Неточные совпадения
И, не говоря об исторических примерах, начиная с освеженного в
памяти всех Прекрасною Еленою Менелая, целый ряд случаев современных неверностей
жен мужьям высшего света возник в воображении Алексея Александровича.
Говорила она неохотно, как
жена, которой скучно беседовать с мужем. В этот вечер она казалась старше лет на пять. Окутанная шалью, туго обтянувшей ее плечи, зябко скорчившись в кресле, она, чувствовал Клим, была где-то далеко от него. Но это не мешало ему думать, что вот девушка некрасива, чужда, а все-таки хочется подойти к ней, положить голову на колени ей и еще раз испытать то необыкновенное, что он уже испытал однажды. В его
памяти звучали слова Ромео и крик дяди Хрисанфа...
Она бы потосковала еще о своей неудавшейся любви, оплакала бы прошедшее, похоронила бы в душе
память о нем, потом… потом, может быть, нашла бы «приличную партию», каких много, и была бы хорошей, умной, заботливой
женой и матерью, а прошлое сочла бы девической мечтой и не прожила, а протерпела бы жизнь. Ведь все так делают!
— Одно решите мне, одно! — сказал он мне (точно от меня теперь все и зависело), —
жена, дети!
Жена умрет, может быть, с горя, а дети хоть и не лишатся дворянства и имения, — но дети варнака, и навек. А память-то,
память какую в сердцах их по себе оставлю!
А парни наши
С ума сошли; оравами, стадами
Без
памяти кидались за тобой,
Покинули невест, перебранились,
Передрались из-за тебя.
Жена,
Житье-то бы!
Я также храню
память о художнике Б. и его
жене.
Жена советовала ему вступить на службу; он, по старой отцовской
памяти, да и по своим понятиям, не хотел служить, но в угоду Варваре Павловне оставался в Петербурге.
Жаль, что ты одним [днем?] не застал Михаилы моего в Нижнем. Он и
жена его очень полюбили Аннушку. Он мне говорит, что мою Нину считает и своею!.. [М. А. Дорохова называла Ниной дочь Пущина в
память своей покойной дочери.]
— Первая из них, — начал он всхлипывающим голосом и утирая кулаком будто бы слезы, — посвящена
памяти моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом с ней и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу день и ночь пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет и говорит к могиле
жены: «Ты для меня трудилась на поле чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, — на поле труда и пота!»
— И Алеша мог поместить Наталью Николаевну в такой квартире! — сказал он, покачивая головою. — Вот эти-то так называемые мелочии обозначают человека. Я боюсь за него. Он добр, у него благородное сердце, но вот вам пример: любит без
памяти, а помещает ту, которую любит, в такой конуре. Я даже слышал, что иногда хлеба не было, — прибавил он шепотом, отыскивая ручку колокольчика. — У меня голова трещит, когда подумаю о его будущности, а главное, о будущности АнныНиколаевны, когда она будет его
женой…
Прозоров страшно горевал о
жене, рвал на себе волосы и неистовствовал, клялся для успокоения ее
памяти исправиться, но не мог никак освободиться от влияния Раисы Павловны, которая не выпускала его из своих рук.
— Уж извините, сударь, совсем из
памяти вон. Все утро помнил, даже
жене говорил: беспременно напомни об белорыбице — и вот, словно грех случился!
«Как увидал я этого старика, — говорил М-кий, — седого, оставившего у себя на родине
жену, детей, как увидал я его на коленях, позорно наказанного и молящегося, — я бросился за казармы и целых два часа был как без
памяти; я был в исступлении…» Каторжные стали очень уважать Ж-го с этих пор и обходились с ним всегда почтительно.
Локтев, лавочник, голову
жене проломил, одурела она, речи и
памяти лишившись, и всё в эдаком роде.
Женился в очень молодых годах, любил свою
жену без
памяти; но она умерла, оставив в его сердце неизгладимое, благодарное воспоминание.
