Неточные совпадения
Оказалось, что все как-то было еще лучше, чем прежде: щечки интереснее, подбородок заманчивей,
белые воротнички давали тон щеке, атласный синий галстук давал тон воротничкам; новомодные складки манишки давали тон галстуку, богатый бархатный <жилет> давал <тон> манишке, а фрак наваринского дыма с пламенем, блистая, как шелк, давал тон всему.
Река
Белая оказалась мутно-желтой, а Уфа — голубоватее и прозрачней.
Клим сидел с другого бока ее, слышал этот шепот и видел, что смерть бабушки никого не огорчила, а для него даже
оказалась полезной: мать отдала ему уютную бабушкину комнату с окном в сад и молочно-белой кафельной печкой в углу.
Большой, тяжелый человек
оказался очень ловким, быстро наполнил ванну водою, принес простыни, полотенца, нижнее
белье, попутно сообщил, что...
Дверь открыла пожилая горничная в
белой наколке на голове, в накрахмаленном переднике; лицо у нее было желтое, длинное, а губы такие тонкие, как будто рот зашит, но когда она спросила: «Кого вам?» —
оказалось, что рот у нее огромный и полон крупными зубами.
Прозоров
оказался мужчиной длинным, тонконогим, со вздутым животом, живот, выпирая из жилета и брюк, показывал
белую полосу рубахи.
Лишь только они с Анисьей принялись хозяйничать в барских комнатах вместе, Захар что ни сделает,
окажется глупостью. Каждый шаг его — все не то и не так. Пятьдесят пять лет ходил он на
белом свете с уверенностью, что все, что он ни делает, иначе и лучше сделано быть не может.
— Ну, вот вам и платье, — развязно проговорил он, по-видимому очень довольный успехом своего хождения. — Это господин Калганов жертвует на сей любопытный случай, равно как и чистую вам рубашку. С ним все это, к счастию, как раз
оказалось в чемодане. Нижнее
белье и носки можете сохранить свои.
— Подождите-с, — проговорил он наконец слабым голосом и вдруг, вытащив из-под стола свою левую ногу, начал завертывать на ней наверх панталоны. Нога
оказалась в длинном
белом чулке и обута в туфлю. Не торопясь, Смердяков снял подвязку и запустил в чулок глубоко свои пальцы. Иван Федорович глядел на него и вдруг затрясся в конвульсивном испуге.
— Э, черт! Этого недоставало, — пробормотал он со злобой, быстро переложил из правой руки кредитки в левую и судорожно выдернул из кармана платок. Но и платок
оказался весь в крови (этим самым платком он вытирал голову и лицо Григорию): ни одного почти местечка не было
белого, и не то что начал засыхать, а как-то заскоруз в комке и не хотел развернуться. Митя злобно шваркнул его об пол.
Я кликнул Дерсу и Сунцая и отправился туда узнать, в чем дело. Это
оказался железисто-сернисто-водородный теплый ключ. Окружающая его порода красного цвета; накипь
белая, известковая; температура воды +27°С. Удэгейцам хорошо известен теплый ключ на Уленгоу как место, где всегда держатся лоси, но от русских они его тщательно скрывают.
Оказалось, что в тумане мы внезапно вышли на берег и заметили это только тогда, когда у ног своих увидели окатанную гальку и
белую пену прибойных волн.
Я не хотел здесь останавливаться, но один из местных жителей узнал, кто мы такие, и просил зайти к нему напиться чаю. От хлеба-соли отказываться нельзя. Хозяин
оказался человеком весьма любезным. Он угощал нас молоком,
белым хлебом, медом и маслом. Фамилии его я не помню, но от души благодарю его за радушие и гостеприимство.
В следующую ночь дом Белосельских был тоже окружен мушкетерами и пожарными, и в надворных строениях была задержана разбойничья шайка, переселившаяся из дома Гурьева. Была найдена и простыня, в которой форейтор изображал «
белую даму». В числе арестованных
оказалось с десяток поротых клиентов квартального.
