Неточные совпадения
В
чувстве его к ней теперь не было ничего таинственного, и потому красота ее, хотя и сильнее, чем прежде, привлекала его, вместе с тем теперь
оскорбляла его.
«Эта холодность — притворство
чувства, — говорила она себе. — Им нужно только
оскорбить меня и измучать ребенка, а я стану покоряться им! Ни за что! Она хуже меня. Я не лгу по крайней мере». И тут же она решила, что завтра же, в самый день рожденья Сережи, она поедет прямо в дом мужа, подкупит людей, будет обманывать, но во что бы ни стало увидит сына и разрушит этот безобразный обман, которым они окружили несчастного ребенка.
Кроме страстного влечения, которое он внушал мне, присутствие его возбуждало во мне в не менее сильной степени другое
чувство — страх огорчить его,
оскорбить чем-нибудь, не понравиться ему: может быть, потому, что лицо его имело надменное выражение, или потому, что, презирая свою наружность, я слишком много ценил в других преимущества красоты, или, что вернее всего, потому, что это есть непременный признак любви, я чувствовал к нему столько же страху, сколько и любви.
Базарову не нравилась эта размеренная, несколько торжественная правильность ежедневной жизни; «как по рельсам катишься», — уверял он: ливрейные лакеи, чинные дворецкие
оскорбляли его демократическое
чувство.
Таким образом, Анна Андреевна поставлена была в чрезвычайно неловкое положение, тонко понимая своим женским чутьем, что малейшим наговором на Катерину Николаевну, перед которой князь тоже благоговел, а теперь даже более, чем всегда, и именно потому, что она так благодушно и почтительно позволила ему жениться, — малейшим наговором на нее она
оскорбила бы все его нежные
чувства и возбудила бы в нем к себе недоверие и даже, пожалуй, негодование.
Ему удивительно было, что такое ужасное положение, такое издевательство над
чувствами людей никого не
оскорбляло.
Счетчик этот, не глядя на того, кто проходил, хлопнул рукой по спине Нехлюдова, и это прикосновение руки надзирателя в первую минуту
оскорбило Нехлюдова, но тотчас же он вспомнил, зачем он пришел сюда, и ему совестно стало этого
чувства неудовольствия и оскорбления.
«Очень может быть, что правда то, что я говорил, — по крайней мере, он ничего не возразил мне. Но не так надо было говорить. Мало же я изменился, если я мог так увлечься недобрым
чувством и так
оскорбить его и огорчить бедную Наташу», думал он.
Конца этой сцены я не берусь описывать; я и так боюсь, не
оскорбил ли я
чувства читателя.
Как должны
оскорблять бедную девушку, выставленную всенародно в качестве невесты, все эти битые приветствия, тертые пошлости, тупые намеки… ни одно деликатное
чувство не пощажено, роскошь брачного ложа, прелесть ночной одежды выставлены не только на удивление гостям, но всем праздношатающимся.
Горе жены ни мало не трогает его, а возмутительная грубость дочери не
оскорбляет отцовского
чувства.
Вся проникнутая
чувством долга, боязнью
оскорбить кого бы то ни было, с сердцем добрым и кротким, она любила всех и никого в особенности; она любила одного бога восторженно, робко, нежно.
Я невольно смотрел на него с каким-то новым
чувством, порожденным исключительным положением: оно высоко ставило его в моих глазах, и я боялся
оскорбить его каким-нибудь неуместным замечанием.
Он делает это с таким
чувством, что, право, грешно
оскорбить это
чувство.
— Но я не
оскорбляю человеческих
чувств моими словами.
— Нет, умрет! — прикрикнул на нее с своей стороны Вихров. — А ты не смей так говорить! Ты
оскорбляешь во мне самое святое, самое скорбное
чувство, — пошла!
Так, впрочем, было в сравнительно недавнее время, когда шалопай был только бесполезен и
оскорблял нравственное
чувство единственно своею ненужностью.
— Хорошо, — подтвердил Петр Михайлыч, — суди меня бог; а я ему не прощу; сам буду писать к губернатору; он поймет
чувства отца. Обидь,
оскорби он меня, я бы только посмеялся: но он тронул честь моей дочери — никогда я ему этого не прощу! — прибавил старик, ударив себя в грудь.
Да понимаете ли, что вы
оскорбили благороднейшие
чувства мои своим ответом?
Каждое выражение в письме Ирины возбуждало его негодование, самые уверения ее в неизменности ее
чувства оскорбляли его.
