Неточные совпадения
— Ах, если б можно было
написать про вас, мужчин, все, что я знаю, — говорила она, щелкая вальцами, и в ее глазах вспыхивали зеленоватые искры. Бойкая, настроенная всегда оживленно, окутав свое тело подростка в яркий китайский шелк, она, мягким шариком, бесшумно каталась из комнаты в комнату, напевая
французские песенки, переставляя с места
на место медные и бронзовые позолоченные вещи, и стрекотала, как сорока, — страсть к блестящему у нее была тоже сорочья, да и сама она вся пестро блестела.
Она иногда читала, никогда не
писала, но говорила хорошо, впрочем, больше по-французски. Однако ж она тотчас заметила, что Обломов не совсем свободно владеет
французским языком, и со второго дня перешла
на русскую речь.
— Зачем тебе? Не хочешь ли
писать «Mystères de Petersbourg»? [«Петербургские тайны» (фр.). Здесь Штольц намекает
на многочисленные подражания роману «Парижские тайны»
французского писателя Э. Сю (1804–1857).]
Пожалуйста, не
пишите мне, что началась опера, что
на сцене появилась новая
французская пьеса, что открылось такое-то общественное увеселительное место: мне хочется забыть физиономию петербургского общества.
Они еще пуще обиделись и начали меня неприлично за это ругать, а я как раз,
на беду себе, чтобы поправить обстоятельства, тут и рассказал очень образованный анекдот про Пирона, как его не приняли во
французскую академию, а он, чтоб отмстить,
написал свою эпитафию для надгробного камня...
В. был лет десять старше нас и удивлял нас своими практическими заметками, своим знанием политических дел, своим
французским красноречием и горячностью своего либерализма. Он знал так много и так подробно, рассказывал так мило и так плавно; мнения его были так твердо очерчены,
на все был ответ, совет, разрешение. Читал он всё — новые романы, трактаты, журналы, стихи и, сверх того, сильно занимался зоологией,
писал проекты для князя и составлял планы для детских книг.
Вот слова, наиболее характеризующие К. Леонтьева: «Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей восходил
на Синай, что эллины строили себе изящные Акрополи, римляне вели пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы
писали и рыцари блистали
на турнирах для того только, чтобы
французский, или немецкий, или русский буржуа в безобразной комической своей одежде благодушествовал бы „индивидуально“ и „коллективно“
на развалинах всего этого прошлого величия?..
Увидел он у меня
на столе недавно появившуюся книгу M-me Staлl «Considérations sur la Révolution franзaise» [А.-Л. Сталь, Взгляд
на главнейшие события
французской революции, 1818 (перевод полного
французского названия).] и советовал мне попробовать
написать что-нибудь об ней и из нее.
Бедный мой Иван не верит, что государыня скончалась; как он воображает, что влюблен в нее, любим ею и что он оклеветан, то хочет
писать письмо к покойной императрице
на французском языке».
Впрочем, нет — вы не умеете
писать эпиграмм: вы сочинили бы
на него длинный ямб, вроде Барбье, [Барбье Огюст —
французский революционный поэт-романтик.
Воспитанья-то тоже не Бог знает какого: пишет-то, как слон брюхом ползает, по-французскому али
на фортопьянах тоже сям, тям, да и нет ничего; ну а танец-то отколоть — я и сама пыли в нос пущу.
В пиварне «Империаль»
написал и отнес
на телеграф телеграмму в «Россию», написанную по-русски
французскими буквами, следующего содержания...
Когда вскоре за тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать
французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально
на нее смотрел, причем открыл в ее лице заметные следы пережитых страданий, а в то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с письма к Егору Егорычу,
написать которое Аггею Никитичу было нелегко, ибо он заранее знал, что в письме этом ему придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей — любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и отправил Марфину послание, в коем с разного рода экивоками изъяснил, что, находясь по отдаленности места жительства Егора Егорыча без руководителя
на пути к масонству, он, к великому счастию своему, узнал, что в их городе есть честный и добрый масон — аптекарь Вибель…
Сердце доброе его готово было к услугам и к помощи друзьям своим, даже и с пожертвованием собственных своих польз; твердый нрав, верою и благочестием подкрепленный, доставлял ему от всех доверенность, в которой он был неколебим; любил словесность и сам весьма хорошо
писал на природном языке; знал немецкий и
французский язык и незадолго пред смертию выучил и английский; умел выбирать людей, был доступен и благоприветлив всякому; но знал, однако, важною своею поступью, соединенною с приятностию, держать подчиненных своих в должном подобострастии.
