Неточные совпадения
Обращением этим
к жене он давал чувствовать Вронскому, что желает остаться один и, повернувшись
к нему, коснулся шляпы; но Вронский
обратился к Анне Аркадьевне...
— Ну, что, дичь есть? —
обратился к Левину Степан Аркадьич, едва поспевавший каждому сказать приветствие. — Мы вот с ним имеем самые жестокие намерения. — Как же, maman, они с тех пор не были в Москве. — Ну, Таня, вот тебе! — Достань, пожалуйста, в коляске сзади, — на все стороны говорил он. — Как ты посвежела, Долленька, — говорил он
жене, еще раз целуя ее руку, удерживая ее в своей и по трепливая сверху другою.
— Хотите простокваши? Маша, пришли нам сюда простокваши или малины, —
обратился он
к жене. — Нынче замечательно поздно малина держится.
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, —
обратился он
к жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он
к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
— А ты поедешь? —
обратился Степан Аркадьич
к жене.
Когда же встали из-за стола и дамы вышли, Песцов, не следуя за ними,
обратился к Алексею Александровичу и принялся высказывать главную причину неравенства. Неравенство супругов, по его мнению, состояло в том, что неверность
жены и неверность мужа казнятся неравно и законом и общественным мнением.
— Расскажите нам что-нибудь забавное, но не злое, — сказала
жена посланника, великая мастерица изящного разговора, называемого по-английски small-talk
обращаясь к дипломату, тоже не знавшему, что теперь начать.
Он, этот умный и тонкий в служебных делах человек, не понимал всего безумия такого отношения
к жене. Он не понимал этого, потому что ему было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он в душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором у него находились его чувства
к семье, т. е.
к жене и сыну. Он, внимательный отец, с конца этой зимы стал особенно холоден
к сыну и имел
к нему то же подтрунивающее отношение, как и
к желе. «А! молодой человек!»
обращался он
к нему.
— Так вы
жену мою увидите. Я писал ей, но вы прежде увидите; пожалуйста, скажите, что меня видели и что all right. [всё в порядке.] Она поймет. А впрочем, скажите ей, будьте добры, что я назначен членом комиссии соединенного… Ну, да она поймет! Знаете, les petites misères de la vie humaine, [маленькие неприятности человеческой жизни,] — как бы извиняясь,
обратился он
к княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и двенадцать сестер. Я вам говорил?
— Тише! — прервал меня Пугачев. — Это мое дело. А ты, — продолжал он,
обращаясь к Швабрину, — не умничай и не ломайся:
жена ли она тебе, или не
жена, а я веду
к ней кого хочу. Ваше благородие, ступай за мною.
Ведь вот ты, — прибавил он,
обращаясь к сидевшему на козлах мужику, ты, — умница, есть у тебя
жена?
Гордость его страдала, и он мрачно
обращался с
женой. Когда же, однако, случалось, что Илья Ильич спрашивал какую-нибудь вещь, а вещи не оказывалось или она оказывалась разбитою, и вообще, когда случался беспорядок в доме и над головой Захара собиралась гроза, сопровождаемая «жалкими словами», Захар мигал Анисье, кивал головой на кабинет барина и, указывая туда большим пальцем, повелительным шепотом говорил: «Поди ты
к барину: что ему там нужно?»
— Да, это правда: надо крепкие замки приделать, — заметил Леонтий. — Да и ты хороша: вот, — говорил он,
обращаясь к Райскому, — любит меня, как дай Бог, чтоб всякого так любила
жена…
Нехлюдов хотел уйти, но
жена адвоката пошепталась с мужем и тотчас же
обратилась к нему.
Фабричный, отпив из бутылки, подал ее
жене.
Жена взяла бутылку и, смеясь и покачивая головой, приложила ее тоже ко рту. Заметив на себе взгляд Нехлюдова и старика, фабричный
обратился к ним...