Оттого ли, что я не воровал вместе с нею, или не изъявлял никакого желания стать ее любовником, что, вероятно,
оскорбляло ее, или, быть может, оттого, что она чуяла во мне чужого человека, она возненавидела меня с первого же дня. Моя неумелость, нелакейская наружность и моя болезнь представлялись ей жалкими и вызывали в ней
чувство гадливости. Я тогда сильно кашлял, и случалось, по ночам мешал ей спать, так как ее и мою комнату отделяла одна только деревянная перегородка, и каждое утро она говорила мне...
— Но вы ошибаетесь, — продолжал князь. — Никакой ваш ответ не может
оскорбить меня, или, лучше сказать, я не имею даже права оскорбляться на вас: к кому бы вы какое
чувство ни питали, вы совершенно полновластны в том!.. Тут только одно: о вашей любви я получил анонимное письмо, значит, она сделалась предметом всеобщей молвы; вот этого, признаюсь, я никак не желал бы!..
Нароков. Ну, нет, хлеб-то я себе всегда достану; я уроки даю, в газеты корреспонденции пишу, перевожу; а служу у Гаврюшки, потому что от театра отстать не хочется, искусство люблю очень. И вот я, человек образованный, с тонким вкусом, живу теперь между грубыми людьми, которые на каждом шагу
оскорбляют мое артистическое
чувство. (Подойдя к столу.) Что это за книги у вас?
Она чуяла — ему казалось часто лучше его самого — всякое состояние его души, всякий оттенок его
чувства и соответственно этого поступала, стало-быть, никогда не
оскорбляла его
чувства, а всегда умеряла тяжелые
чувства и усиливала радостные.
Если мы не перенесемся в древнюю Грецию, песни Сафо и Анакреона покажутся нам выражением антиэстетического наслаждения, чем-то похожим на те произведения нашего времени, которых стыдится печать; если мы не перенесемся мыслью в патриархальное общество, песни Гомера будут
оскорблять нас цинизмом, грубым обжорством, отсутствием нравственного
чувства.
А то всякий так смотрит, как будто он суровее, чем он есть на самом деле, как будто все боятся
оскорбить свои
чувства, коли очень скоро выкажут их…
После мне только было досадно, что я
оскорбил национальное
чувство моих товарищей, но сам для себя я не чувствовал никакой неловкости от того, что отрекся быть поляком.
Всякое излишество, даже в хорошем
чувстве, его
оскорбляло: «Это дико, дико», — говаривал он в таком случае, чуть-чуть пожимаясь и прищуривая свои золотистые глаза.
Что я любил ее, что я желал сделаться ее мужем, в этом, конечно, нечего было и сомневаться, но не решался еще, будучи, с одной стороны, не уверен, любит ли она меня, а с другой — боясь
оскорбить в ней
чувство горести о потере брата и мужа.
Это
оскорбило и огорчило отца Сергия, и
чувство это еще усилилось, когда он услыхал от игумна, что вызов его, отца Сергия, ни на что другое не был нужен, как на то, чтобы удовлетворить любопытству генерала увидать своего прежнего сослуживца, как он выразился.
Порою я спрашивал себя в удивлении: как могли они все время не
оскорбить такого, как я, и ни разу не возбудить в таком, как я,
чувства ревности и зависти?
Нравы большинства помещиков того времени были грубы и невежественны, как мы уже видели из множества примеров; следовательно, нечего было опасаться, чтобы какое-нибудь жесткое выражение или грубый поступок не
оскорбил нравственного
чувства господина.
Такую перемену в обоих я объяснял себе тем, что они обиделись на дядю. Рассеянный дядя путал их имена, до самого отъезда не научился различать, кто из них учитель, а кто муж Татьяны Ивановны, самое Татьяну Ивановну величал то Настасьей, то Пелагеей, то Евдокией. Умиляясь и восторгаясь нами, он смеялся и держал себя словно с малыми ребятами… Всё это, конечно, могло
оскорблять молодых людей. Но дело было не в обиде, а, как теперь я понимаю, в более тонких
чувствах.
Кунин теперь почти ненавидел отца Якова. Этот человек, его жалкая, карикатурная фигура, в длинной, помятой ризе, его бабье лицо, манера служить, образ жизни и канцелярская, застенчивая почтительность
оскорбляли тот небольшой кусочек религиозного
чувства, который оставался еще в груди Кунина и тихо теплился наряду с другими нянюшкиными сказками. А холодность и невнимание, с которыми он встретил искреннее, горячее участие Кунина в его же собственном деле, было трудно вынести самолюбию…
Я во что бы то ни стало хотел знать: что такое именно разумеет княгиня под разжигающими предметами, которые она нашла в сочинениях Гончарова. Чем он мог, при его мягкости отношений к людям и обуревающим их страстям,
оскорбить чье бы то ни было
чувство?
