик,
Глаза его гневом сверкали:
«Одно повторяет твой глупый язык:
«
Поеду!» Сказать не пора ли,
Куда и зачем? Ты подумай сперва!
Не знаешь сама, что болтаешь!
Умеет ли думать твоя голова?
Врагами ты, что ли, считаешь
И
мать, и отца? Или глупы они…
Что споришь ты
с ними, как
с ровней?
Поглубже ты в сердце свое загляни,
Вперед посмотри хладнокровней...
— А ты откуда узнал, что он два
с половиной миллиона чистого капиталу оставил? — перебил черномазый, не удостоивая и в этот раз взглянуть на чиновника. — Ишь ведь! (мигнул он на него князю) и что только им от этого толку, что они прихвостнями тотчас же лезут? А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой
еду. Ни брат подлец, ни
мать ни денег, ни уведомления, — ничего не прислали! Как собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал.
— Ты вот что, Аграфенушка… гм… ты, значит,
с Енафой-то поосторожней, особливо насчет
еды. Как раз еще окормит чем ни на есть… Она эк-ту уж стравила одну слепую деушку из Мурмоса. Я ее вот так же на исправу привозил… По-нашему, по-скитскому, слепыми прозываются деушки, которые вроде тебя. А красивая была… Так в лесу и похоронили сердешную. Наши скитские
матери тоже всякие бывают… Чем
с тобою ласковее будет Енафа, тем больше ты ее опасайся. Змея она подколодная, пряменько сказать…
Домнушка на неделе завертывала проведать
мать раза три и непременно тащила
с собой какой-нибудь узелок
с разною господскою
едой: то кусок пирога, то телятины, то целую жареную рыбу, а иногда и шкалик сладкой наливки.
В Ярославле Якушкина
с матерью имела свидание
с мужем, который
едет перед нами.
Неленька прелесть — а он беда! Тоскливо, мрачно видеть сочетание полной жизни
с омертвением. Впрочем, вы их видели вместе, следовательно ощущали то же, что и я. Если также благополучно
ехали вперед, то должны уже быть почти в деревне его
матери. Там отдых.
— Нет, зачем же! Для чего тащить его из-под чистого неба в это гадкое болото! Лучше я к нему
поеду; мне самой хочется отдохнуть в своем старом домике. Поживу
с отцом, погощу у
матери Агнии, поставлю памятник на материной могиле…
Третьего дня злая-презлая я
поехала на бал
с матерью и
с Софи.
Бахарев
поехал к сестре.
Мать Агния
с большим вниманием и участием выслушала всю историю и глубоко вздохнула.
— Да Лиза
с матерью пошли квартирку тут одну посмотреть, а Соня сейчас только
поехала. Я думал, вы ее встретили.
Сначала я слышал, как говорила моя
мать, что не надо
ехать на бал к губернатору, и как соглашались
с нею другие, и потом вдруг все решили, что нельзя не
ехать.
Из рассказов их и разговоров
с другими я узнал, к большой моей радости, что доктор Деобольт не нашел никакой чахотки у моей
матери, но зато нашел другие важные болезни, от которых и начал было лечить ее; что лекарства ей очень помогли сначала, но что потом она стала очень тосковать о детях и доктор принужден был ее отпустить; что он дал ей лекарств на всю зиму, а весною приказал пить кумыс, и что для этого мы
поедем в какую-то прекрасную деревню, и что мы
с отцом и Евсеичем будем там удить рыбку.
Только помещались уже не так:
с матерью вместе сидела кормилица
с нашим маленьким братцем, а мы
с сестрицей и Парашей
ехали в какой-то коляске на пазах, которая вся дребезжала и бренчала, что нас очень забавляло.
Тут я узнал, что дедушка приходил к нам перед обедом и, увидя, как в самом деле больна моя
мать, очень сожалел об ней и советовал
ехать немедленно в Оренбург, хотя прежде, что было мне известно из разговоров отца
с матерью, он называл эту поездку причудами и пустою тратою денег, потому что не верил докторам.
Мать с бабушкой сидели на крыльце, и мы
поехали в совершенной тишине; все молчали, но только съехали со двора, как на всех экипажах начался веселый говор, превратившийся потом в громкую болтовню и хохот; когда же отъехали от дому
с версту, девушки и женщины запели песни, и сама тетушка им подтягивала.
Я подумал, что
мать ни за что меня не отпустит, и так, только для пробы, спросил весьма нетвердым голосом: «Не позволите ли, маменька, и мне
поехать за груздями?» К удивлению моему,
мать сейчас согласилась и выразительным голосом сказала мне: «Только
с тем, чтоб ты в лесу ни на шаг не отставал от отца, а то, пожалуй, как займутся груздями, то тебя потеряют».
Мать не уговаривала тетушку
ехать с нами и при мне сказала отцу, что сестрице будет там несвободно и скучно.
Я вспомнил, как сам просил еще в Уфе мою
мать ехать поскорее лечиться; но слова, слышанные мною в прошедшую ночь: «Я умру
с тоски, никакой доктор мне не поможет», — поколебали во мне уверенность, что
мать воротится из Оренбурга здоровою.
Я думал, что мы уж никогда не
поедем, как вдруг, о счастливый день!
мать сказала мне, что мы
едем завтра. Я чуть не сошел
с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был
с нами.
Видя
мать бледною, худою и слабою, я желал только одного, чтоб она
ехала поскорее к доктору; но как только я или оставался один, или хотя и
с другими, но не видал перед собою
матери, тоска от приближающейся разлуки и страх остаться
с дедушкой, бабушкой и тетушкой, которые не были так ласковы к нам, как мне хотелось, не любили или так мало любили нас, что мое сердце к ним не лежало, овладевали мной, и мое воображение, развитое не по летам, вдруг представляло мне такие страшные картины, что я бросал все, чем тогда занимался: книжки, камешки, оставлял даже гулянье по саду и прибегал к
матери, как безумный, в тоске и страхе.
Не имея полной доверенности к искусству уфимских докторов,
мать решилась
ехать в Оренбург, чтоб посоветоваться там
с доктором Деобольтом, который славился во всем крае чудесными излечениями отчаянно больных.
Наконец раздался крик: «
Едут,
едут!» Бабушку поспешно перевели под руки в гостиную, потому что она уже плохо ходила, отец,
мать и тетка также отправились туда, а мы
с сестрицей и даже
с братцем, разумеется,
с дядькой, нянькой, кормилицей и со всею девичьей, заняли окна в тетушкиной и бабушкиной горницах, чтоб видеть, как подъедут гости и как станут вылезать из повозок.
Отец прибавил, что
поедет после обеда осмотреть все полевые работы, и приглашал
с собою мою
мать; но она решительно отказалась, сказав, что она не любит смотреть на них и что если он хочет, то может взять
с собой Сережу.
Когда
мать выглянула из окошка и увидала Багрово, я заметил, что глаза ее наполнились слезами и на лице выразилась грусть; хотя и прежде, вслушиваясь в разговоры отца
с матерью, я догадывался, что
мать не любит Багрова и что ей неприятно туда
ехать, но я оставлял эти слова без понимания и даже без внимания и только в эту минуту понял, что есть какие-нибудь важные причины, которые огорчают мою
мать.