Неточные совпадения
В тот же день, но уже вечером, часу в седьмом, Раскольников
подходил к квартире матери и
сестры своей, —
к той самой квартире в доме Бакалеева, где устроил их Разумихин.
Он внимательно и с напряжением посмотрел на
сестру, но не расслышал или даже не понял ее слов. Потом, в глубокой задумчивости, встал,
подошел к матери, поцеловал ее, воротился на место и сел.
Катя слегка присела, поместилась возле
сестры и принялась разбирать цветы. Борзая собака, имя которой было Фифи,
подошла, махая хвостом, поочередно
к обоим гостям и ткнула каждого из них своим холодным носом в руку.
Однажды ему удалось подсмотреть, как Борис, стоя в углу, за сараем, безмолвно плакал, закрыв лицо руками, плакал так, что его шатало из стороны в сторону, а плечи его дрожали, точно у слезоточивой Вари Сомовой, которая жила безмолвно и как тень своей бойкой
сестры. Клим хотел
подойти к Варавке, но не решился, да и приятно было видеть, что Борис плачет, полезно узнать, что роль обиженного не так уж завидна, как это казалось.
Ставни окон были прикрыты, стекла — занавешены, но жена писателя все-таки изредка
подходила к окнам и, приподняв занавеску, смотрела в черный квадрат! А
сестра ее выбегала на двор, выглядывала за ворота, на улицу, и Клим слышал, как она, вполголоса, успокоительно сказала
сестре...
— Злой работник, а? — спросил Косарев,
подходя к Самгину. — Еще теперь его чахотка ест, а раньше он был — не ходи мимо! Баба,
сестра его, дурочкой родилась.
— А что, в самом деле, можно! — отвечал Мухояров задумчиво. — Ты неглуп на выдумки, только в дело не годишься, и Затертый тоже. Да я найду, постой! — говорил он, оживляясь. — Я им дам! Я кухарку свою на кухню
к сестре подошлю: она подружится с Анисьей, все выведает, а там… Выпьем, кум!
Он
подошел к ней. Брови у ней сдвинулись немного; она с недоумением посмотрела на него минуту, потом узнала: брови раздвинулись и легли симметрично, глаза блеснули светом тихой, не стремительной, но глубокой радости. Всякий брат был бы счастлив, если б ему так обрадовалась любимая
сестра.
Андрей Макарович, — начал мямлить молодой человек,
подходя ко мне с необыкновенно развязным видом и захватив мою руку, которую я не в состоянии был отнять, — во всем виноват мой Степан; он так глупо тогда доложил, что я принял вас за другого — это в Москве, — пояснил он
сестре, — потом я стремился
к вам изо всей силы, чтоб разыскать и разъяснить, но заболел, вот спросите ее…
Когда брательники Гущины
подошли к своему двору, около него уже толпился народ. Конечно, сейчас же началось жестокое избиение расстервенившимися брательниками своих жен: Спирька таскал за волосы по всему двору несчастную Парасковью, середняк «утюжил» свою жену, третий брательник «колышматил» свою, а меньшак смотрел и учился. Заступничество Таисьи не спасло баб, а только еще больше разозлило брательников, искавших
сестру по всему дому.
Старик не взглянул на нее и ничего не ответил. Лиза
подошла к двери материной комнаты;
сестра ее не пустила
к Ольге Сергеевне.
Я сейчас попросился гулять в сад вместе с
сестрой; мать позволила, приказав не
подходить к реке, чего именно я желал, потому что отец часто разговаривал со мной о своем любезном Бугуруслане и мне хотелось посмотреть на него поближе.
Поэтому, когда мне приходилось выходить, я прямо
подходил или
к сестре, или
к одной из некрасивых княжон и,
к несчастию, никогда не ошибался.
— Гм! Проводите их, — сказала она молодой
сестре, по-французски, — вот сюда, — а сама
подошла с фельдшером
к раненому.
Муза Николаевна в одной сорочке, надев только на босую ногу туфли, пошла
к сестре, которую она нашла почти лежащей в объятиях Фадеевны и имеющей глаза закрытыми. Муза Николаевна осторожно
подошла к ней.
Началось прощание; первые поцеловались обе
сестры; Муза, сама не пожелавшая, как мы знаем, ехать с
сестрой к матери, не выдержала, наконец, и заплакала; но что я говорю: заплакала! — она зарыдала на всю залу, так что две горничные кинулись поддержать ее; заплакала также и Сусанна, заплакали и горничные; даже повар прослезился и,
подойдя к барышням, поцеловал руку не у отъезжающей Сусанны, а у Музы; старушка-монахиня неожиданно вдруг отмахнула скрывавшую ее дверь и начала всех благословлять обеими руками, как — видала она — делает это архиерей.
