Неточные совпадения
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не
едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее.
Отдайте ее.
— Да, но как же я
отдам ему?
Поеду с ним и совершу купчую?
Алексей Александрович решил, что
поедет в Петербург и увидит жену. Если ее болезнь есть обман, то он промолчит и уедет. Если она действительно больна при смерти и желает его видеть пред смертью, то он простит ее, если застанет в живых, и
отдаст последний долг, если приедет слишком поздно.
И шагом
едет в чистом поле,
В мечтанья погрузясь, она;
Душа в ней долго поневоле
Судьбою Ленского полна;
И мыслит: «Что-то с Ольгой стало?
В ней сердце долго ли страдало,
Иль скоро слез прошла пора?
И где теперь ее сестра?
И где ж беглец людей и света,
Красавиц модных модный враг,
Где этот пасмурный чудак,
Убийца юного поэта?»
Со временем отчет я вам
Подробно обо всем
отдам...
Он уже хлопотал и
отдавал приказы, выбирал коней и сбрую для молодых сыновей, наведывался и в конюшни и в амбары, отобрал слуг, которые должны были завтра с ними
ехать.
Но сердобольная мамаша тотчас же, полушепотом и скороговоркой, разрешила некоторые важнейшие недоумения, а именно, что Аркадий Иванович человек большой, человек с делами и со связями, богач, — бог знает что там у него в голове, вздумал и
поехал, вздумал и деньги
отдал, а стало быть, и дивиться нечего.
Я прервал его речь вопросом: сколько у меня всего-на-все денег? «Будет с тебя, — отвечал он с довольным видом. — Мошенники как там ни шарили, а я все-таки успел утаить». И с этим словом он вынул из кармана длинный вязаный кошелек, полный серебра. «Ну, Савельич, — сказал я ему, —
отдай же мне теперь половину; а остальное возьми себе. Я
еду в Белогорскую крепость».
«Напрасно я уступил настояниям матери и Варавки, напрасно
поехал в этот задыхающийся город, — подумал Клим с раздражением на себя. — Может быть, в советах матери скрыто желание не допускать меня жить в одном городе с Лидией? Если так — это глупо; они
отдали Лидию в руки Макарова».
Бальзаминов. Ах, маменька, не мешайте! Представьте, маменька, я, бедный молодой человек, хожу себе по улице, и вдруг что же? И вдруг теперь
поеду в коляске! И знаете, что мне в голову пришло? Может быть, за Пеженовой сад
отдадут в приданое: тогда можно будет забор-то разгородить, сады-то у них рядом, и сделать один сад. Разных беседок и аллей…
— Не
поедешь! — равнодушно повторил Тарантьев. — А ты вот лучше деньги-то за полгода вперед
отдай.
Я как пришла в трактир и
отдала Ивану Иванычу деньги — он сосчитал, принял и говорит: «Теперь, госпожа,
поедем.
— Я — о Боже, Боже! — с пылающими глазами начал он, — да я всю жизнь
отдал бы — мы
поехали бы в Италию — ты была бы моей женой…
— Э, вот что! Хорошо… — зевая, сказал Райский, — я
поеду с визитами, только с тем, чтоб и вы со мной заехали к Марку: надо же ему визит
отдать.
— «Что ж не выменял?» — «Не
отдают; да не уйдет она от меня!» Эти шесть миль, которые мы
ехали с доктором, большею частью по побочным дорогам, были истинным истязанием, несмотря на живописные овраги и холмы: дорогу размыло дождем, так что по горам образовались глубокие рытвины, и экипажи наши не катились, а перескакивали через них.
Англичанин — барин здесь, кто бы он ни был: всегда изысканно одетый, холодно, с пренебрежением
отдает он приказания черному. Англичанин сидит в обширной своей конторе, или в магазине, или на бирже, хлопочет на пристани, он строитель, инженер, плантатор, чиновник, он распоряжается, управляет, работает, он же
едет в карете, верхом, наслаждается прохладой на балконе своей виллы, прячась под тень виноградника.
— Загипнотизировываешься? — повторил Богатырев и громко захохотал. — Не хочешь, ну как хочешь. — Он вытер салфеткой усы. — Так
поедешь? А? Если он не сделает, то давай мне, я завтра же
отдам, — прокричал он и, встав из-за стола, перекрестился широким крестом, очевидно так же бессознательно, как он отер рот, и стал застегивать саблю. — А теперь прощай, мне надо
ехать.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя на одного председателя, —
отдала хозяйке деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё поил наших девушек, потом хотел послать еще за вином, а деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня послал к себе в номер. И сказал, где деньги и сколько взять. Я и
поехала.
«
Отдать землю,
ехать в Сибирь, — блохи, клопы, нечистота… Ну, что ж, коли надо нести это — понесу». Но, несмотря на всё желание, он не мог вынести этого и сел у открытого окна, любуясь на убегающую тучу и на открывшийся опять месяц.
А вот
поедешь к Ляховскому, так там тебе покажут такую барышню, что
отдай все, да мало, прибавь — недостанет…
Все равно что пьяная каналья загорланит, как «
поехал Ванька в Питер», а я за две секунды радости
отдал бы квадриллион квадриллионов.
— Лейба! — подхватил Чертопханов. — Лейба, ты хотя еврей и вера твоя поганая, а душа у тебя лучше иной христианской! Сжалься ты надо мною! Одному мне
ехать незачем, один я этого дела не обломаю. Я горячка — а ты голова, золотая голова! Племя ваше уж такое: без науки все постигло! Ты, может, сомневаешься: откуда, мол, у него деньги? Пойдем ко мне в комнату, я тебе и деньги все покажу. Возьми их, крест с шеи возьми — только
отдай мне Малек-Аделя,
отдай,
отдай!
То, что «миленький» все-таки
едет, это, конечно, не возбуждает вопроса: ведь он повсюду провожает жену с той поры, как она раз его попросила: «
отдавай мне больше времени», с той поры никогда не забыл этого, стало быть, ничего, что он
едет, это значит все только одно и то же, что он добрый и что его надобно любить, все так, но ведь Кирсанов не знает этой причины, почему ж он не поддержал мнения Веры Павловны?
— Да ведь у тебя не приготовлены вещи, как же ты
поедешь? Собирайся, если хочешь: как увидишь, так и сделаешь. Только я тебя просил бы вот о чем: подожди моего письма. Оно придет завтра же; я напишу и
отдам его где-нибудь на дороге. Завтра же получишь, подожди, прошу тебя.
На колеснице с ним
едет, показывая его народу, прося народ принять его, говоря народу, что она покровительствует ему, женщина чудной красоты даже среди этих красавиц, — и преклоняясь перед ее красотою, народ
отдает власть над собою Пизистрату, ее любимцу.
Однажды вечером ездили мы вместе верхом; лошадь у жены что-то заупрямилась; она испугалась,
отдала мне поводья и пошла пешком домой; я
поехал вперед.
Сколько есть на свете барышень, добрых и чувствительных, готовых плакать о зябнущем щенке,
отдать нищему последние деньги, готовых
ехать в трескучий мороз на томболу [лотерею (от ит. tombola).] в пользу разоренных в Сибири, на концерт, дающийся для погорелых в Абиссинии, и которые, прося маменьку еще остаться на кадриль, ни разу не подумали о том, как малютка-форейтор мерзнет на ночном морозе, сидя верхом с застывающей кровью в жилах.
— Кому-то она Бубново с деревнями
отдаст! вот это так кус! Намеднись мы
ехали мимо: скирдов-то, скирдов-то наставлено! Кучер Алемпий говорит: «Точно Украйна!»
— Я их тебе на том свете калеными орехами
отдам. К Раидиным
поедешь?
Но расчет на богатое приданое не оправдался: по купеческому обыкновению, его обманули, а он, в свою очередь, выказал при этом непростительную слабость характера. Напрасно сестры уговаривали его не
ехать в церковь для венчания, покуда не
отдадут договоренной суммы полностью; он доверился льстивым обещаниям и обвенчался. Вышел так называемый неравный брак, который впоследствии сделался источником бесконечных укоров и семейных сцен самого грубого свойства.
Он сам укладывал давеча, господин Лебедев, он вам покажет; но с тем, что завтра рано, когда я
поеду в Петербург, вы мне
отдадите пистолет назад.
P.S. Не знаю,
поедет ли, наконец, завтра Анненков, но я уже ему
отдаю письмо, чтоб он не имел пустых отговорок. Мучение бедной его жене. [Анненковы не выехали и «завтра». 18 июля Пущин писал И. Д. Якушкину, что «не из совсем ясного ощущения» он желает скорейшего их отъезда из Туринска.]
27-го около полудня мы добрались до Лебедя. Наше появление порадовало их и удивило. Я не стану рассказывать тебе всех бедствий дороги. Почти трое суток
ехали. Тотчас по приезде я отправился к Милордову, в твой дом (с особенным чувством вошел в него и осмотрел все комнаты).
Отдал просьбы и просил не задерживать. Милордов порядочный человек, он правил должность тогда губернатора за отсутствием Арцимовича.
Петровского, как только он вышел на улицу, встретил молодой человек, которому коллежский советник
отдал свой бумажник с номинациею и другими бумагами. Тут же они обменялись несколькими словами и пошли в разные стороны. У первого угла Петровский взял извозчика и велел
ехать в немецкий клуб.
Мужик не очень охотно
поехал; он, кажется, не совсем доверял, что ему
отдадут обещанные деньги.
