Неточные совпадения
И постепенно в усыпленье
И чувств и дум впадает он,
А
перед ним воображенье
Свой пестрый мечет фараон.
То видит он: на талом снеге,
Как будто спящий на ночлеге,
Недвижим юноша лежит,
И слышит голос: что ж? убит.
То видит он врагов забвенных,
Клеветников и трусов злых,
И рой изменниц молодых,
И круг
товарищей презренных,
То сельский дом — и у окна
Сидит она… и всё она!..
Тарас видел, как смутны стали козацкие ряды и как уныние, неприличное храброму, стало тихо обнимать козацкие головы, но молчал: он хотел дать время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем с
товарищами, а между тем в тишине готовился разом и вдруг разбудить их всех, гикнувши по-казацки, чтобы вновь и с большею силой, чем прежде, воротилась бодрость каждому в душу, на что способна одна только славянская порода — широкая, могучая порода
перед другими, что море
перед мелководными реками.
Так школьник, неосторожно задравши своего
товарища и получивши за то от него удар линейкою по лбу, вспыхивает, как огонь, бешеный выскакивает из лавки и гонится за испуганным
товарищем своим, готовый разорвать его на части; и вдруг наталкивается на входящего в класс учителя: вмиг притихает бешеный порыв и упадает бессильная ярость. Подобно ему, в один миг пропал, как бы не бывал вовсе, гнев Андрия. И видел он
перед собою одного только страшного отца.
— Я угощаю вас, паны-братья, — так сказал Бульба, — не в честь того, что вы сделали меня своим атаманом, как ни велика подобная честь, не в честь также прощанья с нашими
товарищами: нет, в другое время прилично то и другое; не такая теперь
перед нами минута.
Но никто не разделял его счастия; молчаливый
товарищ его смотрел на все эти взрывы даже враждебно и с недоверчивостью. Был тут и еще один человек, с виду похожий как бы на отставного чиновника. Он сидел особо,
перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором волнении.
По его словам, я отряжен был от Пугачева в Оренбург шпионом; ежедневно выезжал на перестрелки, дабы
передавать письменные известия о всем, что делалось в городе; что, наконец, явно передался самозванцу, разъезжал с ним из крепости в крепость, стараясь всячески губить своих товарищей-изменников, дабы занимать их места и пользоваться наградами, раздаваемыми от самозванца.
Человек пять солдат,
передав винтовки
товарищам, тоже ломали и дробили отжившие вещи, — остальные солдаты подвигались все ближе к огню; в воздухе, окрашенном в два цвета, дымно-синеватый и багряный, штыки блестели, точно удлиненные огни свеч, и так же струились вверх.
Но, уступая «дурочке», он шел, отыскивал разных людей,
передавал им какие-то пакеты, а когда пытался дать себе отчет, зачем он делает все это, — ему казалось, что, исполняя именно Любашины поручения, он особенно убеждается в несерьезности всего, что делают ее
товарищи. Часто видел Алексея Гогина. Утратив щеголеватую внешность, похудевший, Гогин все-таки оставался похожим на чиновника из банка и все так же балагурил.
Человек молча посторонился и дважды громко свистнул в пальцы. Над баррикадой воздух был красноват и струился, как марево, — ноздри щекотал запах дыма. По ту сторону баррикады,
перед небольшим костром, сидел на ящике
товарищ Яков и отчетливо говорил...
— На Урале группочка парнишек эксы устраивала и после удачного поручили одному из своих
товарищей передать деньги, несколько десятков тысяч, в Уфу, не то — серым, не то — седым, так называли они эсеров и эсдеков. А у парня — сапоги развалились, он взял из тысяч три целковых и купил сапоги.
Передал деньги по адресу, сообщив, что три рубля — присвоил, вернулся к своим, а они его за присвоение трешницы расстреляли. Дико? Правильно! Отличные ребята. Понимали, что революция — дело честное.
Вероятнее всего, что Ламберт, с первого слова и жеста, разыграл
перед нею моего друга детства, трепещущего за любимого и милого
товарища.
Нам хотелось поговорить, но переводчика не было дома. У моего
товарища был портрет Сейоло, снятый им за несколько дней
перед тем посредством фотографии. Он сделал два снимка: один себе, а другой так, на случай. Я взял портрет и показал его сначала Сейоло: он посмотрел и громко захохотал, потом
передал жене. «Сейоло, Сейоло!» — заговорила она, со смехом указывая на мужа, опять смотрела на портрет и продолжала смеяться. Потом отдала портрет мне. Сейоло взял его и стал пристально рассматривать.
— Вы желаете сделать вопрос? — сказал председатель и на утвердительный ответ
товарища прокурора жестом показал
товарищу прокурора, что он
передает ему свое право спрашивать.
Другая записка была от бывшего
товарища Нехлюдова, флигель-адъютанта Богатырева, которого Нехлюдов просил лично
передать приготовленное им прошение от имени сектантов государю. Богатырев своим крупным, решительным почерком писал, что прошение он, как обещал, подаст прямо в руки государю, но что ему пришла мысль: не лучше ли Нехлюдову прежде съездить к тому лицу, от которого зависит это дело, и попросить его.
День спустя посылаю к нему Смурова и чрез него
передаю, что я с ним больше «не говорю», то есть это так у нас называется, когда два
товарища прерывают между собой сношения.
Кружок — да это пошлость и скука под именем братства и дружбы, сцепление недоразумений и притязаний под предлогом откровенности и участия; в кружке, благодаря праву каждого приятеля во всякое время и во всякий час запускать свои неумытые пальцы прямо во внутренность
товарища, ни у кого нет чистого, нетронутого места на душе; в кружке поклоняются пустому краснобаю, самолюбивому умнику, довременному старику, носят на руках стихотворца бездарного, но с «затаенными» мыслями; в кружке молодые, семнадцатилетние малые хитро и мудрено толкуют о женщинах и любви, а
перед женщинами молчат или говорят с ними, словно с книгой, — да и о чем говорят!
Я пожал руку жене — на лице у нее были пятны, рука горела. Что за спех, в десять часов вечера, заговор открыт, побег, драгоценная жизнь Николая Павловича в опасности? «Действительно, — подумал я, — я виноват
перед будочником, чему было дивиться, что при этом правительстве какой-нибудь из его агентов прирезал двух-трех прохожих; будочники второй и третьей степени разве лучше своего
товарища на Синем мосту? А сам-то будочник будочников?»
Отец
перед смертию страшно теснил сына, он не только оскорблял его зрелищем седого отцовского разврата, разврата цинического, но просто ревновал его к своей серали. Химик раз хотел отделаться от этой неблагородной жизни лауданумом; его спас случайно
товарищ, с которым он занимался химией. Отец перепугался и
перед смертью стал смирнее с сыном.
Зарядившись в пивных, студенчество толпами спускается по бульварам вниз на Трубную площадь, с песнями, но уже «Gaudeamus» заменен «Дубинушкой». К ним присоединилось уже несколько белоподкладочников, которые, не желая отставать от
товарищей, сбросили свой щегольской наряд дома и в стареньких пальтишках вышагивают по бульварам.
Перед «Московскими ведомостями» все останавливаются и орут...
Ходить в караул считалось вообще трудной и рискованной обязанностью, но
перед большими праздниками солдаты просились, чтобы их назначали в караул. Для них, никогда не видевших куска белого хлеба, эти дни были праздниками. Когда подаяние большое, они приносили хлеба даже в казармы и делились с
товарищами.
Вскоре выяснилось, что мой сон этого не значил, и я стал замечать, что Кучальский начинает отстраняться от меня. Меня это очень огорчало, тем более что я не чувствовал за собой никакой вины
перед ним… Напротив, теперь со своей задумчивой печалью он привлекал меня еще более. Однажды во время перемены, когда он ходил один в стороне от
товарищей, я подошел к нему и сказал...
У каторжного Черношея, убийцы лавочника Никитина, когда
перед казнью вели его из Александровска в Дуэ, сделались спазмы мочевого пузыря, и он то и дело останавливался; его
товарищ по преступлению Кинжалов стал заговариваться.
Слава богу, что эти новые припадки в инвалидной моей ноге случились
перед тем городом, где я нашел попечение дружбы и товарища-лекаря, иначе это могло бы дать развернуться болезни, если бы пришлось тащиться без помощи все вперед.
— Все это вздор
перед вечностью, — говорил он
товарищам, указывавшим ему на худой сапог или лопнувший под мышкою сюртук.
Коля Гладышев был не один, а вместе с товарищем-одноклассником Петровым, который впервые переступал порог публичного дома, сдавшись на соблазнительные уговоры Гладышева. Вероятно, он в эти минуты находился в том же диком, сумбурном, лихорадочном состоянии, которое переживал полтора года тому назад и сам Коля, когда у него тряслись ноги, пересыхало во рту, а огни ламп плясали
перед ним кружащимися колесами.
Он укрывал нелегальных
товарищей, хранил запретную литературу и шрифты,
передавал паспорта и деньги.
Петин, худощавый
товарищ Замина, тоже расцеловался со всеми, а
перед Анной Ивановной он, сверх того, еще как-то особенно важно раскланялся, отчего та покатилась со смеху.
— Есть недурные! — шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть
перед Захаревскими, сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: «Я, все время занятый разными хлопотами, не успел побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по одному экстренному и секретному делу — так что и зайти к вам не могу, потому что за мной, как страж какой-нибудь, смотрит мой
товарищ, с которым я еду».
— Пеший конному не
товарищ! Александра Семеновна, мы остаемся вместе и будем обожать друг друга. А это генерал! Нет, Ваня, я соврал; ты не генерал, а я — подлец! Посмотри, на что я похож теперь? Что я
перед тобой? Прости, Ваня, не осуди и дай излить.
Генерал пожал плечами и зашагал по кабинету. Он любил Прозорова, но теперь
перед ним была только тень прежнего
товарища. Обоим было одинаково тяжело. Генерал хотел выйти из затруднительного положения старым дружеским тоном, Прозоров — дерзостями.
— Теперь он говорит —
товарищи! И надо слышать, как он это говорит. С какой-то смущенной, мягкой любовью, — этого не
передашь словами! Стал удивительно прост и искренен, и весь переполнен желанием работы. Он нашел себя, видит свою силу, знает, чего у него нет; главное, в нем родилось истинно товарищеское чувство…
Он ходил по комнате, взмахивая рукой
перед своим лицом, и как бы рубил что-то в воздухе, отсекал от самого себя. Мать смотрела на него с грустью и тревогой, чувствуя, что в нем надломилось что-то, больно ему. Темные, опасные мысли об убийстве оставили ее: «Если убил не Весовщиков, никто из
товарищей Павла не мог сделать этого», — думала она. Павел, опустив голову, слушал хохла, а тот настойчиво и сильно говорил...
Чаще же всего ему, точно неопытному игроку, проигравшему в один вечер все состояние, вдруг представлялось с соблазнительной ясностью, что вовсе ничего не было неприятного, что красивый подпоручик Ромашов отлично прошелся в церемониальном марше
перед генералом, заслужил общие похвалы и что он сам теперь сидит вместе с
товарищами в светлой столовой офицерского собрания и хохочет и пьет красное вино.
Он протянул Ромашову горячую влажную руку, но глядел на него так, точно
перед ним был не его любимый интересный
товарищ, а привычное видение из давнишнего скучного сна.
— Конечно-с, мы с ним ездили на лодке, с хозяином-с; это я
перед вашим высокоблагородием как
перед богом-с… А только каким манером они утонули, этого ни я, ни
товарищ мой объясниться не можем-с, почему что как на это их собственное желание было, или как они против меня озлобление имели, так, может, через эвто самое хотели меня под сумнение ввести, а я в эвтом деле не причастен.
Как
перед богом, так и
перед вашим сиятельством объясняюсь, что ни я, ни
товарищи мои не подали к тому ни малейшего повода, потому что мы шли, разговаривая тихим манером, как приличествует мирным гражданам, любящим свое отечество…
— Ничего я об этом, ваше благородие, объяснить не могу… Это точно, что они
перед тем, как из лодки им выпрыгнуть, обратились к
товарищу:"Свяжи мне, говорит, Трофимушка, руки!"А я еще в ту пору и говорю им:"Христос, мол, с вами, Аггей Федотыч, что вы над собой задумываете?"Ну, а они не послушали:"Цыц, говорит, собака!"Что ж-с, известно, их дело хозяйское: нам им перечить разве возможно!