К Привалову Надежда Васильевна относилась теперь иначе, чем в Узле; она точно избегала его, как это казалось ему иногда. О прежних откровенных разговорах не было и помину; в присутствии Привалова Надежда Васильевна
обращалась с мужем с особенной нежностью, точно хотела этим показать первому, что он здесь лишний. Даже Лоскутов заметил эту перемену в
жене и откровенно, как всегда, высказал ей свое мнение.
— Знаете, знаете, это он теперь уже вправду, это он теперь не лжет! — восклицал,
обращаясь к Мите, Калганов. — И знаете, он ведь два раза был женат — это он про первую
жену говорит — а вторая
жена его, знаете, сбежала и жива до сих пор, знаете вы это?
Она надеялась, что Галактион
обратится к ней за помощью, чтобы помириться с
женой, но и тут он обошелся без нее.
— Ни-ни-ни! Типун, типун… — ужасно испугался вдруг Лебедев и, бросаясь
к спавшему на руках дочери ребенку, несколько раз с испуганным видом перекрестил его. — Господи, сохрани, господи, предохрани! Это собственный мой грудной ребенок, дочь Любовь, —
обратился он
к князю, — и рождена в законнейшем браке от новопреставленной Елены,
жены моей, умершей в родах. А эта пигалица есть дочь моя Вера, в трауре… А этот, этот, о, этот…
— Да, так, конечно, пока что будет, устроиваться нельзя, — заметила
жена Нечая и сейчас же добавила: — Евграф Федорович! да что вы
к нам-то их, пока что будет, не пригласите? Пока что будет, пожили бы у нас, —
обратилась она приветливо
к Розанову.
Оставаясь в городе, он стал осаждать Полиньку беспрерывными требованиями вспомоществования, приходил
к ней, заводил дебош и, наконец,
обратился к полиции с требованием обязать
жену к совместному с ним сожительству.
В тот день, когда ее квартирные хозяева — лодочник с
женой — отказали ей в комнате и просто-напросто выкинули ее вещи на двор и когда она без сна пробродила всю ночь по улицам, под дождем, прячась от городовых, — только тогда с отвращением и стыдом решилась она
обратиться к помощи Лихонина.
— Вы знаете, мне все равно, что трефное, что кошерное. Я не признаю никакой разницы. Но что я могу поделать с моим желудком! На этих станциях черт знает какой гадостью иногда накормят. Заплатишь каких-нибудь три-четыре рубля, а потом на докторов пролечишь сто рублей. Вот, может быть, ты, Сарочка, —
обращался он
к жене, — может быть, сойдешь на станцию скушать что-нибудь? Или я тебе пришлю сюда?
«Я тебя давно знаю, — проговорила она как-то резко, — успеем поздороваться, а вот дай мне хорошенько разглядеть твою
жену!» Наконец, она сказала: «Ну, кажется, мы друг друга полюбим!» — и
обратилась к моему отцу, обняла его очень весело и что-то шепнула ему на ухо.
— Ну, так я, ангел мой, поеду домой, — сказал полковник тем же тихим голосом
жене. — Вообразите, какое положение, —
обратился он снова
к Павлу, уже почти шепотом, — дяденька, вы изволите видеть, каков; наверху княгиня тоже больна, с постели не поднимается; наконец у нас у самих ребенок в кори; так что мы целый день — то я дома, а Мари здесь, то я здесь, а Мари дома… Она сама-то измучилась; за нее опасаюсь, на что она похожа стала…
— Какова бестия, — а? Какова каналья? —
обратился он прямо
к жене. — Обещала, что напишет и
к графу, и
к принцу самому, а дала две цидулишки
к какому-то учителю и какому-то еще секретаришке!
— Что! притихла небось! —
обратился Василий Иваныч
к своей
жене, высокой и статной брюнетке, которая даже в Париже, этом всесветном сборном пункте красивых кокоток, не осталась незамеченною.