Все это рваное, линючее, ползет чуть не при первом прикосновении. Калоши или сапоги
окажутся подклеенными и замазанными, черное пальто
окажется серо-буромалиновым, на фуражке после первого дождя выступит красный околыш, у сюртука одна пола
окажется синей, другая — желтой, а полспины — зеленой.
Белье расползается при первой стирке. Это все «произведения» первой категории шиповских ремесленников, «выдержавших экзамен» в ремесленной управе.
Я подбежал к лежавшему, нащупал лицо. Борода и усы бритые… Большой стройный человек. Ботинки, брюки, жилет, а
белое пятно
оказалось крахмальной рубахой. Я взял его руку — он шевельнул пальцами. Жив!
На третьем или четвертом году после свадьбы отец уехал по службе в уезд и ночевал в угарной избе. Наутро его вынесли без памяти в одном
белье и положили на снег. Он очнулся, но половина его тела
оказалась парализованной. К матери его доставили почти без движения, и, несмотря на все меры, он остался на всю жизнь калекой…
Как-то во Владивостоке я и иеромонах Ираклий, сахалинский миссионер и священник, выходили вместе из магазина, и какой-то человек в
белом фартуке и высоких блестящих сапогах, должно быть дворник или артельщик, увидев о. Ираклия, очень обрадовался и подошел под благословение;
оказалось, что это духовное чадо о.
Белое пятно
оказалось большою палаткой, в которой засел какой-то начетчик с Иргиза.
Проба
оказалась удачной. Ольга Сергеевна встала, перешла с постели на кресло и не надела
белого шлафора, а потребовала темненький капотик.
Отец мой позаботился об этом заранее, потому что вода была мелка и без мостков удить было бы невозможно; да и для мытья
белья оказались они очень пригодны, лодка же назначалась для ловли рыбы сетьми и неводом.
Когда молодой человек этот стал переодеваться, то на нем
оказалось превосходнейшее
белье (он очень был любим одной своею пожилой теткой); потом, когда он оделся в костюм, набелился и нарумянился, подвел себе жженою пробкою усики, то из него вышел совершеннейший красавчик.
— Я к вам постояльца привел, — продолжал Неведомов, входя с Павлом в номер хозяйки, который
оказался очень пространной комнатой. Часть этой комнаты занимал длинный обеденный стол, с которого не снята еще была
белая скатерть, усыпанная хлебными крошками, а другую часть отгораживали ширмы из красного дерева, за которыми Каролина Карловна, должно быть, и лежала в постели.
Это звонили на моленье, и звонили в последний раз; Вихрову при этой мысли сделалось как-то невольно стыдно; он вышел и увидел, что со всех сторон села идут мужики в черных кафтанах и черных поярковых шляпах, а женщины тоже в каких-то черных кафтанчиках с сборками назади и все почти повязанные черными платками с
белыми каймами; моленная
оказалась вроде деревянных церквей, какие прежде строились в селах, и только колокольни не было, а вместо ее стояла на крыше на четырех столбах вышка с одним колоколом, в который и звонили теперь; крыша была деревянная, но дерево на ней было вырезано в виде черепицы; по карнизу тоже шла деревянная резьба; окна были с железными решетками.
Наконец барыня вышла на балкон, швырнула сверху в подставленную шляпу Сергея маленькую
белую монетку и тотчас же скрылась. Монета
оказалась старым, стертым с обеих сторон и вдобавок дырявым гривенником. Дедушка долго с недоумением рассматривал ее. Он уже вышел на дорогу и отошел далеко от дачи, но все еще держал гривенник на ладони, как будто взвешивая его.
Фрак был и короток и узок; рукава как-то мучительно обтягивали руки и на швах
побелели; пуговицы обносились; жилет
оказывался с какими-то стеклянными пуговицами, а перчаток и совсем не было… вовсе неприлично!
Однако на другой день он пожелал проверить оценку Анпетова. Выйдя из дому, он увидел, что работник Семен уж похаживает по полю с плужком. Лошадь —
белая, Семен в
белой рубашке — издали кажет, точно
белый лебедь рассекает волны. Но, по мере приближения к пашне,
оказывалось, что рубашка на Семене не совсем
белая, а пропитанная потом.