Где-то вы, друзья и
товарищи моей молодости? Ведете ли, как и я, безрадостную скитальческую жизнь или же утонули в отличиях, погрязли в почестях и с улыбкой самодовольствия посматриваете на бедных тружеников, робко проходящих мимо вас с понуренными головами? Многие ли из вас бодро выдержали пытку жизни, не смирились
перед гнетущею силою обстоятельств, не прониклись духом праздности, уныния и любоначалия?
Желание полковника было исполнено. Через
товарищей разузнали, что Лидочка, вместе с сестрою покойного, живет в деревне, что Варнавинцев недели за две
перед сраженьем послал сестре половину своего месячного жалованья и что вообще положение семейства покойного весьма незавидное, ежели даже оно воспользуется небольшою пенсией, следовавшей, по закону, его дочери. Послана была бумага, чтобы удостовериться на месте, как признавалось бы наиболее полезным устроить полковницкую дочь.
При первом свидании было несколько странно видеть этих двух старых
товарищей: один был только что не генерал, сидел в великолепном кабинете, на сафьяне и коврах, в бархатном халате; другой почтительно стоял
перед ним в потертом вицмундире, в уродливых выростковых сапогах и с своим обычно печальным лицом, в тонких чертах которого все еще виднелось присутствие доброй и серьезной мысли.
Хотя Козельцов далеко был не трус и решительно ни в чем не был виноват ни
перед правительством, ни
перед полковым командиром, он робел, и поджилки у него затряслись при виде полковника, бывшего недавнего своего
товарища: так гордо встал этот полковник и выслушал его.
Володя, который тоже не видел в моей беде ничего ужасного, говорил, что на другом факультете мне, по крайней мере, не будет совестно
перед новыми
товарищами.
Но я был всю зиму эту в таком тумане, происходившем от наслаждения тем, что я большой и что я comme il faut, что, когда мне и приходило в голову: как же держать экзамен? — я сравнивал себя с своими
товарищами и думал: «Они же будут держать, а большая часть их еще не comme il faut, стало быть, у меня еще лишнее
перед ними преимущество, и я должен выдержать».
И еще другое: один за другим проходили мимо него нагишом давным-давно знакомые и привычные
товарищи. С ними вместе сто раз мылся он в корпусной бане и купался в Москве-реке во время летних Коломенских лагерей. Боролись, плавали наперегонки, хвастались друг
перед другом величиной и упругостью мускулов, но самое тело было только незаметной оболочкой, одинаковой у всех и ничуть не интересною.
Когда придет к тебе
товарищ и скажет: «А вот я вам какую сногсшибательную новость расскажу про
товарища Х.» — то ты спроси его: «А вы отважетесь рассказать эту новость в глаза этого самого господина?» И если он ответит: «Ах нет, этого вы ему, пожалуйста, не
передавайте, это секрет» — тогда громко и ясно ответьте ему: «Потрудитесь эту новость оставить при себе. Я не хочу ее слушать».
— Пришлось прапорщику оставить службу.
Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему было неудобно: живой укор
перед глазами и ей и всему полку. И пропал человек… самым подлым образом… Стал попрошайкой… замерз где-то на пристани в Петербурге.
Меня, привыкшего к табунной жизни в задонских степях, где действительно арканятся и выезжаются могучие лошади, до четырех лет не видавшие человека, смешили эти убогие приемы, которые они применяли с серьезными лицами, а мой товарищ-казак все, что они делали, в гораздо лучшем виде повторил
перед ними, да я и сам вспомнил старинку.
— Позвольте, господа! уж если подлог необходим, то, мне кажется, самое лучшее — это пустить тысяч на тридцать векселей от имени Матрены Ивановны в пользу нашего общего друга, Ивана Иваныча? Ведь это наш долг, господа! наша нравственная, так сказать, обязанность
перед добрым
товарищем и союзником… Согласны?
— Спасибо на твоей ласке, государь, много тебе благодарствую; только не пришло еще мне время нести царю повинную. Тяжелы мои грехи
перед богом, велики винности
перед государем; вряд ли простит меня батюшка-царь, а хоча бы и простил, так не приходится бросать
товарищей!
Каждый играющий высыпал
перед собою кучу медных денег — все, что у него было в кармане, и вставал с корточек, только проигравшись в пух или обыграв
товарищей.