— Прощай,
сестра! — сказала наконец,
подойдя к ней, Даша.
И
сестра тоже жила своею особою жизнью, которую тщательно скрывала от меня. Она часто шепталась с Машей. Когда я
подходил к ней, она вся сжималась, и взгляд ее становился виноватым, умоляющим; очевидно, в ее душе происходило что-то такое, чего она боялась или стыдилась. Чтобы как-нибудь не встретиться в саду или не остаться со мною вдвоем, она все время держалась около Маши, и мне приходилось говорить с нею редко, только за обедом.
Она и
сестра подошли к Ажогиной и минуты две шептались с нею, поглядывая на меня. Они советовались о чем-то.
Как-то вечером я тихо шел садом, возвращаясь с постройки. Уже начинало темнеть. Не замечая меня, не слыша моих шагов,
сестра ходила около старой, широкой яблони, совершенно бесшумно, точно привидение. Она была в черном и ходила быстро, все по одной линии, взад и вперед, глядя в землю. Упало с дерева яблоко, она вздрогнула от шума, остановилась и прижала руки
к вискам. В это самое время я
подошел к ней.
—
Подойди,
подойди к ней, — говорила мне
сестра.
Должно бы быть то, что, когда в общество
к моей
сестре, дочери вступит такой господин, я, зная его жизнь, должен
подойти к нему, отозвать в сторону и тихо сказать: «голубчик, ведь я знаю, как ты живешь, как проводишь ночи и с кем.
— Ну что, страстные голубки, наговорились, что ль? — закричал Ижорской,
подойдя к ним вместе с своей
сестрой и Ильменевым. — Что, Прохор Кондратьевич, ухмыляешься? Небось, любуешься на жениха и невесту? То-то же! А что, чай, и ты в старину гулял этак по саду с твоей теперешней супругою?
— Совершенно верно, — с вызовом откликнулся Галуэй, вставая и
подходя к Гануверу. — Кто, например, объяснит мне кое-что непонятное в деле моей
сестры, Дигэ Альвавиз? Знает ли эта девушка?
Тяжко было Вадиму смотреть на них, он вскочил и пошел
к другой кибитке: она была совершенно раскрыта, и в ней были две девушки, две старшие дочери несчастного боярина. Первая сидела и поддерживала голову
сестры, которая лежала у ней на коленах; их волосы были растрепаны, перси обнажены, одежды изорваны… толпа веселых казаков осыпала их обидными похвалами, обидными насмешками… они однако не смели
подойти к старику: его строгий, пронзительный взор поражал их дикие сердца непонятным страхом.
Две молодых бабенки, одетых совершенно одинаково, как две
сестры, в простенькие ситцевые сарафаны и в розовые платочки, подали самовар, чайную посуду и кренделей; они держали себя чрезвычайно скромно и,
подходя к столу, опускали глаза.
— Вот тебе и Паша!
Подойди к матери-то, приласкайся, — говорила Перепетуя Петровна, усевшаяся на кровати рядом с
сестрою.
В половине кадрили Павел, наконец, взглянув на
сестру и увидев, что она танцует с Бахтиаровым, тотчас встал, быстро
подошел к танцующим и сел невдалеке от них.
Масуров всю ночь не спал, а поутру послал сказать Павлу, который тотчас же пришел
к сестре. Михайло Николаич дня три сидел дома, хоть и видно было, что ему очень становилось скучно: он беспрестанно
подходил к жене.
Павел хотел было отказаться, но ему жаль стало
сестры, и он снова сел на прежнее место. Через несколько минут в комнату вошел с нянькой старший сын Лизаветы Васильевны. Он, ни слова не говоря и только поглядывая искоса на незнакомое ему лицо Павла,
подошел к матери и положил
к ней головку на колени. Лизавета Васильевна взяла его
к себе на руки и начала целовать. Павел любовался племянником и, кажется, забыл неприятное впечатление, произведенное на него зятем: ребенок был действительно хорош собою.
Софья начала ноктюрн. Она играла довольно плохо, но с чувством.
Сестра ее играла одни только польки и вальсы, и то редко.
Подойдет, бывало, своей ленивой походкой
к роялю, сядет, спустит бурнус с плеч на локти (я не видал ее без бурнуса), заиграет громко одну польку, не кончит, начнет другую, потом вдруг вздохнет, встанет и отправится опять
к окну. Странное существо была эта Варвара!
Наконец в конце аллеи со стороны дома замелькали платья.
