Неточные совпадения
Подошедши к бюро, он переглядел их еще раз и уложил, тоже чрезвычайно осторожно, в один из ящиков, где, верно, им суждено быть погребенными до тех пор, покамест отец Карп и отец Поликарп, два
священника его деревни, не погребут его самого,
к неописанной радости зятя и дочери, а может быть, и капитана, приписавшегося ему в родню.
Исповедь и причащение кончились. Катерина Ивановна снова
подошла к постели мужа.
Священник отступил и, уходя, обратился было сказать два слова в напутствие и утешение Катерине Ивановне.
Под ветлой стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый палец у его носа. По площади спешно шагал
к ветле
священник с крестом в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда
подошел поп, — Самгин увидал под ветлой парня в розовой рубахе и Макарова на коленях перед ним.
Старичок-священник, с опухшим желто-бледным лицом, в коричневой рясе с золотым крестом на груди и еще каким-то маленьким орденом, приколотым сбоку на рясе, медленно под рясой передвигая свои опухшие ноги,
подошел к аналою, стоящему под образом.
В нескольких верстах от Вяземы князя Голицына дожидался васильевский староста, верхом, на опушке леса, и провожал проселком. В селе, у господского дома,
к которому вела длинная липовая аллея, встречал
священник, его жена, причетники, дворовые, несколько крестьян и дурак Пронька, который один чувствовал человеческое достоинство, не снимал засаленной шляпы, улыбался, стоя несколько поодаль, и давал стречка, как только кто-нибудь из городских хотел
подойти к нему.
Возникал тяжелый вопрос: в
священнике для нас уже не было святыни, и обратить вынужденную исповедь в простую формальность вроде ответа на уроке не казалось трудным. Но как же быть с причастием?
К этому обряду мы относились хотя и не без сомнений, но с уважением, и нам было больно осквернить его ложью. Между тем не
подойти с другими — значило обратить внимание инспектора и надзирателей. Мы решили, однако, пойти на серьезный риск. Это была своеобразная дань недавней святыне…
Скоро прибыл вместе с дьячками и
священник, человек уже немолодой, с большой лысиной, и громко кашлянул в передней; дамы тотчас вереницей потянулись из кабинета и
подошли к нему под благословение; Лаврецкий молча им поклонился; и они ему поклонились молча.
Я спросил дежурного чиновника: «Кто это такой?» Он говорит: «Это единоверческий
священник!» Губернатор, как вышел, так сейчас же
подошел к нему, и он при мне же стал ему жаловаться именно на вас, что вы там послабляли, что ли, раскольникам… и какая-то становая собирала какие-то деньги для вас, — так что губернатор, видя, что тот что-то такое серьезное хочет ему донести, отвел его в сторону от меня и стал с ним потихоньку разговаривать.
Героем моим, между тем, овладел страх, что вдруг, когда он станет причащаться, его опалит небесный огонь, о котором столько говорилось в послеисповедных и передпричастных правилах; и когда, наконец, он
подошел к чаше и повторил за
священником: «Да будет мне сие не в суд и не в осуждение», — у него задрожали руки, ноги, задрожали даже голова и губы, которыми он принимал причастие; он едва имел силы проглотить данную ему каплю — и то тогда только, когда запил ее водой, затем поклонился в землю и стал горячо-горячо молиться, что бог допустил его принять крови и плоти господней!
— Откушать ко мне, — проговорил князь
священнику и дьякону,
подходя к кресту, на что тот и другой отвечали почтительными поклонами. Именины — был единственный день, в который он приглашал их
к себе обедать.
— Что, я умру? — спросил Козельцов у
священника, когда он
подошел к нему.
С окончанием обедни
к кресту
подошла прежде всех почтенная дама в турецкой шали, а вслед за нею почтамтские чиновники опять-таки почти подвели Сусанну, после которой
священник — через голову уже двоих или троих прихожан — протянул крест
к Егору Егорычу.
После прочтения приговора
к нему
подошел священник, который сначала что-то такое тихо говорил осужденному, наконец громко, так что все слышали, произнес: «Прощаю и разрешаю тя; да простит тебе и бог твое великое прегрешение, зане велико было покаяние твое».
К обеду, который, по обычаю, был подан сейчас, как пришли с похорон, были приглашены три
священника (в том числе отец благочинный) и дьякон. Дьячкам была устроена особая трапеза в прихожей. Арина Петровна и сироты вышли в дорожном платье, но Иудушка и тут сделал вид, что не замечает.
Подойдя к закуске, Порфирий Владимирыч попросил отца благочинного благословить яствие и питие, затем налил себе и духовным отцам по рюмке водки, умилился и произнес...