Аксютка без
памяти влюбилась в красавца-мужа, а Малыш возненавидел свою противную
жену, которая была вдобавок старше его десятью годами.
После того как Сениэль разорился и остался только один платеж, по которому заплатить было нечем, Гез предложил Сениэлю спасти тщательно хранимое, как
память о
жене, судно, которое она очень любила и не раз путешествовала на нем, — фиктивной передачей его в собственность капитану.
— Вы, кажется, предаетесь угрызениям совести? — заметила однажды Аграфена Петровна с улыбкой. — Успокойтесь, мой милый… Мы с Андреем Иванычем только играем в мужа и
жену, по старой
памяти.
Хмель совсем уже успел омрачить рассудок приемыша. Происшествие ночи живо еще представлялось его
памяти. Мысль, что
жена и тетка Анна побежали в Сосновку, смутно промелькнула в разгоряченной голове его. Ступая нетвердою ногою по полу, он подошел к двери и отворил ее одним ударом. Он хотел уже броситься в сени, но голос старухи остановил его на пороге и рассеял подозрения. Тем не менее он топнул ногой и закричал во все горло...
— Он не верит в свою победу, убежден, что, говоря ему — «ты прав!» — она лгала, чтобы утешить его. Его
жена думает так же, оба они любовно чтят
память о ней, и эта тяжелая история гибели хорошего человека, возбуждая их силы желанием отомстить за него, придает их совместной работе неутомимость и особенный, широкий, красивый характер.
Отец, слабый и бесхарактерный, женился на моей матери из-за денег и вогнал ее в чахотку, а эту вот свою вторую
жену, мою мачеху, любил страстно, без
памяти…
— Гм!
жене… Ну, пускай так будет этот раз на
память! — позволил Дон-Кихот, — но только… вперед этого больше не надо.
— Так не обидься, пожалуйста, я тебе в бричку сослала шелковый отрез на платье… Не тебе, понимаешь, а
жене твоей… на
память и в благодарность, что пешком шла, когда ты мне трубача привез, — добавила княгиня, видя, что гость начал как-то необыкновенно отдуваться и хлопать себя пальцем по левой ноздре.
Шамбюр, у которого голова также немножко наизнанку, без
памяти от этого оригинала и старался всячески завербовать его в свою адскую роту; но господин купец отвечал ему преважно: что он мирный гражданин, что это не его дело, что у него в отечестве
жена и дети; принялся нам изъяснять, в чем состоят обязанности отца семейства, как он должен беречь себя, дорожить своею жизнию, и кончил тем, что пошел опять на батарею смотреть, как летают русские бомбы.
— Ннну! — проворчал Трофимыч, не переставая недоумевать и по старой
памяти поедая меня глазами, словно я был начальник какой. — Эко дело — а? Ну-кося, раскуси его!.. Ульяна, молчи! — окрысился он на
жену, которая разинула было рот. — Вот часы, — прибавил он, раскрывая ящик стола, — коли они ваши точно — извольте получить; а рубль-то за что? Ась?
…Не может быть! И месяц я сыщически внимательно проглядывал на каждом приеме по утрам амбулаторную книгу, ожидая встретить фамилию
жены внимательного слушателя моего монолога о сифилисе. Месяц я ждал его самого. И не дождался никого. И через месяц он угас в моей
памяти, перестал тревожить, забылся…
Теперь, когда прошло десять лет, жалость и страх, вызванные записями, конечно, ушли. Это естественно. Но, перечитав эти записки теперь, когда тело Полякова давно истлело, а
память о нем совершенно исчезла, я сохранил к ним интерес. Может быть, они нужны? Беру на себя смелость решить это утвердительно. Анна К. умерла в 1922 году от сыпного тифа и на том же участке, где работала. Амнерис — первая
жена Полякова — за границей. И не вернется.
