Неточные совпадения
Маслова достала из калача же деньги и подала Кораблевой купон. Кораблева взяла купон, посмотрела и, хотя не знала грамоте, поверила всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50 копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой с вином. Увидав это, женщины — не-соседки по нарам —
отошли к
своим местам. Маслова между тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла
на нары и стала есть калач.
Была пора устраиваться
на ночь. Чжан Бао и Чан Лин не хотели располагаться рядом с мертвецами. Взяв
свои котомки, мы
отошли еще полкилометра и, выбрав
на берегу речки
место поровнее, стали биваком.
— Во-первых, я вам не «милостивый государь», а во-вторых, я вам никакого объяснения давать не намерен, — резко ответил ужасно разгорячившийся Иван Федорович, встал с
места и, не говоря ни слова,
отошел к выходу с террасы и стал
на верхней ступеньке, спиной к публике, — в величайшем негодовании
на Лизавету Прокофьевну, даже и теперь не думавшую трогаться с
своего места.
Вошли вдруг Ганя и Птицын; Нина Александровна тотчас замолчала. Князь остался
на стуле подле нее, а Варя
отошла в сторону; портрет Настасьи Филипповны лежал
на самом видном
месте,
на рабочем столике Нины Александровны, прямо перед нею. Ганя, увидев его, нахмурился, с досадой взял со стола и отбросил
на свой письменный стол, стоявший в другом конце комнаты.
Под влиянием ее голоса Вихров как бы невольно опустился
на прежнее
место перед камином. Мари же
отошла и села
на свое обычное
место перед рабочим столиком, — она уже ожидала, что ей придется выслушать несколько, как она выражалась, проклятий. Вихров в последнее время действительно в присутствии ее беспрестанно проклинал и себя, и
свою жизнь, и
свою злосчастную судьбу.
Мари едва успела
отойти от двери и сесть
на свое место. Лицо ее было по-прежнему взволнованно, но не столь печально, и даже у ней
на губах появилась как бы несколько лукавая улыбка, которою она как бы говорила самой себе: «Ну, доктор!»
— Нет, — сказала она и вдруг
отошла и села
на прежнее
свое место.
— Ну, садись! — говорила Настенька, силясь
своей рукой достать и подвинуть Калиновичу стул; но Михеич предупредил ее: с ловкостью театрального лакея он подставил самое покойное кресло и с такой же ловкостью
отошел и стал
на свое место.
Хаджи-Мурат попытался было заговорить и здесь,
на бале, с Воронцовым о
своем деле выкупа семьи, но Воронцов, сделав вид, что не слыхал его слов,
отошел от него. Лорис-Меликов же сказал потом Хаджи-Мурату, что здесь не
место говорить о делах.
Последним словам
своим Фома придал столько печальной иронии и сопровождал их такою жалобною улыбкою, что стоны тронутых дам раздались снова. Все они с укором, а иные с яростью смотрели
на дядю, уже начинавшего понемногу уничтожаться перед таким согласным выражением всеобщего мнения. Мизинчиков плюнул и
отошел к окну. Бахчеев все сильнее и сильнее подталкивал меня локтем; он едва стоял
на месте.
Негина (подходит к Мелузову). Ни слова, ради Бога, ни слова! Если только любишь меня, молчи: я тебе после все скажу. (
Отходит и садится
на свое место.)
Он дал шпоры
своему английскому жеребцу, который в самом деле запрыгал
на одном
месте и, казалось, не хотел никак
отойти от стены.
По ее лицу пробежала нервная тень; она решительно
отошла, сев
на свое место и кусая губы.
На палубе пассажиры разместились с чашками кофе по группам, и все вели оживленные разговоры. Николай Фермор пил
свой кофе, сидя в сообществе нескольких человек, и когда его чашка была уже им допита, он поставил ее
на рубку, а сам встал с
места и
отошел к борту, и затем сию же минуту наступил ногою
на перекладину и, перекинувшись через перила, бросился в воду
на глазах всех пассажиров…
Генерал Голубко слетел с
своего места по той же сенаторской ревизии, которая унесла и Злобина. Наступало новое время, время преобразований и новых людей. Военный режим казенного горного дела
отошел в вечность, а с ним вместе и генерал Голубко.
На него были сделаны какие-то начеты и начато было даже дело, но все это было покрыто «милостивым манифестом». Генерал был честный человек и остался при половинной пенсии, которой сейчас и существовал.
Они так надулись, что совсем
отошли от всякой соразмерности, которая была бы мало-мальски прилична для самых больших щек; каждый, увидав их, должен был бы удивляться: зачем это
место помещено не
на своем месте.
Ловко закрутив
свою даму и еще ловчее опустя ее
на ее стул, он почтительно поклонился и с равнодушным спокойствием
отошел на прежнее
свое место.
Но он не скоро дождался ответа, и то, как слушатели отозвались
на его вопрос, не могло показаться ему удовлетворительным. Майор Форов, первый из выслушавших эту повесть Гордановского обращения, встал с
места и, презрительно плюнув,
отошел к окну. Бодростин повторил ему
свой вопрос, но получил в ответ одно коротенькое: «наплевать». Потом, сожалительно закачав головой, поднялся и молча направился в сторону Евангел. Бодростин и его спросил, но священник лишь развел руками и сказал...
Лет тридцать тому назад, в Вербное воскресенье, в день именин старухи-вербы, старик сидел
на своем месте, глядел
на весну и удил… Кругом было тихо, как всегда… Слышался только шепот стариков, да изредка всплескивала гуляющая рыба. Старик удил и ждал полдня. В полдень он начинал варить уху. Когда тень вербы начинала
отходить от того берега, наступал полдень. Время Архип узнавал еще и по почтовым звонкам. Ровно в полдень через плотину проезжала Т-я почта.
Федя, бледный, с серьезным лицом, подходит к отцу и касается дрожащими губами его щеки, потом
отходит и молча садится
на свое место.
Это большей частью молодые люди с здоровыми кулаками, с полною верой в будущность и с горячею любовью к
своему делу, но есть между ними двое,
на висках которых давно уже показались седины, а именно: делегат от просвирни, дьячок Ижеесишенский и приказчик из живорыбного садка Трифон Петров, двадцать пять лет не
отходя от
места живущий у
своего дяди в племянниках.
Павел Петрович
отошел. Чиновник, разумеется, не остался глазеть
на развод, а опрометью бросился к
месту своего служения. Он хорошо понял, для чего государь показал ему часы.
— Я рад, я рад, — проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро
отошел и сел
на свое место. — Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
— Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это чтò? — крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3-й роты
на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. — Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы
отходите от
своего места? А?… Я вас научу, как
на смотр людей в казакины одевать!… А?…