Сестра быстро вела за руку Фруму, которая оглядывалась с некоторым недоумением. Ее круглые детские глаза, когда они
подошли к нам, были как-то трогательно испуганы и беспомощны.
Когда мы вышли в сад, некоторое время в нашем маленьком обществе господствовала натянутость. Маня нашлась скорее: она
подошла к клумбе и стала любоваться цветами… У них при квартире не было цветов. Как они называются?
Сестра стала называть цветы. «Отец очень любит цветы, и вот эти — его любимые. Он сам за ними ухаживает, когда свободен…» Разговор завязался. Гостья наклонялась
к цветам, как маленькая принцесса.
Сестра спрыгнула с постели и, накинув на себя одеяло,
подошла к брату. Гимназисты проснулись.
Таня сама начала тревожиться. Она
подошла к старшей
сестре и сказала вполголоса...
Вот впереди других идет сухопарая невысокого роста старушка с умным лицом и добродушным взором живых голубых глаз. Опираясь на посох, идет она не скоро, но споро, твердой, легкой поступью и оставляет за собой ряды дорожных скитниц. Бодрую старицу сопровождают четыре иноки́ни, такие же, как и она, постные, такие же степенные. Молодых с ними не было, да очень молодых в их скиту и не держали… То была шарпанская игуменья, мать Августа, с
сестрами. Обогнав ряды келейниц,
подошла к ней Фленушка.
И Васёнку схоронили, а на Аграфену не сердились, и даже, когда
подходил Васёнке девятый день, Аграфене велели выдать полпуда муки на блины и приказали дать ей лошадь, чтобы она могла поехать с сыном своим, девятилетним Егоркою, на кладбище; но Аграфена муку взяла и отнесла ее на деревню
к сестре, а на лошади не поехала, а пошла с Егоркою пешком, хотя день был прескверный: холод и метель.
— Да, Израэл не лжет! Я готова подтвердить это клятвой! — пылко воскликнула зеленоглазая девочка, тряхнув густыми стрижеными кудрями. — Вы сидели у второго стола, когда она
подошла к вам, и читали газету. Израэл спросила: «Могу я навестить свою
сестру?» Вы ответили: «Ступайте!» Ей Богу же, это правда. Честное слово!
— Неправда! — вырвались переполнявшие меня злоба, гнев и страдание. — Я никогда еще не лгала — за всю мою жизнь, мадемуазель! Слышите ли! Ни-ког-да! Передник я сниму. Но я очень жалею, что не могу доказать, что лгунья — не я, так как никто не видел и не слышал, как я
подходила к вам после обеда в столовой и отпросилась
к сестре.
Здесь, у Патапа Максимыча, и места мне не было,
сестра не велела и
к дому близко
подходить.
Сестра и брат
подошли к двери: Лара как бы что-то предчувствовала и, остановясь, спросила...
У Токарева вдруг мелькнула мысль, — как удивительно
подходят эта ночь и нынешнее состояние Сергея
к тому, что Токарев уж несколько дней собирался сделать: да, Сергей должен узнать настоящую причину смерти
сестры!
Павла Захаровна не договорила и махнула рукой.
Сестра ее поняла намек, и ей стало жаль Санечку — как бы Павла чего-нибудь не"бацнула"по своей ехидности. Она грузно поднялась,
подошла к ней, обняла ее и начала гладить по головке.
Думаю, что главное русло русской культурной жизни, когда время
подошло к 60-м годам, было полно молодыми женщинами или зрелыми девушками этого именно этическо-социального типа. История показала, что они, как
сестры, жены и потом матери двух поколений, не помешали русскому обществу идти вперед.
Мы причащались.
Подошла к причастию молодая Дама в белом платье с большим квадратным вырезом на груди.
Сестра Юля с удивлением мне прошептала...
— Подумай, Виця, как тут нужно быть осторожным, как нужно бережно и благоговейно
подходить к вере маленьких твоих
сестер и братьев. Вспомни, что сказал Христос: «Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в меня тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской». А ты так неосторожно начинаешь даже в их присутствии спорить на самые щекотливые религиозные темы.
К ручке Марфы Николаевны
подошел сын ее Митроша, или «Митрофан Саввич», как звала его
сестра, когда желала убедить его в том, что он «идиот» и «чучело».
— А ты все больна? —
подошел он
к сестре и нежно поцеловал ее руку.
Подойдите к падшей
сестре вашей твердо, перестрадайте ее позор, ее грязь, и вы отыщете эту искру всегда!..
— Ты, кажется, здесь стала первой наездницей! — сказала Надежда Сергеевна,
подойдя к раскрасневшейся от быстрой езды
сестре.