Кроме Элизы Августовны, никто не учил ее; сама же Элиза Августовна занималась с детьми одной
французской грамматикой, несмотря
на то, что тайна
французского правописания ей не далась и она до седых волос
писала с большими промахами.
Князю Нехлюдову было девятнадцать лет, когда он из 3-го курса университета приехал
на летние ваканции в свою деревню, и один пробыл в ней всё лето. Осенью он неустановившейся ребяческой рукой
написал к своей тётке, графине Белорецкой, которая, по его понятиям, была его лучший друг и самая гениальная женщина в мире, следующее переведенное здесь
французское письмо...
У Литвинова налицо оказалась тысяча триста двадцать восемь гульденов,
на французскую монету — две тысячи восемьсот пятьдесят пять франков, сумма незначительная; но
на первые потребности хватит, а там надо тотчас
написать отцу, чтобы он выслал елико возможно; продал бы лес, часть земли…
Г-жа Петицкая после этого сейчас же побежала домой и
написала Миклакову записку
на французском языке, в которой приглашала его прийти к ней, поясняя, что у нее будет „une personne, qui desire lui dire quelques paroles consolatrices“ [«одна особа, которая желает ему сказать несколько слов утешения» (франц.).], и что настанет даже время, „il sera completement heureux“ [«он будет вполне счастлив» (франц.).].
— Слегла в постелю, мой друг; и хотя после ей стало легче, но когда я стал прощаться с нею, то она ужасно меня перепугала. Представь себе: горесть ее была так велика, что она не могла даже плакать; почти полумертвая она упала мне
на шею! Не помню, как я бросился в коляску и доехал до первой станции… А кстати, я тебе еще не сказывал. Ты
писал ко мне, что взял в плен
французского полковника, графа, графа… как бишь?
Неизвестные слова я записывал особо; потом словесный перевод, всегда повторенный два раза,
писал на бумаге; при моей свежей памяти, я, не уча, всегда знал наизусть
на другой же день и
французский оригинал, и русский перевод, и все отдельно записанные слова.
Тринадцатого января, в бенефис г-на Булахова, была дана опера в трех действиях «Белая волшебница», уже давно переведенная Писаревым, кажется, с
французского. Это был труд для денег: бенефициант заплатил ему триста рублей ассигнациями; все же другие водевили Писарева — были подарки артистам. К переводу «Белой волшебницы» переводчик был совершенно равнодушен, хотя он стоил ему большой работы: он должен был все арии
писать уже
на готовую музыку и располагать слова по нотам: дело очень скучное.
Но, выставляя
на посмеяние подобных читателей, «Собеседник» не оставляет в покое и писак, которые пускались в литературу, особенно тех, которые
писали по-русски
французским складом.
Истинно страдала бедная Юлия, терзаемая досадою, любовию, обиженным самолюбием и ревностью. Не видя почти целую неделю Бахтиарова, она решилась
написать ему письмо
на французском языке, которое и имею честь представить в переводе...
Читая этот отзыв, так и представляешь
французского туриста, который
пишет о России: «Русский народ очень любит
французский язык и старается беспрестанно говорить
на нем.
— Madame, je vous supplie, faites moi l'honneur d'accepter un role dans ma piece. Vous avez tant de sentiments… J'arrangerai un petit air tout expres pour votre voix… [Сударыня, я вас умоляю оказать мне честь и взять роль в моей пьесе. В вас столько чувства… Я
напишу небольшую арию специально для вашего голоса… (франц.).] — отнесся он, от полноты чувств, к Дарье Ивановне
на французском языке.
Италиянец, изъясняясь
на плохом
французском языке, просил господ посетителей назначить несколько тем,
написав их
на особых бумажках.
«Вы говорите, —
писал недавно умерший знаменитый
французский хирург Пэан, — вы говорите, что к людям можно применять только те средства, которые были предварительно испытаны
на людях; но ведь это — положение, опровергающее само себя; если бы, к своему несчастию, медицина вздумала следовать ему, то она осудила бы себя
на самый прямолинейный эмпиризм,
на самую догматическую традицию.
Принцесса с нетерпением ожидала в Рагузе ответов от султана и от графа Орлова, еще довольно дружно живя с Радзивилом и
французскими офицерами, а также с консулами
французским и неаполитанским. Наскучив ждать, она 11 сентября
написала новое письмо к султану, стараясь отклонить его от утверждения мирного договора, еще не ратификованного, и прося о немедленной присылке фирмана
на проезд в Константинополь.