— Вот старого дармоеда держат ведь тоже! — проговорила она и, делать нечего, накинувшись своим старым салопом, побежала сама и достучалась. Часам к одиннадцати был готов ужин. Вместо кое-чего
оказалось к нему приготовленными, маринованная щука, свежепросольная белужина под
белым соусом, сушеный лещ, поджаренные копченые селедки, и все это было расставлено в чрезвычайном порядке на большом круглом столе.
Юнкера быстро пошли навстречу приехавшим дамам. Подруга Зиночки Белышевой
оказалась стройной, высокой — как раз ростом с Венсана — барышней. Таких ярко-рыжих, медно-красных волос, как у нее, Александров еще никогда не видывал, как не видывал и такой ослепительно
белой кожи, усеянной веснушками.
Многие из среднего класса, как
оказалось потом, заложили к этому дню всё, даже семейное
белье, даже простыни и чуть ли не тюфяки нашим жидам, которых, как нарочно, вот уже два года ужасно много укрепилось в нашем городе и наезжает чем дальше, тем больше.
Когда караульный офицер прибежал с командой и ключами и велел отпереть каземат, чтобы броситься на взбесившегося и связать его, то
оказалось, что тот был в сильнейшей
белой горячке; его перевезли домой к мамаше.
Камер-юнкер, сев за стол, расстегнул свой блестящий кокон, причем
оказалось, что под мундиром на нем был надет безукоризненной чистоты из толстого английского пике
белый жилет.
Не преминула пани Вибель сравнить и
белье на сих джентльменах, причем
оказалось, что у Аггея Никитича из-под жилета чрезвычайно неуклюже торчала приготовленная ему неумелой Агашей густо накрахмаленная коленкоровая манишка, а на камер-юнкере белелось тончайшее голландское полотно.
Под чехлом
оказалось суконное одеяло, подшитое холстом, и толстое
белье слишком сомнительной чистоты.
Впоследствии
оказалось, что Фоме Фомичу в это время было не до
белого быка: у него случились другие дела, другие заботы; другие замыслы созревали в полезной и многодумной его голове.
И в самом деле, при благоприятных обстоятельствах родился этот младенец! Мать, страдавшая беспрестанно в первую беременность, — нося его, была совершенно здорова; никакие домашние неудовольствия не возмущали в это время жизни его родителей; кормилица нашлась такая, каких матерей бывает немного, что, разумеется,
оказалось впоследствии; желанный, прошеный и моленый, он не только отца и мать, но и всех обрадовал своим появлением на
белый свет; даже осенний день был тепел, как летний!..
Мы сидели за чаем на палубе. Разудало засвистал третий. Видим, с берега бежит офицер в
белом кителе, с маленькой сумочкой и шинелью, переброшенной через руку. Он ловко перебежал с пристани на пароход по одной сходне, так как другую уже успели отнять. Поздоровавшись с капитаном за руку, он легко влетел по лестнице на палубу — и прямо к отцу. Поздоровались.
Оказались старые знакомые.
С некоторых пор в одежде дяди Акима стали показываться заметные улучшения: на шапке его, не заслуживавшей, впрочем, такого имени, потому что ее составляли две-три заплаты, живьем прихваченные
белыми нитками, появился вдруг верх из синего сукна; у Гришки
оказалась новая рубашка, и, что всего страннее, у рубашки были ластовицы, очевидно выкроенные из набивного ситца, купленного год тому назад Глебом на фартук жене; кроме того, он не раз заставал мальчика с куском лепешки в руках, тогда как в этот день в доме о лепешках и помину не было.
За обедом Литвинову довелось сидеть возле осанистого бель-ома с нафабренными усами, который все молчал и только пыхтел да глаза таращил… но, внезапно икнув,
оказался соотечественником, ибо тут же с сердцем промолвил по-русски:"А я говорил, что не надо было есть дыни!"Вечером тоже не произошло ничего утешительного: Биндасов в глазах Литвинова выиграл сумму вчетверо больше той, которую у него занял, но ни только не возвратил ему своего долга, а даже с угрозой посмотрел ему в лицо, как бы собираясь наказать его еще чувствительнее именно за то, что он был свидетелем выигрыша.
Пришел я на днях в Летний сад обедать. Потребовал карточку, вижу: судак"авабля" [Испорченное от «au vin blanc». Приведено текстуально. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.) Au vin blanc — в
белом вине]; спрашиваю: да можно ли? — Нынче все, сударь, можно! — Ну, давай судака «авабля»! —
оказалась мерзость. Но ведь не это, тетенька, дорого, а то, что вот и мерзость, а всякому есть ее вольно!
— Кошки. Вот ваша записка: «Двенадцать
белых кошек». Ну, так во всем Тамбове только девять чисто
белых оказалось… И то две кошки у просвирни взял, по рублю залогу оставил.
Маша часто уходила на мельницу и брала с собою сестру, и обе, смеясь, говорили, что они идут посмотреть на Степана, какой он красивый. Степан, как
оказалось, был медлителен и неразговорчив только с мужчинами, в женском же обществе держал себя развязно и говорил без умолку. Раз, придя на реку купаться, я невольно подслушал разговор. Маша и Клеопатра, обе в
белых платьях, сидели на берегу под ивой, в широкой тени, а Степан стоял возле, заложив руки назад, и говорил...
Раздавшееся шушуканье в передней заставило генерала вскочить и уйти туда. На этот раз
оказалось, что приехали актриса Чуйкина и Офонькин. Чуйкина сначала опустила с себя бархатную, на
белом барашке, тальму; затем сняла с своего рта сортиреспиратор, который она постоянно носила, полагая, что скверный московский климат испортит ее божественный голос. Офонькин в это время освободил себя от тысячной ильковой шубы и внимательно посмотрел, как вешал ее на гвоздик принимавший платье лакей.
Отличная память моя относительно математики
оказывалась чистым листом
белой бумаги, на котором не сохранялось ни одного математического знака, а потому наставник мой, сообразно моим природным наклонностям и способностям, устроил план моего образования: общего, легкого, преимущественно литературного.
Яйца
оказались упакованными превосходно: под деревянной крышкой был слой парафиновой бумаги, затем промокательной, затем следовал плотный слой стружек, затем опилки, и в них замелькали
белые головки яиц.
Входит коридорный лакей-старик и спрашивает, есть ли у меня постельное
белье. Я задерживаю его минут на пять и задаю ему несколько вопросов насчет Гнеккера, ради которого я приехал сюда. Лакей
оказывается уроженцем Харькова, знает этот город как свои пять пальцев, но не помнит ни одного такого дома, который носил бы фамилию Гнеккера. Расспрашиваю насчет имений — то же самое.
С большим трудом вынули из его когтей очень большую, почти
белую сову, которая тут же издохла: на ястребе никаких знаков повреждения не
оказалось.
Боявшийся старых тетенек Любви и Анны Неофитовен, постоянно мучивших меня экзаменными вопросами, я неохотно шел и к новой тетеньке. Но новая тетенька Варвара Ивановна, расцеловавшая меня,
оказалась молодою и румяною дамою со свежим цветом лица под
белою бастовою шляпкой, и распространявшей сильный и сладкий запах духов. Она с первого же раза обозвала меня «Альфонсом», какое имя я сохранил в устах ее на всю жизнь.
Дворецкий привел Харлова в зеленый кабинет и тотчас побежал за кастеляншей, так как
белья на постели не
оказалось. Сувенир, встретивший нас в передней и вместе с нами вскочивший в кабинет, немедленно принялся, с кривляньем и хохотом, вертеться около Харлова, который, слегка расставив руки и ноги, в раздумье остановился посреди комнаты. Вода все еще продолжала течь с него.
Егоре впоследствии совершенно объяснилось: батюшка через некоторых соглядатаев знал решительно все, что делалось в его приходе, и, как
оказалось, его «служанка» ранним утром под каким-то благовидным предлогом завертывала к Фатевне и по пути заполучила все нужные сведения относительно того, кто, зачем и надолго ли приехал к Мухоедову; «искра», блеснувшая в голове Асклипиодота, и его благодарственный поцелуй моей руки были только аксессуарами, вытенявшими истинный характер просвещенного батюшки, этого homo novus [Нового человека (лат.).] нашего
белого духовенства.