Неточные совпадения
А ведь мы все-таки
джентльмены; то
есть, во всяком случае, прежде всего
джентльмены; это надо понимать-с.
— То
есть, говоря без аллегорий, к этой палке? — хладнокровно заметил Базаров. — Это совершенно справедливо. Вам нисколько не нужно оскорблять меня. Оно же и не совсем безопасно. Вы можете остаться
джентльменом… Принимаю ваш вызов тоже по-джентльменски.
На ее взгляд, во всей немецкой нации не
было и не могло
быть ни одного
джентльмена. Она в немецком характере не замечала никакой мягкости, деликатности, снисхождения, ничего того, что делает жизнь так приятною в хорошем свете, с чем можно обойти какое-нибудь правило, нарушить общий обычай, не подчиниться уставу.
—
Джентльмен есть такой барин, — определил Штольц, — который сам надевает чулки и сам же снимает с себя сапоги.
Но разговаривать
было некогда: на палубу вошло человек шесть гидальго, но не таких, каких я видел на балконах и еще на портретах Веласкеца и других; они
были столько же гидальго, сколько и
джентльмены: все во фраках, пальто и сюртуках, некоторые в белых куртках.
Наконец пора
было уходить. Сейоло подал нам руку и ласково кивнул головой. Я взял у него портрет и отдал жене его, делая ей знак, что оставляю его ей в подарок. Она, по-видимому,
была очень довольна, подала мне руку и с улыбкой кивала нам головой. И ему понравилось это. Он, от удовольствия, привстал и захохотал. Мы вышли и поблагодарили
джентльменов.
— Позволь, позволь, я тебя уличу: давеча у фонаря, когда ты вскинулся на Алешу и закричал ему: «Ты от него узнал! Почему ты узнал, что он ко мне ходит?» Это ведь ты про меня вспоминал. Стало
быть, одно маленькое мгновеньице ведь верил же, верил, что я действительно есмь, — мягко засмеялся
джентльмен.
Это
был какой-то господин или, лучше сказать, известного сорта русский
джентльмен, лет уже не молодых, «qui frisait la cinquantaine», [«под пятьдесят» (фр.).] как говорят французы, с не очень сильною проседью в темных, довольно длинных и густых еще волосах и в стриженой бородке клином.
Белье, длинный галстук в виде шарфа, все
было так, как и у всех шиковатых
джентльменов, но белье, если вглядеться ближе,
было грязновато, а широкий шарф очень потерт.
Такие приживальщики, складного характера
джентльмены, умеющие порассказать, составить партию в карты и решительно не любящие никаких поручений, если их им навязывают, — обыкновенно одиноки, или холостяки, или вдовцы, может
быть и имеющие детей, но дети их воспитываются всегда где-то далеко, у каких-нибудь теток, о которых
джентльмен никогда почти не упоминает в порядочном обществе, как бы несколько стыдясь такого родства.
Похоже
было на то, что
джентльмен принадлежит к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное общество, имевший когда-то связи и сохранивший их, пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые принимают его за уживчивый складный характер, да еще и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно посадить у себя за стол, хотя, конечно, на скромное место.
Подпольный человек восклицает: «Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего, среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь
джентльмен, с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливой физиономией, упрет руки в бок и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного раза ногой, прахом, единственно с той целью, чтобы все эти логарифмы отправились к черту и нам опять по своей глупой воле пожить!» У самого Достоевского
была двойственность.
Вихров молчал. Ему противно даже
было слушать этого господина, который с виду
был такой
джентльмен, так изящно и благородно держал себя, имел такие аристократические руки и одет
был почти столичным франтом.
Василий Иваныч выглядел
джентльменом: одет
был щеголевато, лицо имел чистое, матовое, доказывавшее, что периодическое омовение уже вошло в его привычки; напротив того, Павел Матвеич глядел замарашкой: одет
был неряшливо, в белье рыжеватого цвета, лицо имел пористое, покрытое противною маслянистою слизью, как у человека, который несколько суток сряду спал, лежа в тарантасе, на протухлой подушке.
Прозорова вытрезвил и притащил к Лаптеву не кто другой, как Прейн. Для чего он это делал —
было известно ему одному. Прозоров держал себя
джентльменом, точно он родился и вырос в обществе Прейна и Лаптева.
Он уже говорит о княжне без подобострастия, не называет ее „сиятельством“ и вообще ведет себя как
джентльмен, который, по крутогорской пословице, „сальных свеч не
ест, стеклом не закусывает“.
Он не изменит данному слову, потому что он —
джентльмен; он не позволит себе сомнительного поступка, потому что он —
джентльмен; он не ударит в лицо своего слугу, не заставит повара съесть попавшего в суп таракана, не возьмет в наложницы крепостную девицу, потому что он —
джентльмен; он приветливо примет бедного помещика-соседа, который явится с просьбой по делу, потому что он —
джентльмен. Вообще он не «замарает» себя… нет, никогда! Даже наедине сам с собой он
будет мыслить и чувствовать как
джентльмен.