— В глупости их, невежестве и изуверстве нравов, — проговорил он, — главная причина, законы очень слабы за отступничество их… Теперь вот
едем мы, беспокоимся, трудимся, составим акт о захвате их на месте преступления,
отдадут их суду — чем же решат это дело? «Вызвать, говорят, их в консисторию и сделать им внушение, чтобы они не придерживались расколу».
Та
отдала ему письмо и велела сейчас же
ехать.
Через несколько дней Павлом получено было с траурной каемкой извещение, что Марья Николаевна и Евгений Петрович Эйсмонды с душевным прискорбием извещают о кончине Еспера Ивановича Имплева и просят родных и знакомых и проч. А внизу рукой Мари было написано: «Надеюсь, что ты приедешь
отдать последний долг человеку, столь любившему тебя». Павел, разумеется, сейчас было собрался
ехать; но прежде зашел сказать о том Клеопатре Петровне и показал даже ей извещение.
— Ну, так вот, Иван, ты возьмешь лошадь и
поедешь с этим письмом к Клеопатре Петровне, — говорил Вихров,
отдавая Ивану письмо.
Под конец обеда гостей прибавилось: три девицы Корочкины поспели к мороженому. Наконец
еда кончилась:
отдавши приказание немедленно закладывать лошадей, я решился сделать последнюю попытку в пользу Короната и с этою целью пригласил Промптова и Машеньку побеседовать наедине.
Да, вот он
едет в то место, где несколько женщин
отдают кому угодно свое тело, свои ласки и великую тайну своей любви.
Несколько суток я
ехал, не
отдавая себе отчета, что со мной случилось и что ждет меня впереди.
— Пошел, скажи карете, чтоб она
ехала туда, где я сейчас был и там
отдать эту записку! — сказал он, подавая лоскуток бумаги, на которой написал несколько слов.
— Не за тем, Яков Васильич, являюсь, — возразил он с усмешкою, — но что собственно вчерашнего числа госпожа наша Полина Александровна, через князя, изволила мне
отдать приказ, что, так как теперича оне изволят за вас замуж выходить и разные по этому случаю будут обеды и балы, и я, по своей старости и негодности, исполнить того не могу, а потому сейчас должен сбираться и
ехать в деревню… Как все это я понимать могу? В какую сторону? — заключил старик и принял вопросительную позу.
— Да вот так же, вам всегда везет, и сейчас тоже! Вчера приехал ко мне мой бывший денщик, калмык, только что из полка отпущенный на льготу! Прямо с поезда, проездом в свой улус, прежде ко мне повидаться, к своему командиру… Я
еду на поезд — а он навстречу на своем коне… Триста монет ему давали в Москве — не
отдал! Ну, я велел ему дожидаться, — а вышло кстати… Вот он вас проводит, а потом и мою лошадь приведет… Ну, как, довольны? — и хлопнул меня по плечу.
— Право, бабушка! И всякий раз, как мы мимо Горюшкина
едем, всякий-то раз он эту историю поднимает! И бабушка Наталья Владимировна, говорит, из Горюшкина взята была — по всем бы правам ему в головлевском роде быть должно; ан папенька, покойник, за сестрою в приданое
отдал! А дыни, говорит, какие в Горюшкине росли! По двадцати фунтов весу — вот какие дыни!
— Да; это тебе все равно, кому я их
отдал, но
отдай же и ты кому-нибудь свою удаль: ты не юноша, тебе пятьдесят лет, и ты не казак, потому что ты в рясе. А теперь еще раз будь здоров, а мне пора
ехать.
Сделай милость, просит,
отдай им, когда назад
поедешь».
Кинув все это в ту же рассыльную книгу, в которой бумага была доставлена, он вышел на крыльцо и
отдал книгу солдату; явившемуся длинному дьячку Павлюкану велел мазать кибитку и готовиться через час
ехать с ним в уезд по благочинию, а работницу послал за Ахиллой.
Стоило некоторым людям, участникам и неучастникам этого дела, свободным от внушения, еще тогда, когда только готовились к этому делу, смело высказывать свое негодование перед совершившимися в других местах истязаниями и отвращение и презрение к людям, участвовавшим в них, стоило в настоящем тульском деле некоторым лицам выразить нежелание участвовать в нем, стоило проезжавшей барыне и другим лицам тут же на станции высказать тем, которые
ехали в этом поезде, свое негодование перед совершаемым ими делом, стоило одному из полковых командиров, от которых требовались части войск для усмирения, высказать свое мнение, что военные не могут быть палачами, и благодаря этим и некоторым другим, кажущимся неважными частным воздействиям на людей, находящихся под внушением, дело приняло совсем другой оборот, и войска, приехав на место, не совершили истязаний, а только срубили лес и
отдали его помещику.
— Антоша, не забывайся! Смотри, завтра
поеду в гимназию, и если это окажется правда,
отдам тебя матери на исправление.