Ему показалось, что она, и одна она, простит его, и он не ошибся. Ее одно имя пришло ему на
память, когда позвякивающие за дверью цепи заставляли просить и молить о продлении последней минуты свободы, и к дикому вепрю сходила благодать утешения, что у него есть
жена, есть чистое существо, во имя которой он может просить себе снисхождения.
Проказники батенька были! И эту шутку делали всегда при конце стола и хохотали без
памяти, как гости были отводимы своими
женами или дочерьми; а в случае, если и
жены испивали рокового напитка, то и их вместе проводили люди.
Совершенная правда! — решал он, неустанно углубляясь и анализируя. — Этот Квазимодо из Т. слишком достаточно был глуп и благороден для того, чтоб влюбиться в любовника своей
жены, в которой он в двадцать лет ничего не приметил! Он уважал меня девять лет, чтил
память мою и мои „изречения“ запомнил, — господи, а я-то не ведал ни о чем! Не мог он лгать вчера! Но любил ли он меня вчера, когда изъяснялся в любви и сказал: „поквитаемтесь“? Да, со злобы любил, эта любовь самая сильная…
Несколько минут ничего нельзя было разобрать в общей суматохе. Народу сбежалось бездна, все кричали, все говорили, дети и старухи плакали, Акулина лежала без
памяти. Наконец мужчины, столяр и прибежавший приказчик, вошли наверх, и столярова
жена в двадцатый раз рассказала, «как она, ничего не думавши, пошла за пелеринкой, глянула этаким манером: вижу человек стоит; посмотрела: шапка подле вывернута лежит, Глядь, а ноги качаются. Так меня холодом и обдало.
Жены оплакивали мужьев, воя и приговаривая — «Свет-моя удалая головушка! на кого ты меня покинул? чем-то мне тебя поминати?» При возвращении с кладбища начиналася тризна в честь покойника, и родственники и друзья бывали пьяны 2–3 дня или даже целую неделю, смотря по усердию и привязанности к его
памяти.
Ехавши из Петербурга, Лев Степанович пригласил к себе дядю своей
жены, не главного, а так, дядю-старика, оконтуженного в голову во время турецкой кампании, вследствие чего он потерял
память, ум и глаза.
Несмотря на то, что
жене его сделалось в тот день еще хуже, что около него шумел и кричал целый пяток различного возраста детей, он тотчас же начал учить роль; но, к несчастию,
память совсем отказывалась.
Гордость, славолюбие, героическая добродетель есть свойство великого мужа:
жена слабая бывает сильна одною любовию, но, чувствуя в сердце ее небесное вдохновение, она может превзойти великодушием самых великих мужей и сказать року: «Не страшусь тебя!» Так Ольга любовию к
памяти Игоря заслужила бессмертие; так Марфа будет удивлением потомства, если злословие не омрачит дел ее в летописях!..»
Начинал Яков снова читать и петь, но уже не мог успокоиться и, сам того не замечая, вдруг задумывался над книгой; хотя слова брата считал он пустяками, но почему-то и ему в последнее время тоже стало приходить на
память, что богатому трудно войти в царство небесное, что в третьем году он купил очень выгодно краденую лошадь, что еще при покойнице
жене однажды какой-то пьяница умер у него в трактире от водки…
— Аль забыла, что к ярманке надо все долги нам собрать? — грубо и резко сказал Алексей, обращаясь к
жене. — Про что вечор после ужины с тобой толковали?.. Эка память-то у тебя!.. Удивляться даже надобно!.. Теперь отсрочки не то что на два месяца, на два дня нельзя давать… Самим на обороты деньги нужны…
Су́против тех волхвований не устоять ни девице, ни вдовице, ни мужней
жене:
памяти лишится, разума лишится, во всем подчинится воле того человека, пока сам он не сурочит с нее чарованья…
— А расшибешь, так берестой не обовьешь, — подскочив к нему, подхватила юркая бабенка. — Нам всем в запримету, у всех, чать, на
памяти, как мужья по две
жены в гроб заколачивают. Теперь и на третьей рады бы жениться, да такой дуры не сыскать на всем вольном свету, чтобы за такого драчуна пошла.