Впрочем, вскоре по арестовании ее, Орлов
писал императрице: «Я несколько сомнения имею
на одного из наших вояжиров, а легко может быть, что я и ошибаюсь, только видел многие
французские письма без подписи, и рука мне знакомая быть кажется».
Он
писал (переделывая их всего чаще с
французского) сенсационные мелодрамы и обстановочные пьесы, играл с своей женой в них главные роли, составлял себе труппу
на одну только вещь, и вместе с декорациями и всей обстановкой отправлялся (после постановки ее в Лондоне) по крупным городам Великобритании, а потом и в Америку.
— Раскусили? — с разгоревшимися глазами вскричал Палтусов, наклоняясь к гостю. — Я говорю вам… никто и не заметил, как вахлак наложил
на все лапу. И всех съест, если ваш брат не возьмется за ум. Не одну
французскую madame слопает такой Гордей Парамоныч! А он, наверно,
пишет"рупь" — буквами"пь". Он немца нигде не боится. Ярославский калачник выживает немца-булочника, да не то что здесь, а в Питере, с Невского, с Морской, с Васильевского острова…
Здесь я нахожусь, здесь я останусь! — Выражение, приписываемое
французскому полководцу Мак-Магону (1808–1893). Во время Крымской войны (1853–1856 гг.) главнокомандующий сообщил ему через адъютанта, что русские готовят взрыв взятого у них приступом Малахова кургана. В ответ
на это Мак-Магон и
написал приведенную здесь фразу.
Он не мог вынести того, что «апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы
писали и рыцари блистали
на турнирах для того только, чтобы
французский или немецкий или русский буржуа в безобразной комической своей одежде благодушествовал бы „индивидуально“ и „коллективно“
на развалинах всего этого прежнего величия».
Из
французских драматургов, не говоря уже о Сарду, у которого слишком много эскизной работы, Дюма-сын не раз заявлял в печати, что у него нет ни одного выдуманного сюжета, что он положительно не привык
писать какую бы ни было пьесу, если она не основана
на действительном происшествии.
— Видел я, батенька, и сладкое, и горькое, ощущал
на телесах моих и розы, и тернии, служил учителем и был околоточным, разъезжал в колясках с разными
французскими полудевицами и доходил до такой крайности, что принужден был изображать в ярмарочном балагане дикого человека и есть живых мышей и лягушек, а теперь
пишу передовые статьи для наших газет.
— Позвольте, — поднялся со скамьи уже допрошенный барон Розен, — князь Шестов, по-моему, знает плохо
французский язык, но
на русском говорит и
пишет превосходно.
Если б ты знал, болотный и бездушный город, сколько горечи накопляется в сердце только от тебя, от твоих улиц, от твоей мглы, от твоей особой, безнадежной скуки, от разных уродов Невского проспекта,
французского театра и тоскливых гостиных! Почему я не могу
писать стихов?! Как бы я тебя отблагодарила
на прощанье! Ты засасываешь женщину в свою пошлую порядочность, в эту кретинизирующую атмосферу визитов, обезьянства, коньков, шпор, усов, белых галстуков, модного ханжества и потаенного, гнусного разврата.
На французском писал он стихи едва ли не лучше, нежели
на русском; из Фенелонова Телемака воссоздал знаменитую «Телемахиду», с цитатами греческими, латинскими и прочими, и в два приема исчерпал весь гений Ролленя, своего учителя.
Слова"chére amie"вылетели непроизвольно, и это сильно раздосадовало его. Он их произнес с чисто
французскою отчетливостью — протянул последний слог в слове"amie", с ударением
на"е". Ясно стало, что он
пишет женщине.
«Да, что́ бишь еще неприятное он
пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу. Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да
на здоровье…» и он стал читать
французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть
на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда негодное оружие пьяному сброду, то поднимал образà, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то
на 136 подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал
на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и
написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г-жу Обер-Шальме, составлявшую центр всего
французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт-директора Ключарева; то сбирал народ
на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтоб отделаться от этого народа, отдавал ему
на убийство человека, и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то
писал в альбомы по-французски стихи о своем участии в этом деле, [Je suis né Tartare. Je voulus être Romain. Les Français m’appelèrent barbare. Les Russes — Georges Dandin.
Подумали, подумали министры и решили
написать французскому правительству запрос: могут ли французы выслать им
на время машину и мастера, чтобы отсечь преступнику голову, и, если можно, чтоб уведомили, сколько понадобится
на это дело расходов.
Ежели про Березину так много
писали и
пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что
на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые
французскою армией, прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти.