Неточные совпадения
И вот напечатают в газетах, что скончался, к прискорбию подчиненных и всего человечества, почтенный гражданин, редкий
отец, примерный супруг, и много напишут всякой всячины;
прибавят, пожалуй, что был сопровождаем плачем вдов и сирот; а ведь если разобрать хорошенько дело, так на поверку у тебя всего только и было, что густые брови».
Откуда возьмется и надутость и чопорность, станет ворочаться по вытверженным наставлениям, станет ломать голову и придумывать, с кем и как, и сколько нужно говорить, как на кого смотреть, всякую минуту будет бояться, чтобы не сказать больше, чем нужно, запутается наконец сама, и кончится тем, что станет наконец врать всю жизнь, и выдет просто черт знает что!» Здесь он несколько времени помолчал и потом
прибавил: «А любопытно бы знать, чьих она? что, как ее
отец? богатый ли помещик почтенного нрава или просто благомыслящий человек с капиталом, приобретенным на службе?
— Ага! — промолвил Базаров. — У твоего
отца, видно, губа не дура. А он мне нравится, твой
отец, ей-ей! Он молодец. Однако надо познакомиться, —
прибавил он и отправился назад к беседке.
— Ничего! поправимся. Одно скучно — мать у меня такая сердобольная: коли брюха не отрастил да не ешь десять раз в день, она и убивается. Ну,
отец ничего, тот сам был везде, и в сите и в решете. Нет, нельзя курить, —
прибавил он и швырнул сигарку в пыль дороги.
— Милый, добрый Аркадий Макарович, поверьте, что я об вас… Про вас
отец мой говорит всегда: «милый, добрый мальчик!» Поверьте, я буду помнить всегда ваши рассказы о бедном мальчике, оставленном в чужих людях, и об уединенных его мечтах… Я слишком понимаю, как сложилась душа ваша… Но теперь хоть мы и студенты, —
прибавила она с просящей и стыдливой улыбкой, пожимая руку мою, — но нам нельзя уже более видеться как прежде и, и… верно, вы это понимаете?
Вскоре она заговорила со мной о фрегате, о нашем путешествии. Узнав, что мы были в Портсмуте, она живо спросила меня, не знаю ли я там в Southsea церкви Св. Евстафия. «Как же, знаю, — отвечал я, хотя и не знал, про которую церковь она говорит: их там не одна. — Прекрасная церковь», —
прибавил я. «Yes… oui, oui», — потом
прибавила она. «Семь, — считал
отец Аввакум, довольный, что разговор переменился, — я уж кстати и «oui» сочту», — шептал он мне.
«Слава Богу, если еще есть поварня! — говорил
отец Никита, — а то и не бывает…» — «Как же тогда?» — «Тогда ночуем на снегу». — «Но не в сорок градусов, надеюсь». — «И в сорок ночуем: куда ж деться?» — «Как же так? ведь, говорят, при 40˚ дышать нельзя…» — «Трудно, грудь режет немного, да дышим. Мы разводим огонь, и притом в снегу тепло. Мороз ничего, —
прибавил он, — мы привыкли, да и хорошо закутаны. А вот гораздо хуже, когда застанет пурга…»
— Об этом, конечно, говорить еще рано. Облегчение не есть еще полное исцеление и могло произойти и от других причин. Но если что и было, то ничьею силой, кроме как Божиим изволением. Все от Бога. Посетите меня,
отец, —
прибавил он монаху, — а то не во всякое время могу: хвораю и знаю, что дни мои сочтены.
Прибавлю еще, что Иван Федорович имел тогда вид посредника и примирителя между
отцом и затеявшим тогда большую ссору и даже формальный иск на
отца старшим братом своим, Дмитрием Федоровичем.
— Говорил ли вам по крайней мере брат ваш, что намерен убить своего
отца? — спросил прокурор. — Вы можете не отвечать, если найдете это нужным, —
прибавил он.
— Или и ты соблазнился? — воскликнул вдруг
отец Паисий, — да неужто же и ты с маловерными! —
прибавил он горестно.
— То ли еще узрим, то ли еще узрим! — повторили кругом монахи, но
отец Паисий, снова нахмурившись, попросил всех хотя бы до времени вслух о сем не сообщать никому, «пока еще более подтвердится, ибо много в светских легкомыслия, да и случай сей мог произойти естественно», —
прибавил он осторожно, как бы для очистки совести, но почти сам не веруя своей оговорке, что очень хорошо усмотрели и слушавшие.
— Я должен вам сообщить, — произнес тоже дрожащим голосом Алеша, — о том, что сейчас было у него с
отцом. — И он рассказал всю сцену, рассказал, что был послан за деньгами, что тот ворвался, избил
отца и после того особенно и настоятельно еще раз подтвердил ему, Алеше, идти «кланяться»… — Он пошел к этой женщине… — тихо
прибавил Алеша.
— Ах вы,
отцы наши, милостивцы вы наши, — заговорил он нараспев и с таким умилением на лице, что вот-вот, казалось, слезы брызнут, — насилу-то изволили пожаловать!.. Ручку, батюшка, ручку, —
прибавил он, уже загодя протягивая губы.
«А Моргачонок в
отца вышел», — уже и теперь говорят о нем вполголоса старики, сидя на завалинках и толкуя меж собой в летние вечера; и все понимают, что это значит, и уже не
прибавляют ни слова.
— Вот, — сказал мне с усилием
отец, — завещаю тебе мою дочь — твою сестру. Ты все узнаешь от Якова, —
прибавил он, указав на камердинера.
Как только мой
отец замечал это, он выдумывал ему поручение, посылал его, например, спросить у «цирюльника Антона, не переменил ли он квартиры»,
прибавляя мне по-французски...
— Я так мало придаю важности делу, что совсем не считаю нужным скрывать, что я писал об этом, и
прибавлю, к кому — к моему
отцу.
Надобно было положить этому конец. Я решился выступить прямо на сцену и написал моему
отцу длинное, спокойное, искреннее письмо. Я говорил ему о моей любви и, предвидя его ответ,
прибавлял, что я вовсе его не тороплю, что я даю ему время вглядеться, мимолетное это чувство или нет, и прошу его об одном, чтоб он и Сенатор взошли в положение несчастной девушки, чтоб они вспомнили, что они имеют на нее столько же права, сколько и сама княгиня.
— Проси, — говорил мой
отец и, обращаясь к Пименову,
прибавлял: — Дмитрий Иванович, пожалуйста, будьте осторожны при нем; у него несчастный тик, когда он говорит, как-то странно заикается, точно будто у него хроническая отрыжка. — При этом он представлял совершенно верно полковника. — Я знаю, вы человек смешливый, пожалуйста, воздержитесь.
Так бедствовали мы и пробивались с год времени. Химик прислал десять тысяч ассигнациями, из них больше шести надобно было отдать долгу, остальные сделали большую помощь. Наконец и
отцу моему надоело брать нас, как крепость, голодом, он, не
прибавляя к окладу, стал присылать денежные подарки, несмотря на то что я ни разу не заикнулся о деньгах после его знаменитого distinguo! [различаю, провожу различие (лат.).]
Между тем полковник понравился всем. Сенатор его ласкал,
отец мой находил, что «лучше жениха нельзя ждать и желать не должно». «Даже, — пишет NataLie, — его превосходительство Д. П. (Голохвастов) доволен им». Княгиня не говорила прямо NataLie, но
прибавляла притеснения и торопила дело. NataLie пробовала прикидываться при нем совершенной «дурочкой», думая, что отстращает его. Нисколько — он продолжает ездить чаще и чаще.
— Чему же вы удивляетесь? — возразил доктор. — Цель всякой речи убедить, я и тороплюсь
прибавить сильнейшее доказательство, какое существует на свете. Уверьте человека, что убить родного
отца ни копейки не будет стоить, — он убьет его.
Я знавал еще в молодости два-три образчика этих фанатиков рабства, о которых со вздохом говорят восьмидесятилетние помещики, повествуя о их неусыпной службе, о их великом усердии и забывая
прибавить, чем их
отцы и они сами платили за такое самоотвержение.
— А с тобой, красавица, я разделаюсь! —
прибавил он, обращаясь к бывшей домоправительнице
отца.
А так как у неженатых и притом монахов не должно быть детей, то значит, —
прибавлял отец, — и вас не будет.
Отец сам рассказал нам, смеясь, эту историю и
прибавил, что верят этому только дураки, так как это просто старая сказка; но простой, темный народ верил, и кое — где уже полиция разгоняла толпы, собиравшиеся по слухам, что к ним ведут «рогатого попа». На кухне у нас следили за поповским маршрутом: передавали совершенно точно, что поп побывал уже в Петербурге, в Москве, в Киеве, даже в Бердичеве и что теперь его ведут к нам…
— Это, конечно, заблуждение разума, — сказал
отец и
прибавил убежденно и несколько торжественно: — Бог, дети, есть, и он все видит… все. И тяжко наказывает за грехи…
Собравшись домой, она на дороге, на постоялом дворе, встречает
отца и мать, рассказывает им все свое горе и
прибавляет, что ушла от мужа, чтобы жить с ними, потому что ей уж терпенья не стало.
Уходя, она
прибавила, что Лизавета Прокофьевна сегодня в адском расположении духа, но что всего страннее, что Аглая перессорилась со всем семейством, не только с
отцом и матерью, но даже с обеими сестрами, и что «это совсем нехорошо».
— Ну, старшая, пошла! Вот это-то в ней и скверно. А кстати, я ведь думал, что
отец наверно с Рогожиным уедет. Кается, должно быть, теперь. Посмотреть, что с ним в самом деле, —
прибавил Коля, выходя.
В нашей детской говорили, или, лучше сказать, в нашу детскую доходили слухи о том, о чем толковали в девичьей и лакейской, а толковали там всего более о скоропостижной кончине государыни,
прибавляя страшные рассказы, которые меня необыкновенно смутили; я побежал за объяснениями к
отцу и матери, и только твердые и горячие уверения их, что все эти слухи совершенный вздор и нелепость, могли меня успокоить.