Синтянин считал Глафиру женщиной черною и коварною и предчувствовал давно задуманный ею преступный замысел, но он был уверен, что Глафира без
памяти любит Горданова и ведет все к тому, чтобы быть его
женой.
Но Саня — не его дочь. Он давно помирился с тем, что его
жена изменила ему. У него в столе лежат письма того „мусьяка“, очутившиеся в руках сестры Павлы, которая ему и доказала, что покойная
жена не заслуживала
памяти честной женщины. Он не мстит Сане за вину матери, но и не любит ее, на что имеет полное право. Выдать ее поскорее замуж! Приданого тысяч десять… Родовых прав у нее никаких нет. Ее мать была бедная пепиньерка.
Спустя два месяца доктор видел в альбоме
жены фотографию этого молодого человека с надписью по-французски: «на
память о настоящем и в надежде на будущее»; потом он раза два встречал его самого у своей тещи…
В «Бахчисарайском фонтане», — как евнух смотрит на купающихся ханских
жен и ходит по их спальням. Потом еще — примечание на первой странице «Дубровского», что у Троекурова в особом флигеле содержался гарем из крепостных девушек. И у каждого писателя были такие тайно отмеченные в
памяти места.
Александра Михайловна умерла, прожив с Андреевым всего несколько лет. Драма Андреева «Жизнь человека» носит такое посвящение: «Светлой
памяти моего друга, моей
жены, посвящаю эту вещь, последнюю, над которой мы работали вместе».
Около полугода со времени женитьбы этот страшный кошмар наяву, казалось, совершенно оставил его — он забыл о прошлом в чаду страсти обладания красавицей-женой, но как только эта страсть стала проходить, уменьшаться, в душе снова проснулись томительные воспоминания, и снова картина убийства в лесу под Вильной рельефно восставала в
памяти мнимого Зыбина, и угрызения скрытой на глубине его черной души совести, казалось, по временам всплывшей наружу, не давали ему покоя.
«Восемнадцать лет — это целая жизнь! — проносилось в ее уме. — Да, несомненно, для нее это более, чем жизнь, это медленная смерть… Ее жизнь…» — Наталья Федоровна горько улыбнулась. Эта жизнь окончилась в тот день, когда она в кабинете своего покойного отца дала слово графу Алексею Андреевичу Аракчееву быть его
женой, момент, который ей пришел на
память, когда она поняла внутренний смысл бессвязного бреда больного Хрущева.
В Лефортове живет дядюшка вашей
жены, Семен Степаныч. Это — прекраснейший человек. Он без
памяти любит вас и вашу Верочку, после своей смерти оставит вам наследство, но… чёрт с ним, с его любовью и с наследством! На ваше несчастье, вы входите к нему в то самое время, когда он погружен в тайны политики.
Впечатление того, как последняя окрутила Алхимика, было еще так свежо в
памяти Вадима Григорьевича, как почти свежо было и платье, купленное на деньги, полученные ею с Корнилия Потаповича, и сердце Мардарьева было еще переполнено уважением и доверием к умственным способностям своей
жены.
— Отец архимандрит, вы, также и маленькое общество наше, — сказала государыня, обратясь к генералу Траутфеттеру и
жене его, — оставьте нас с князем одних. — Потом, обратясь к великим княжнам и показав им на схимника, присовокупила с особенным чувством: — Анна! Елисавета! вглядитесь хорошенько в черты этого человека; удержите образ его в вашей
памяти; пускай благодарность врежет его в сердцах ваших! Это благодетель русский и, может быть, первый благодетель вашей матери.
Глеб Алексеевич стал горячо молиться. Не избавления от тяжелого ига
жены, жены-убийцы, просил он у Бога. Он просил лишь силы перенести это иго, которое он считал в глубине души справедливым возмездием за совершенное преступление. Этим преступлением он считал измену
памяти своему кумиру — герцогине Анне Леопольдовне.