Через десять минут Желтков вернулся. Глаза его блестели и
были глубоки, как будто наполнены непролитыми слезами. И видно
было, что он совсем забыл о светских приличиях, о том, кому где надо сидеть, и перестал держать себя
джентльменом. И опять с больной, нервной чуткостью это понял князь Шеин.
Напротив, это
был самый изящный
джентльмен из всех, которых мне когда-либо приходилось видеть, чрезвычайно хорошо одетый, державший себя так, как мог держать себя только господин, привыкший к самому утонченному благообразию.
Ей не нравился этот тон: в Петербурге она никогда не слышала от отца ничего подобного, наоборот, он
был истинный
джентльмен в обращении с «низшими».
Я думаю, что в этом ощущении
есть нечто такое, отчего у этих
джентльменов замирает сердце, сладко и больно вместе.
Отзывы
были весьма различны, но по мере того, как сведения становились многочисленнее и точнее, заключения ученых
джентльменов начинали вращаться в круге все более ограниченном.
Надо отдать справедливость этому газетному
джентльмену: первой его мыслью
было, что, может
быть, несчастный еще жив.
Шубин хотел заглянуть в лицо Берсеневу, но он отвернулся и вышел из-под липы. Шубин отправился вслед за ним, развалисто-грациозно переступая своими маленькими ножками. Берсенев двигался неуклюже, высоко поднимал на ходу плечи, вытягивал шею; а все-таки он казался более порядочным человеком, чем Шубин, более
джентльменом, сказали бы мы, если б это слово не
было у нас так опошлено.
— Это карнавал,
джентльмены, — повторил красный камзол. Он
был в экстазе. — Нигде нет — только у нас, по случаю столетия основания города. Поняли? Девушка недурна. Давайте ее сюда, она
споет и станцует. Бедняжка, как пылают ее глазенки! А что, вы не украли ее? Я вижу, что она намерена прокатиться.
Надо вам сказать, что Фрези
была обручена с одним
джентльменом, который года два уже служил в Индии и занимал важную должность.
Надо вам сказать, что, когда я раньше излагал эту знаменательную историю, Дэзи всячески старалась узнать, в какой должности
был жених-джентльмен, и если не спрашивает теперь…
Это
было судно-джентльмен.
Фрези Грант, хотя
была доброй девушкой, — вот, скажем, как наша Дэзи… Обратите внимание,
джентльмены, на ее лицо при этих моих словах. Так я говорю о Фрези. Ее все любили на корабле. Однако в ней сидел женский черт, и, если она что-нибудь задумывала, удержать ее являлось задачей.
Вот тут, как я поднялась за щеткой, вошли наверх Бутлер с
джентльменом и опять насчет Геза: «Дома ли он?» В сердцах я наговорила лишнее и прошу меня извинить, если не так сказала, только показала на дверь, а сама скорее ушла, потому что, думаю, если ты меня позвонишь, так знай же, что я не вертелась у двери, как собака, а
была по своим делам.
— Рад, — говорю, — очень с вами познакомиться, — и, поверьте, действительно
был рад. Такой мягкий человек, что хоть его к больной ране прикладывай, и особенно мне в нем понравилось, что хотя он с вида и похож на художника, но нет в нем ни этой семинарской застенчивости, ни маркерской развязности и вообще ничего лакейского, без чего художник у нас редко обходится. Это просто входит бедный
джентльмен, — в своем роде олицетворение благородной и спокойной гордости и нищеты рыцаря Ламанчского.
Зачем пугать? Я, Зоя Денисовна, человек порядочный.
Джентльмен, как говорится. И
будь я не я, если я не пойду и не донесу в Гепеу о том, что ты организуешь в своей уютной квартирке. Я, дорогая Зоя Денисовна, все слышал!
Выдающимися чертами нрава Якова
были чрезвычайная скромность и искренность: он от природы
был гораздо менее барин, чем
джентльмен.
Сам господин
был высокого роста; руки и ноги у него огромные, выражение лица неглупое и очень честное; как бы для вящей противоположности с бароном, который
был причесан и выбрит безукоризнейшим образом, господин этот носил довольно неряшливую бороду и вообще всей своей наружностью походил более на фермера, чем на
джентльмена, имеющего возможность носить такие дорогие пальто.
Будь вы сто раз
джентльменом и тайным советником, но если у вас
есть дочь, то вы ничем не гарантированы от того мещанства, которое часто вносят в ваш дом и в ваше настроение ухаживания, сватовство и свадьба.
Очень и очень недурно
было бы даже, если б ему, например, показалось, что и все эти остальные игроки, вся эта дрянь, дрожащая над гульденом, — совершенно такие же богачи и
джентльмены, как и он сам, и играют единственно для одного только, развлечения и забавы.
Мы несравненно способнее к наукообразному мышлению, нежели французы, и нам решительно невозможна мещански-филистерская жизнь немцев; в нас
есть что-то gentlemanlike [от
джентльмена (англ.).], чего именно нет у немцев, и на челе нашем проступает след величавой мысли, как-то не сосредоточивающейся на челе француза.