Вспоминая свою прежнюю жизнь, я вижу теперь, что я никогда не позволял разгораться своему враждебному
чувству на тех людей, которых считал выше себя, и никогда не
оскорблял их; но зато малейший неприятный для меня поступок человека, которого я считал ниже себя, вызывал мой гнев на него и оскорбление, и чем выше я считал себя перед таким человеком, тем легче я
оскорблял его; иногда даже одна воображаемая мною низость положения человека уже вызывала с моей стороны оскорбление ему.
Ты в тюрьме, ты болен, ты лишен возможности какой бы то ни было внешней деятельности, тебя
оскорбляют, мучат, — но внутренняя жизнь твоя в твоей власти: ты можешь в мыслях упрекать, осуждать, завидовать, ненавидеть людей и можешь в мыслях же подавлять эти
чувства и заменять их добрыми.
Постарайся полюбить того, кого ты не любил, осуждал, кто
оскорбил тебя. И если это удастся тебе сделать, ты узнаешь новое, радостное
чувство. Как свет яркий светит после темноты, так и, освободившись от нелюбви, свет любви сильнее и радостнее разгорится в тебе.
Голос девочки дрожал искренним
чувством. Она была вполне чистосердечна, эта маленькая рыженькая Перская с ее восхищенными глазками и восторженной душой. Она была восторженна, а я одинока в этом большом темном дортуаре среди чужих мне по духу тридцати девочек. Другого выбора не было, и потому, отчасти, не желая
оскорбить вполне сочувствующую мне девочку, отчасти, признавая свое одиночество, я протянула ей руку со словами...
Вы
оскорбили Деревяшкина, осрамили его, а главное заподозрили его похвальные
чувства и даже… профанировали эти
чувства.
Пришел домой. С недобрым
чувством перечитал папино письмо. „Раньше нужно получить гражданские права…“ Иначе сказать — диплом. Получишь бумажку, — тогда станешь гражданином. „Тогда выступишь бойцом за то, что считаешь лучшим…“ Это глубоко
оскорбляло своего фальшью. В каждый момент, всегда, нужно безоглядно выступать бойцом за то, что считаешь лучшим!
Ленин даже высказывался против нарочитого оскорбления религиозных
чувств, хотя он сам их грубо
оскорблял.
Впервые испытывал он это
чувство, оно страшно бесило его,
оскорбляло его безграничное самолюбие или, вернее, себялюбие.
Я никогда не любила жеманства, это смешная чопорность. Есть вранье и вранье. Домбрович умеет остановиться там, где нужно. Он не
оскорбляет моего, как бы это выразиться, — моего эстетического
чувства.
Сам он тоже держал себя в стороне от всех, но эта наклонность к уединению, эти старания избегать шумных компаний, объяснялись добродушно знавшими его людьми созерцательностью его характера, его набожностью, действительно сильно развитою, и нисколько не
оскорбляли товарищей, по-прежнему относившихся к нему со смешанным
чувством любви и уважения.
— Напрасно! — повторил он. — Месяц тому назад… там… вот в такую же пору, ты меня
оскорбила, назвала ренегатом… И еще чем-то! Я не хочу возвращаться к этому. Я забыл… Я мог бы уйти в самого себя, в законное
чувство задетой гордости… Но я стою за брак, за супружеский союз!.. Без уважения, а стало, и без взаимного понимания он немыслим!
—
Оскорбить! О, нет!.. — сказала цыганка с особенным
чувством, — меня… ты… вы… может ли это статься! Да, Артемий Петрович правду говорил, что я найду добрую, прекрасную барышню…
Сколько было в его словах правды, искренности, неподдельного
чувства. Он победил Шумского своим великодушием. Михаилу Андреевичу стало стыдно, что он
оскорблял человека, который искренне желал ему добра, несмотря на его неблагодарность.
Он сознавал недосягаемость этого счастья, и силою воли боящегося
оскорбить свое божество влюбленного человека скрывал свои
чувства от всех, и тщательнее всего от самой Зинаиды Владимировны.
Он сел с нею, но сначала разговор не клеился — она казалась ему каким-то высшим существом, которое могла
оскорбить речь о чем-либо земном. Но вдруг под влиянием какого-то неудержимого
чувства Иван Корнильевич спросил...