Там уже прохаживались медленно взад и вперед три дамы, только что приехавшие, все три — пожилые. Самая старшая из них,
жена заведующего хозяйством, Анна Ивановна Мигунова,
обратилась к Ромашову строгим и жеманным тоном, капризно растягивая концы слов и со светской важностью кивая головой...
— А помнишь, Маня, —
обращается он через стол
к жене, — как мы с тобой в Москве в Сундучный ряд бегали? Купим, бывало, сайку да по ломтю ветчины (вот какие тогда ломти резали! — показывает он рукой) — и сыты на весь день!
Все это тем больше беспокоило ее, что не
к кому было
обратиться за советом. И скворец, и скворешница, и дятел, и
жена его — все перемерло, так что Ардальон Семеныч остался полным властелином и состояния, и действий своих.
— А! Даша, как это тебе нравится? —
обратился он
к жене.
— Да, я недурно копирую, — отвечал он и снова
обратился к Калиновичу: — В заключение всего-с: этот господин влюбляется в очень миленькую даму,
жену весьма почтенного человека, которая была, пожалуй, несколько кокетка, может быть, несколько и завлекала его, даже не мудрено, что он ей и нравился, потому что действительно был чрезвычайно красивый мужчина — высокий, статный, с этими густыми черными волосами, с орлиным, римским носом; на щеках, как два розовых листа, врезан румянец; но все-таки между ним и какой-нибудь госпожою в ранге действительной статской советницы оставался salto mortale…
Джемма благодарила Санина за то, что он не усумнился
обратиться к ней, что он имел
к ней доверие; не скрывала от него и того, что она точно после его бегства пережила тяжелые мгновенья, но тут же прибавляла, что все-таки считает — и всегда считала — свою встречу с ним за счастье, так как эта встреча помешала ей сделаться
женою г-на Клюбера и таким образом, хотя косвенно, но была причиной ее брака с теперешним мужем, с которым она живет вот уже двадцать восьмой год совершенно счастливо, в довольстве и изобилии: дом их известен всему Нью-Йорку.
— Для че не позвать! Дмитревна, сходи за Аксютой! — проговорил Власий,
обращаясь к перегородке, за которой сидела его
жена, старуха бестолковая и ленивая.
— У Тулузова, у откупщика, — нехотя отвечал ему пристав и снова
обратился к Лябьеву: — Ах, чтобы не забыть, кстати разговор об этом зашел: позвольте вас спросить, как приходится господину Марфину
жена Тулузова: родственница она ему или нет?
— Быть таким бессмысленно-добрым так же глупо, как и быть безумно-строгим! — продолжал петушиться Егор Егорыч. — Это их узкая французская гуманитэ, при которой выходит, что она изливается только на приближенных негодяев, а все честные люди чувствуют северитэ [Северитэ — франц. severite — строгость, суровость.]… Прощайте!.. Поедем! — затараторил Егор Егорыч,
обращаясь в одно и то же время
к Углакову и
к жене.
— Напиши, Катрин, если Василий Иваныч желает этого! —
обратился Ченцов
к жене.
— Тогда вот что мы сделаем! — начал Егор Егорыч. — Monsieur Терхов, —
обратился он потом
к гегелианцу, — вы сведите мою
жену на эту церемонию, а я устал и поеду домой.
— Вишь, дурачье! — сказал царевич,
обращаясь с усмешкой
к Басманову. — Они б хотели и
жен и товар про себя одних держать! Да чего вы расхныкались? Ступайте себе домой; я, пожалуй, попрошу батюшку за вас, дураков!
Жена его
обращалась к бабушке и вставляла слово...
— Все о том же. Il a eu quelques desagrements avec le commandant de la place. Simon a eu tort. [У него были кое-какие неприятности с комендантом крепости. Семен был не прав (франц.).] But all is well what ends well, [Но все хорошо, что хорошо кончается (англ.).] — сказал он, передавая
жене письмо, и,
обращаясь к почтительно дожидавшимся партнерам, попросил брать карты.