— Батюшка, вы подарили мне эти деньги, и я их мог профрантить, прокутить, а я хочу их издержать таким образом, и вы, я полагаю, в этом случае не имеете уж права останавливать меня! Вот вам деньги-с! —
прибавил он и, проворно сходя в свою комнату, принес оттуда двести пятьдесят рублей и подал было их
отцу. — Прошу вас, сейчас же на них распорядиться, как я вас просил!
— Ступай, погуляй! —
прибавил Паше и
отец его.
— Да я, пожалуй, свезу, — отвечал старик-отец, кидая вокруг себя какой-то беспокойный взор. — Подсобите хоть положить-то ее, —
прибавил он понятым.
— Здравствуйте, любезнейший, — сказал он, — потрудитесь вот с
отцом Селивестром съездить и открыть одно дело!.. —
прибавил он, показывая глазами на священника и подавая Вихрову уже заранее приготовленное на его имя предписание.
— Никакие силы человеческие меня здесь больше не удержат! — отвечала Юлия с ударением. — Я так давно не видала
отца, —
прибавила она.
— Точно так.
Отец мой тридцать лет казначеем! — проговорила она с какою-то гордостью, обращаясь к Павлу, и затем, поведя как-то носом по воздуху,
прибавила: — Какой вид тут у вас прекрасный — премиленький!
— Я сама напишу
отцу. Он должен знать и понимать, зачем я здесь живу, — отвечала она. — Я надеюсь, что ты не потяготишься мною, —
прибавила она уже с улыбкой брату.
— А это вот — угольная, или чайная, как ее прежде называли, — продолжала хозяйка, проводя Павла через коридор в очень уютную и совершенно в стороне находящуюся комнату. — Смотрите, какие славные диваны идут кругом. Это любимая комната была покойного
отца мужа. Я здесь буду вас ожидать! —
прибавила она совершенно тихо и скороговоркой.
— С Саловым ужасная вещь случилась; он там обыгрывал какого-то молодого купчика и научил его, чтобы он фальшивый вексель составил от
отца; тот составил. Салов пошел продавать его, а на бирже уж было заявлено об этой фальши, так что их теперь обоих взяли в часть; но, вероятно, как
прибавляет Марьеновский, и в острог скоро переведут.
— Бедные! — сказала она. — А если он все знает, —
прибавила она после некоторого молчания, — так это не мудрено. Он и об
отце Алеши имеет большие известия.
Прибавлю еще, что
отец вдруг стал необыкновенно ласков к сыну (хотя все-таки не давал ему денег).
— Помилуйте! с ними театров не надобно-с! никогда не соскучитесь! —
прибавил отец Арсений. — Только вот на язык невоздержны маленько.
На это
отец объявил матушке, что он теперь припоминает, какая это госпожа; что он в молодости знал покойного князя Засекина, отлично воспитанного, но пустого и вздорного человека; что его в обществе звали «le Parisien», [Парижанин (фр.).] по причине его долгого житья в Париже; что он был очень богат, но проиграл все свое состояние — и неизвестно почему, чуть ли не из-за денег, — впрочем, он бы мог лучше выбрать, —
прибавил отец и холодно улыбнулся, — женился на дочери какого-то приказного, а женившись, пустился в спекуляции и разорился окончательно.
— Буду надеяться на ваше покровительство, Марья Николаевна и Петр Васильич, — сказала она нараспев матушке и
отцу. — Что делать! Были времена, да прошли. Вот и я — сиятельная, —
прибавила она с неприятным смехом, — да что за честь, коли нечего есть.
Я удвоил шаги и поспел домой перед самым обедом.
Отец уже сидел переодетый, вымытый и свежий, возле матушкиного кресла и читал ей своим ровным и звучным голосом фельетон «Journal des Débats»; [Дословно: «Дневник прений» (фр.).] но матушка слушала его без внимания и, увидавши меня, спросила, где я пропадал целый день, и
прибавила, что не любит, когда таскаются бог знает где и бог знает с кем. «Да я гулял один», — хотел было я ответить, но посмотрел на
отца и почему-то промолчал.
— Да заодно и сам уж промок, —
прибавила весело Мавра Кузьмовна, — так вот,
отцы вы наши, как я об нашем деле радею, каких вам слуг добываю, что из-за рюмки сивухи, а уж не из чего другого, рад жизнь потерять.
— Хорошо, — подтвердил Петр Михайлыч, — суди меня бог; а я ему не прощу; сам буду писать к губернатору; он поймет чувства
отца. Обидь, оскорби он меня, я бы только посмеялся: но он тронул честь моей дочери — никогда я ему этого не прощу! —
прибавил старик, ударив себя в грудь.
— Так и сделайте! — разрешила ему Катрин. — Пусть он жалуется губернатору… тот не откажется от своих слов… Но, Василий Иваныч, я прежде всего хочу вам
прибавить жалованья… Что же вы с нас до сих пор получали?.. Какую-нибудь тысячу?.. Я желаю платить вам то, что платил вам мой
отец!.. Сколько он вам платил? Говорите!