— Я к вам пришел, — заговорил Веретьев сиплым голосом, — извините меня, в таком виде… Мы там немного
выпили… Я желал вас успокоить. Я сказал себе: там лежит
джентльмен, которому, вероятно, не спится. Поможем ему. Внемлите: вы не деретесь завтра и можете спать…
—
Джентльмены! — орал Сигби, сам еще не решивший, кого он хочет. Каждый из нас мог бы
быть капитаном не хуже патентованных бородачей Ост-Индской компании, потому что — кто, в сущности, здесь матросы? Все более или менее знают море. Я, Дженнер и Жип — подшкиперы, Лауссон — бывший боцман флота, Энери служил лоцманом… у всех в мозгу мозоли от фордевиндов и галсов, а что касается храбрости, то, кажется, убиты все трусы! Ну, чего вам?
— Ну, что же, — начал повар, — вы, конечно, меня все хорошо знаете. К чему эта глупая комедия?
Будем объясняться начистоту. Я обокрал вас,
джентльмены, — в течение этих трех лет я нажил огромное состояние на пустых ящиках из-под риса и вываренных костях. Я еще и теперь продаю их акулам, из тех, что победнее, — три пенни за штуку —
будь я Иродом, если не так. Только вот беда: денег не платят.
— Очень вам благодарен за честь, которую вы оказываете мне и дочери, но позвольте мне поговорить с вами по-дружески.
Буду говорить с вами не как отец, а как
джентльмен с
джентльменом. Скажите, пожалуйста, что вам за охота так рано жениться? Это только мужики женятся рано, но там, известно, хамство, а вы-то с чего? Что за удовольствие в такие молодые годы надевать на себя кандалы?
Конечно, я предлагала деньги; но ведь надо
было, чтоб нашелся такой
джентльмен, который бы решился на такой подвиг.
— Si monsieur le desire, [Если вам, сударь, угодно (фр.).] — проговорил внезапно господин Пиношэ, остановившись перед дверью (из двух секундантов он
был, очевидно, самый бойкий на язык, и ему
было поручено вести переговоры — мосье Лекок только похрюкивал одобрительно), — si monsieur le desire, — повторил он (тут Вязовнину вспомнился мосье Галиси, его московский куафер, который часто употреблял эту фразу), — мы можем отрекомендовать одного из офицеров нашего полка — le lieutenant Barbichon, un garçon très devoue, [Лейтенанта Барбишона, очень преданного малого (фр.).] который, наверное, согласится оказать услугу «à un gentleman» [«
джентльмену» (англ.).] (господин Пиношэ выговорил это слово на французский лад: жантлеман) — вывести его из затруднения и, став вашим секундантом, примет ваши интересы к сердцу — prendpa à co eur vos interets.
Джентльмены знают, что у влюбленных
есть известное самолюбие…
— Ты молчишь, — продолжал, пытливо взглянув на него, Слопчицький, — ну, конечно, так! Молчание
есть знак согласия. А что ты мне скажешь, — вдруг полновесно и с торжествующей загадочностью заговорил он, — что скажешь ты мне, если бы, например, я, твой приятель, помог тебе обделать всю эту историю так, что и деньги завтра же у тебя в кармане
будут, и
джентльменом ты перед женой останешься?.. Ну-те, пане капитане, отвечайте мне!
— То
есть, попросту сказать, ты либо деликатничаешь некстати, либо не умеешь взяться за дело, — порешил пан грабя. — И притом, я понимаю, душа моя!.. Я очень хорошо понимаю тебя! Тебе хотелось бы прежде всего остаться в ее глазах и вообще выйти из этого дела
джентльменом. Не так ли?
Слопчицький снова начал метать с той особенной отчетливо-изящной грацией и хладнокровием, которые делали игру с его особой в высшей степени приятною. В нем сразу
был виден опытный, ловкий и светский игрок-джентльмен. Недаром же пан грабя в великосветском кругу показывал и фокусы порою…
— Нет, молодой
джентльмен, не супруга — я тогда еще не
был женат, — а превосходный китобойный барк «Нита», которым я командовал пятнадцать лет и в последний год купил у владельцев и стал полным собственником.
Видясь с нею после этого в течение нескольких дней в № 7 квартиры Кишенского, где
была семейная половина этого почтенного
джентльмена, Горданов убедился, что он сдает Висленева в такие ежовые рукавицы, что даже после того ему самому, Горданову, становилось знакомым чувство, близкое к состраданию, когда он смотрел на бодрого и не знавшего устали Висленева, который корпел над неустанною работой по разрушению «василетемновского направления», тогда как его самого уже затемнили и перетемнили.
Когда Я смотрю на этих
джентльменов и леди и припоминаю, что они
были такими еще при дворе Ашурбанипала и что все две тысячи лет сребреники Иуды продолжают приносить проценты, как и его поцелуй, — Мне становится скучным участвовать в старой и заезженной пьесе.