— Ты! —
обращался Шкалик
к жене. — Дай перец, не видишь?
Софья Николавна скоро одумалась, вновь раскаянье заговорило в ней, хотя уже не с прежнею силой; она переменила тон, с искренним чувством любви и сожаления она
обратилась к мужу, ласкала его, просила прощенья, с неподдельным жаром говорила о том, как она счастлива, видя любовь
к себе в батюшке Степане Михайлыче, умоляла быть с ней совершенно откровенным, красноречиво доказала необходимость откровенности — и мягкое сердце мужа, разнежилось, успокоилось, и высказал он ей все, чего решился было ни под каким видом не сказывать, не желая ссорить
жену с семьей.
«Помилуй, Алексей Степаныч, — продолжал он,
обращаясь к мужу, —
жена твоя меня разорит.
От Ильинской Пугачев опять
обратился к Верхне-Озерной. Ему непременно хотелось ее взять, тем более что в ней находилась
жена бригадира Корфа. Он грозился ее повесить, злобясь на ее мужа, который думал обмануть его лживыми переговорами.
«Было, — говорю, — сие так, что племянница моя, дочь брата моего, что в приказные вышел и служит советником, приехав из губернии, начала обременять понятия моей
жены, что якобы наш мужской пол должен в скорости
обратиться в ничтожество, а женский над нами будет властвовать и господствовать; то я ей на это возразил несколько апостольским словом, но как она на то начала, громко хохоча, козлякать и брыкать, книги мои без толку порицая, то я, в книгах нового сочинения достаточной практики по бедности своей не имея, а чувствуя, что стерпеть сию обиду всему мужскому колену не должен, то я, не зная, что на все ее слова ей отвечать, сказал ей: „Буде ты столь превосходно умна, то скажи, говорю, мне такое поучение, чтоб я признал тебя в чем-нибудь наученною“; но тут, владыко, и
жена моя, хотя она всегда до сего часа была женщина богобоязненная и ко мне почтительная, но вдруг тоже
к сей племяннице за женский пол присоединилась, и зачали вдвоем столь громко цокотать, как две сороки, „что вас, говорят, больше нашего учат, а мы вас все-таки как захотим, так обманываем“, то я, преосвященный владыко, дабы унять им оное обуявшее их бессмыслие, потеряв спокойствие, воскликнул...
— Ему бы поучиться летать у
жены своей, Маринки, — сказал стрелец. — Говорят, будто б эта ведьма, когда приступили
к царским палатам, при всех обернулась сорокою, да и порх в окно!.. Чему ж ты ухмыляешься? — продолжал он,
обращаясь к купцу. — Чай, и до тебя этот слух дошел?
— Прощай, матушка Ока!.. — сказал Глеб, бессильно опуская на грудь голову, но не отнимая тусклых глаз своих от окна. — Прощай, кормилица… Пятьдесят лет кормила ты меня и семью мою… Благословенна вода твоя! Благословенны берега твои!.. Нам уж больше не видаться с тобой!.. Прощай и вы!.. — проговорил он,
обращаясь к присутствующим. — Прощай,
жена!..
Но зато при первом звуке, раздавшемся в сенях, он быстро поднял голову и тотчас же
обратился в ту сторону. Увидев
жену, которая показалась на крылечке с коромыслом и ведрами, он пошел
к ней навстречу, самодовольно ухмыляясь в бороду.
Во время завтрака веселье рыбака не прерывалось ни на минуту. Со всем тем он не коснулся ни одного пункта, имевшего какое-нибудь отношение
к разговору с хозяйкой; ни взглядом, ни словом не выдал он своих намерений. С окончанием трапезы, как только Петр и Василий покинули избу, а
жена Петра и тетка Анна, взяв вальки и коромысла, отправились на реку, Глеб
обратился к Акиму...