В это время
к беседующим
подошел сельский
священник и дружески поздоровался с продавцом картин.
— Милославским? — повторил
священник,
подойдя к Юрию.
В конце молебна, во время многолетия,
священник дал приложиться
к кресту старику и Алексею, но когда
подошла Юлия Сергеевна, он прикрыл крест рукой и сделал вид, что желает говорить. Замахали певчим, чтобы те замолчали.
— «Всегда держись так, как будто никого нет лучше тебя и нет никого хуже, — это будет верно! Дворянин и рыбак,
священник и солдат — одно тело, и ты такой же необходимый член его, как все другие. Никогда не
подходи к человеку, думая, что в нем больше дурного, чем хорошего, — думай, что хорошего больше в нем, — так это и будет! Люди дают то, что спрашивают у них».
К ней под дверь
подсылали приближенных слуг,
подходили и заводили с ней разговор и молодой барин и
священник отец Алексей; но Марфа Андревна никому не отвечала ни одного слова и только резким, сердитым постукиванием в дверь давала чувствовать, что она требует, чтобы ее оставили.
Священник тихо раздвинул детей и,
подойдя к дяде, молча благословил его рукою.
Помолилась я богу — прочитала, как еще в Мценске
священник учил от запаления ума: «Благого царя благая мати, пречистая и чистая», — и сняла с себя капотик, и
подхожу к ней в одной юбке, и говорю: «Послушай ты меня, Леканида Петровна!
Теперь говорили все разом, и ничего нельзя было разобрать. Ужин
подходил к концу. В недопитых рюмках и в тарелках с недоеденным лимонным желе торчали окурки. Гости наливались пивом и вином.
Священник разлил на скатерть красное вино и старался засыпать лужу солью, чтобы не было пятна, а хозяйка уговаривала его с милой улыбкой, кривившей правую половину ее рта вверх, а левую вниз...
В этот год Аллилуй по обыкновению объехал с просфорнею прихожан и собрал муки и променял ее у мельника на муку одинакового размола (так как из сборной муки разного поля и неровного размола печь неудобно, потому что она неровно закисает и трудно
подходит), а затем Аллилуева жена растворила в деже муку и ночью подбила тесто, которое всходило прекрасно, как следует, а еще после затопила печь и перед тем, как наступила пора разваливать тесто и «знаменать просвиры печатью», пошла звать учрежденную вдовицу, у которой была печать; но едва она вышла со своего двора, как увидала мужа, беспокойно бежавшего
к дому
священника, с лицом до неузнаваемости измененным от ужаса.
Священник встал и
подошел к старушке.
В щелку между двумя половинками ширмы видно, как дама
подходит к аналою и делает земной поклон, затем поднимается и, не глядя на
священника, в ожидании поникает головой.
Священник стоит спиной
к ширмам, а потому я вижу только его седые кудрявые волосы, цепочку от наперсного креста и широкую спину. А лица не видно. Вздохнув и не глядя на даму, он начинает говорить быстро, покачивая головой, то возвышая, то понижая свой шёпот. Дама слушает покорно, как виноватая, коротко отвечает и глядит в землю.
Мой враг робко
подходит к аналою, не сгибая колен, кланяется в землю, но, что дальше, я не вижу; от мысли, что сейчас после Митьки будет моя очередь, в глазах у меня начинают мешаться и расплываться предметы; оттопыренные уши Митьки растут и сливаются с темным затылком,
священник колеблется, пол кажется волнистым…
— Мамао, — решительно
подошла я
к священнику, снимавшему епитрахиль после молитвы у тела Юлико, — он пойдет прямо
к Богу?..
Между тем
священник встал, оправил рясу и,
подойдя к первой парте, положил на голову белокурой Крошки свою большую, белую руку.
— Успокойся, сын мой, — сразу понял
священник немую просьбу князя и
подошел к стоявшему неподвижно слесарю, — надеюсь, ты веришь своему духовному отцу… Я благословлю тебя…
Священник видит, что дело пошло далеко, не говоря ни слова, оставил коленопреклоненных крестьян, а сам вошел в дом, взял шляпу и,
подойдя к решившимся умирать в саду мужикам, сказал: «Пойдемте».
К Светлогубу
подошел худощавый, с длинными редкими волосами
священник в лиловой рясе, с одним небольшим золоченым крестом на груди и с другим большим серебряным крестом, который он держал в слабой, белой, жилистой, худой руке, выступавшей из черно-бархатного обшлага.
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют
священники, приложив три пальца
к козырьку,
подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Вслед за
священником, колебля доски помоста, быстрыми шагами
подошел к Светлогубу среднего возраста человек с покатыми плечами и мускулистыми руками, в пиджаке сверх русской рубахи.